Ольга Кравченко, Вовка и Алексей Шишкин

Новая семья Александра Титова

Похоже, дурка скоро станет еще омерзительней. Дело в том, что Голая Мама Агибалова положила глаз на смазливого Юрика Слободяна. Сначала похотливая тётка тщательно скрывала своё вожделение, но в ночь на Рождество хряпнула лишнего и спалилась. Вставшая под утро, пардон, пописать, беременная Осля услышала из спальни мамандры хриплые стоны и, цокая копытами, поднялась на второй этаж. Из-за двери доносилось: «Юра! Юрочка!!!». Осля приоткрыла дверь и увидела… Да ни хрена она не увидела. Голая Мама валялась на сбившихся простынях абсолютно голая и абсолютно одна. Скрюченными старческими руками она прижимала к себе обмусоленную подушку и жарко стонала, периодически выкрикивая знакомое имя.

    «Фига се!», — подумала Осля. «Мама скучает по папе? Наверное, она заболела! Нужно срочно звонить ветеринару». Если в первые 26 лет своей жизни бедная Осля знала только одного врача — психиатра, то с появлением в их доме Брюлика узнала еще и ветеринара, а, забеременев, познакомилась с гинекологом. Упоминание о папе она сочла положительным проявлением, поэтому психиатра отмела сразу. Что-то ей подсказывало, что гинекологу тоже звонить рано. «Муж-секс-гинеколог» — такую простую схему она запомнила твердо, хоть и не отличалась ни хорошей памятью, ни большим умом. Поэтому Осля остановила свой выбор на ветеринаре и уже готова была вызвать этого так необходимого ИрСанне специалиста, но вспомнила, что его телефон есть только в айфоне мамы. Пытаясь обнаружить мобильник матери, ловкая беременная девушка опрокинула торшер, вывернула на пол пару ящиков, сломала кресло и обрушила на пол гардину при осмотре подоконника. «Какого .уя?», — донеслось с кровати. Это проснулась взрослая мудрая женщина.

    «Мама! Ты так стонала во сне и звала папу», — попыталась объяснить свое вторжение в будуар стареющей кокотки Осля. «Я решила вызвать тебе ветеринара и искала твой телефон». «Какой, млять, ветеринар? Какой к хренам папа? На кой ляд мне сдался этот пучеглазый обмылок? Я Слободяна хочу!!!», — на одном дыхании проорала Голая Сволочь и осеклась, увидев выражение лица дочери. И без того не красавица, Олечка выглядела, как монах-отшельник, обнаруживший в своей келье группу Пуси-Райт в полном составе и абсолютно без одежды. «Вооон!». — рявкнула мудрая женщина. Осля мгновенно исчезла, оставив на полу желтоватую лужицу.

    Илюша Гажиенко если и слыл тюленем, то лишь благодаря собственной хитрожопости. Эта хитрожопость давала ему возможность неделями возлежать на диване с приставкой, забив метровый болт на бытовые проблемы и зарабатывание бабла. С дивана Илюша вставал в двух случаях: по нужде и по приказу оргов. Утешая испуганную жену, он мигом смекнул, какую выгоду можно извлечь из ситуации, и набрал Растопырова.

    Растопыров пребывал в отвратном расположении духа. Пока он зажигал в клубе, какой-то гад написал на его тачке «ДОМ2 – ЧУХНЯ!» и обоссал все колёса. Впрочем, последнее мог сделать кто угодно — посетители вываливались из заведения, как кегли. Так и сейчас, когда ПАПА телестройки выполз на крыльцо, вокруг блевали, матерились и били друг другу морды человек двадцать. С изрядной долей брезгливости Растопыров стряхнул с плеча снятую было тёлку и погрузился в салон. Именно в этот момент и зазвонил телефон. Это был Гажик с новой идеей.

    Мысль у Илюхи, собственно говоря, была примитивна, как супружеский секс, но выгодна, как продажа урана за бугор. ПАПА привык держать хомяков в страхе. Те, кто не пИсался при его появлении, на проекте долго не задерживались. Штаны Юрика Слободяна становились мокрыми от одного только голоса в наушнике. Поэтому заставить его жахнуть Голую Маму Агибалову было проще, чем сосчитать зубы Венца. ИрСанне же эта связь сулила не только плотские утехи, но и полное признание ее неотразимости. А это обсуждения, сплетни, обиды, скандалы и, конечно, вожделенные рейтинги. За такой подарок женскому самомнению у алчной тётки можно было выторговать многое, а именно, отказ от очередной пластики за счет проекта, прежний уровень зарплаты, который старая фарья считала явно заниженным, и (о, счастье!!!) выселение мамандры в женскую спальню после ухода Гажиенок в декрет. Так… мечтал Растопыров… Освободится вип, заселим туда Гусей, отправим Фёклу на бл@дки...

    — Стоп! А что ты-то за это хочешь, Илья? Небось, прибавку или квартиру? Так бюджет на 2013 год уже утвержден, — поспешил сообщить Великий и Ужасный.
    И тут случилось то, чего Расторгев совершенно не ожидал. Сообразив, что денежки снова уплывают из под носа, Гажиенко заплакал.
    — Отпустите нас с женой! Отпустите Христа ради!, — всхлипывал дрожащий голос в трубке. Мы уедем в Краснодар — от тёщи, от этого полигона на болоте, где меня заставляют строить какую-то халабуду, от камер…
    — Накося выкуси!», — захохотал ПАПА. Хочешь свалить — вали. Без трудовой, без расчета, со штрафными санкциями. И ИрСанне расскажу о твоем предательстве.
    — Не надо. Я все понял, — тоненько проскулил Илюша.
    В трубке послышались гудки отбоя. «А и ладно», — подумал Гажиенко. «Может, его трамвай задавит, или он рыбой фугу отравится, и тогда новый добрый ПАПА нам все выплатит. Бывают же добрые боссы?»

    За окном светало. Илья залез под одеяло, привычным движением отпихнув подальше жену, и захрапел. Где-то этажом выше улыбалась, видя эротический сон, тёща. И снился ей голенький Слободян, нежно целующий её сморщенную индюшачью шею, а Катька Токарева, пританцовывая, подавала им бокалы с «Шампанским». По Кутузовскому летел Бентли. За рулем сидел почти счастливый и полный новых идей Растопыров. Он еще не знал, что Клубника опять набил кому-то морду, и проекту снова придется изрядно раскошелиться, чтобы замять дело…