Антихламур

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Антихламур » Дом2 и другие реалити-шоу » Хомячьи шедевры


Хомячьи шедевры

Сообщений 31 страница 60 из 166

31

25 августа Первый день «за периметром»

Утром я проснулся еще на проекте, но мысли мои были уже далеко. Я как будто в последний раз окинул взглядом комнату. Все было такое родное и уже чужое. Вот эти не­уютные темно-зеленые стены, на которых каждый санти­метр увешан Олиными фотографиями, пол, покрытый ли­нолеумом, порванным в тех местах, где я двигал шкаф. Полка, два стеллажа для книг, которые сам делал для на­шего домика. Книги, накопившиеся за три с половиной го­да, мое кресло, в котором я люблю читать, укрывшись пле­дом, кровать под скошенным потолком, в которой так редко был секс. Окно, за которым хорошая погода...
Я спустился вниз, зашел на кухню. На столе были раз­бросаны обертки от печенья, крошки, грязный нож, пол­палки вареной колбасы, засохшей на срезе, очистки от картошки и лука. Из холодильника воняло как из помой­ного ведра. По всей вероятности, кто-то забыл там лук, и тот, пролежав, наверное, месяц, протух. Кухня на «Д2» — это катастрофа, длящаяся три с половиной года! Бороться с этим бесполезно. Тут никто не убирает. Меня всегда это бесило.
Брезгливо взяв тарелку из стопки грязной посуды, стоящей в раковине, я отмыл ее от жира, засыпал туда ка­шу быстрого приготовления и залил кипятком. Расчистил на столе ровно столько места, сколько мне было необходи­мо для завтрака. Съел быстро кашу. Тарелку мыть не стал. Она вполне гармонично вписалась в натюрморт на столе.
Наше прощание не было долгим. Оля довела меня до машины, причитая по дороге. Мы обнялись, пожелали друг другу силы, ума и терпения, сказали, что любим, и я поехал. Она помахала рукой, стоя на фоне подвесного моста, по которому я вчера вернулся с встречи с продю­сером и шеф-редактором.
На Казанском вокзале в поезде номер четыре, в во­семь сорок восемь, точно по расписанию, началась моя жизнь «за периметром».
***********
26 августа Скандал дома.

[spoiler]Родители встретили меня в Армавире на вокзале. Та­кие милые, маленькие, любящие! Приятно...
Добрались до дома быстро. Мама на скорую руку де­лала завтрак.
Ты в этот раз надолго?
Не знаю.
Как это не знаю? Тебе когда надо быть снова на проекте?
Не знаю...
То есть как не знаю?
Мам... я ушел...
Откуда ушел?
С проекта.
Как это?!
Ушел с проекта?! — подключился папа. -Да!
Что случилось?
Насовсем ушел?!
Вопросы родителей посыпались как горох.
Не знаю,— с натянутой улыбкой отвечал я, думая, как правильнее все подать.
И как все произошло?
Так ты больше туда не вернешься?
А что дальше?
Давайте не так быстро. Можно все по порядку? Отлично! Позавчера меня вызвали на разговор с продю­сером. Я пришел, и ребята мне популярно объяснили, что в Интернете плавает ролик, где я курю.
Ты куришь?!
Да нет же! Канал и продакшен посчитали, что зри­тель может подумать, что я курю там марихуану.
—Марихуану?! -Да.
А что ты там куришь на самом деле?
Мам, я там курю трубку.
Точно?!
Точно.
А в трубке что?
Табак.
Точно?!
Да точно! — Руки почему-то взмокли, глаза забе­гали. Последний раз я чувствовал себя так, когда в пя­том классе мама мне наказала смотреть за братом. Я за­игрался в футбол, а он залез в помойку и объелся каких-то таблеток. Брата отвезли в реанимацию, а мне дома устроили выволочку. Сейчас я чувствовал себя приблизительно так же.— Короче, мам, мне сказали, что в преддверии президентских и парламентских выбо­ров каналу не нужны сложности, которые могут возни­кнуть в связи с этим роликом, и меня отправили в от­пуск на восемь месяцев, т— На сколько?!
На восемь.
Ого! А на Лобном это обсуждали?
Нет.
А ребята что?
Ребятам Германовский скажет все, чтобы знали и боялись. А мне он пообещал, что в эфире это обсуждать­ся не будет.
Странно, непохоже на «Д2»,— вышел из комы папа и подключился к беседе.— Они же любят все дерьмо на вилы поднять. А может быть, ты нам что-то недоговари­ваешь?
Все я договариваю. Им, видимо, действительно не нужен такой скандал.
Ну ты, Роман, даешь! Ну учудил!
Пап, ну что ты начинаешь!
Да что я начинаю! А начинаю потому, что нет ды­ма без огня! Раз поперли тебя, значит, за дело!
Вопрос, за какое! — вставила мать.
Это тоже правда. За косячок не поперли бы! А мо­жет быть, ты действительно подсел?! И не на травку, а на что-то посерьезнее?!
Да что ты такое говоришь! — начал заводиться я от их чрезмерной подозрительности.— Может быть, те­бе вены показать? На вот, смотри!
Давай! Буду смотреть!
Да вы что, сдурели, что ли?! Я с роду сигареты не выкурил, а тут из-за косячка такое начинается!
Вот так с косячка все и начинается!
Так, хватит! Я говорю вам серьезно: не курю и не ширяюсь! Еще слова какие-то нужны?
А что это тебя тогда из «Дома» поперли? — пере­шла на крик мать.
Я же объяснил, у них там выборы и каналу этот видео ролик может сильно помешать!
Да что ты мне тут горбатого к стенке лепишь! Ка­налу может помешать!..— завелся папа.
Так, знаете что?! Орать хватит! Мне поддержка ваша в этот момент нужна, а не нравоучения. Я уже до­статочно взрослый и сам отвечаю за свою жизнь! У тебя на работе Интернет есть?
А что?
Да ничего! Сегодня на работу пойдешь и посмо­тришь сам этот ролик, если мне не веришь.
Вот и посмотрю!
Вот и посмотри.
Отец пошел к себе в комнату и начал быстро соби­раться на работу. Мама молча убирала со стола.
Ты иди в душ и ложись, отсыпайся после доро­ги, герой. Разошелся тут! — уже спокойно сказала она.
Да что-то уже и не хочется.
Иди-иди, всю ночь небось в поезде ворочался.
Ну, вообще, правда плохо спал.
Я же знаю! Иди отдохни немного. Отец уже на ра­боту опоздал с вашими рассуждениями, не отвлекай его. Вечером поговорите.
Ну, тогда все. Пошел я.
Иди-иди.
Я пошел в свою комнату и заснул. До самого вечера я никуда не выходил из комнаты. Сидел и копался в Интер­нете.
_______________
(Спасибо Чукча)

+1

32

28 августа Уход по сценарию

Папа вчера целый день копался в Сети, но ролик так и не нашел. Мои попытки снова его посмотреть тоже не увенчались успехом. Поисковик выдавал огромное чи­сло ссылок, но ни по одной из них видео не было. Ду­маю, что это люди из холдинга быстро замели следы! Вот как интересно получается: сами раздули эту исто­рию, выперли меня и тут же все за собой почистили.
Вечером мы собрались за столом ужинать и обсужда­ли истинные причины моего ухода.
А может быть, не из-за видеоролика? Может быть, это из-за квартиры? — предположил я.
Из-за какой квартиры? — не понял отец.
Смотри, незадолго до ухода нам всем объявили о планах на будущее. Замысел таков: к 5 ноября стариков переселят с поляны в город, а потом начнется розыгрыш московской квартиры, и 14 февраля, в День святого Ва­лентина, кто-то из пар получит московскую квартиру.
Я что-то об этом ничего не знаю.
Ничего удивительного. Вам еще показать не успе­ли. Так вот что я по этому поводу думаю.
Ну?
Надо на все смотреть с точки зрения продюсера, и многое становится ясным. А его главная задача какая?
Заинтересовать народ.
Совершенно верно! Заставить всю страну сидеть перед телевизором с 21:00 до 22:00 и смотреть «Д2»! А как говорит наш любимый продюсер: самая сильная мотивация телесмотрения — это несправедливость по отношению к любимым персонажам. Вот тут-то все и сходится. Итак, убираем Романа с проекта. Оля останет­ся без поддержки. Друзей у нее в периметре нет, а врагов — полным-полно. Натравить Меньшикова, Калганова на Бузову не составит труда, да они и сами с удовольствием нападут на беззащитное мяско. Все бабушки будут по ве­черам собираться на лавочке после очередной серии и перетирать: как же это нашу любимую Оленьку снова обидели. А потом еще и переселение в город! О! Вот это вообще гениальный ход. Скажем всем старичкам, что они теперь заслужили московские квартиры, и с 1 нояб­ря будет глобальное переселение. Мечты сбываются! У каждого теперь по собственной квартире! Здорово! По­трясающе! Вы так этого хотели, и вот наконец-то все это случится! И в тот самый момент, когда она поверит в это и больше всего на свете захочет переселиться в эти но­вые съёмочные декорации, ее право на эти декорации ос­порят! Могут, конечно, даже не вселить!
А зачем все это нужно?!
Как это зачем?! Ты хоть представляешь, как плот­но народ подсядет на развитие этой истории? Скорее всего, даже именно так и будет. Ее не вселят! Народ бу­дет негодовать! Будут плевать в телевизор, протирать и снова смотреть! Как это с нашей Бузовой снова неспра­ведливо поступили! Зрителю ведь именно это и надо — сопереживание и косвенное участие посредством CMC.
Тут ты прав, конечно. За три года вы уже членами миллионов семьей стали, а если уж кого-то из вас лю­бят, то как детей родных.
А если б меня не слили, я нашел бы нужные сло­ва, защитил, направил, и все это выглядело бы как оче­редная провокация ведущих. Тогда бы и Бузова не так ярко реагировала, а вместе с ней и зритель был бы спо­коен. А тут как остро получилось! Третьяков загадочно уходит с проекта, Оля остается одна на растерзание! Нападают даже вчерашние друзья! Какой поворот!
Представляешь возмущение телезрителей?! А народ у нас в стране сердобольный! Девушку непорочную, три года проблем не ведавшую, одну шакалам на съедение оставили! Обижают незаслуженно, так, глядишь, в квартирку московскую не вселят! Какое разочарование! Какая чудовищная несправедливость! Уж тут Оля кро­кодильими слезами все Лобное место зальет, а народ вместе с ней — диваны перед телевизором! Это же жуть как интересно! Народ за уши будет от экрана не- оття­нуть! Вот ради этого меня и убрали!
Возможно. Решили одним выстрелом стадо зайцев убить. Ты не будешь баламутить народ в периметре, по­лучишь свой урок, вылетев с проекта, Оля скинет корону и в очередной раз вволю поплачет, зритель получит изу­мительную историю, за которой интересно наблюдать, а холдинг желанные рейтинги.
Видишь сколько плюсов! А ролик, думаю, просто повод.
А выборы у нас 2 апреля... Долго тебе ждать воз­вращения. Не боишься, что за это время приведут Оленьке твоей какого-нибудь Стасика?
Конечно, приведут. Без этого неинтересно. Как раз для нее проверка на вшивость.
Не боишься потерять?
Нет. Не потеряю.
Не знаю, Роман, тут бы я не был на твоем месте так уверен... А может, ну его, этот проект, ушел и ушел.
В смысле?
В прямом! Ты же давно хотел уйти, так вот тебе эта возможность. Строй новую жизнь.
Да я тоже вот думаю, что вернуться будет уже сложно, особенно после восьми месяцев жизни. Посмо­трим. Все может быть, надо сначала попробовать эту ва­шу жизнь на вкус. Может быть, она после телевизора пресной покажется.
29 августа
Из телевизора начали доноситься знакомые звуки.
Мам, давай не будем «Д2» смотреть?!
А что такое? Думаешь, ты ушел и сразу перестало быть интересным? Ишь какой деловой! Не хочешь смо­треть — иди в свою комнату и смотри, что хочешь.
Мама, ужас! А говорили: «Мы только ради' тебя смотрим!»
Так, не отвлекай меня. Не хочу пропустить дета­ли. Посмотрю, кто что скажет, на Оленьку твою посмо­трю. Ух ты, смотри, у них оформление новое! «Город любви»... ну надо же, как здорово!
Да, хорошо сделали.
А вот и суслешенька твоя... одна.
Надо же, правда одна. Меня нет...
Как-то уж слишком быстро они все сделали. По­завчера ты ушел, а сегодня у программы новое оформле­ние, и тебя уже в нем нет! А как все это делается?
Что все?
Ну, вот оформление это.
Дизайнеры разрабатывают макет. Макет утвержда­ет начальство. Потом нас пригоняют в фотостудию, сни­мают. Фотографии обрабатывают и вклеивают в видео.
А тебя снимали на оформление?
Нет... не снимали!
А Олю?
Олю снимали. Надо же, а я не придал этому значе­ния, думал, меня позже снимут.
Значит, к тому моменту, когда делали новое офор­мление, с тобой уже все было решено.— Мама посмо­трела на меня из-под очков.
Оставалось только меня в известность поставить.
Вот именно. Ну ладно, не отвлекай, дай посмотреть.
Мам, да я не в этой серии уйду. Завтра.
Ничего страшного, мне все равно надо все посмотреть.
30 августа
Сегодня показывали серию, где я ухожу из «Д2»! С ума сойти! Эпохальный момент моей жизни. Я с^дел перед телевизором, как обычный среднестатистический телезритель, и смотрел свой уход.
Тысячу раз представлял себе, как буду уходить. Ду­мал, что обязательно этот момент как-то предугадаю, подстрахуюсь, а получилось вот так неожиданно, ском­кано и даже немного глупо.
В серии не было ничего лишнего. Я целый день визу­ально отсутствовал, а потом на Лобном сказал то, о чем договорились с продюсером, и вышел за ворота. Ребята крикнули мне вслед наше идиотское: «Мы счастливы».
В кадре я спокоен и уравновешен. Сейчас, когда я переживаю все заново, от волнения меня немного тря­сет. Мне еще страшнее, чем тогда. Вот я задумчиво остановился перед подвесным мостиком, тогда я поче­му-то вспомнил Мая и его слова о том, что, проходя этот мост, он пережил маленькую смерть. А я вот сей­час усиленно думаю над тем, какая жизнь непредсказу­емая: еще утром я планировал свое расписание на ме­сяц, а сейчас стою у подвесного моста и не знаю, где мне сегодня ночевать, как зарабатывать... возвращать­ся или нет. Не знаю. Чувствую себя как школьник, ко­торый неожиданно для себя сбежал с занятий. Когда решался, было весело и интересно, а, выйдя на улицу, понял, что идти некуда, заниматься нечем, мысль о том, что все в школе на уроках, не покидает голову, а я за­чем-то один на улице.
Смотрю на себя и знаю, что именно в этот момент кру­тится в голове. Вот сейчас стою и думаю: возвращаться или нет? Возвращаться или нет? Наверное... не вернусь! Скорее всего, не вернусь! Подумал так и решительно шаг­нул. Смешной. Подвесной мост в дыму, я смело и уверен­но топаю на другой берег, хотя моя твердая поступь не бо­лее чем демонстрация. Я в панике! Прав был старичок Май. Это правда похоже на маленькую смерть, и, перейдя мост, я начну, действительно, совершенно другую жизнь.
Показали красиво. Спасибо. Никаких лишних разго­воров, пересудов, никакой грязи вслед. Удивительно. Единственное, создалось ощущение некой недосказан­ности и торопливости. Вот так был человек, три года глаза мозолил, раз-два и нет его. И внятного ничего не произнесено по этому поводу, наверное, так и надо.
_______________
(Спасибо Чукча)

+2

33

1сентября
Первая серия без меня

Сегодня впервые смотрел «Дом» без себя. В анонсах: «Глобальные перемены в „Д2"! Пять избранных вселятся в свои квартиры в Москве! У них наконец-то будет сво­бодное время, чтобы заниматься любимым делом!»
Мне, как человеку, отдавшему этому телепроекту три с половиной года своей жизни, очень обидно осозна­вать, что я не вошел в их число. Мне горько смотреть на знакомые лица, озвучивающие свои мечты. Я знаю, что не будет у них этой эфемерной свободы, о которой они так проникновенно говорят; знаю, что квартиры эти не более чем новые съемочные декорации; знаю, что ничего особенно в образе жизни ребят не изменится, и это не больше чем очередная уловка для телезрителя, но все равно, черт побери, меня гложет обида. Я жалею о том, что сейчас не с ними, не в обойме. Я как член эки­пажа корабля, оставленный на необитаемом острове за сомнительные нарушения. Меня высадили на пару с те­левизором, чтобы в любое время я видел успехи своей команды, их моменты славы, а сам оставался в одиноче­стве с мыслью о том, что когда-то тоже был с ними и мог бы добиться того же, а может быть, и большего.
Я почему-то думаю о собственной несостоятельно­сти, копаюсь в себе в поиске изъянов, анализирую все, что происходило за три года, пытаясь найти непоправи­мую ошибку. Почему я, такой классный, оказался за бортом этого корабля «любви и счастья»? Не знаю! Но, судя по состоянию, ничего, кроме скуки и одиночества, меня в ближайшие восемь месяцев не ожидает.
Боже, какой бред! Да радоваться надо тому, что слу­чилось! Что так легко отделался. Мне дали ту самую воз­можность, о которой я мечтал все три года! Все это вре­мя мне хотелось проверить себя и эту славу на вшивость. Мне всегда сложно было отвечать на вопрос: «Тебя кру­гом узнают! Ты знаменит! Доволен ли ты тем, что при­шел на „Дом"?» Я всегда говорил: «Сейчас сложно отве­тить на этот вопрос. Вот когда выйду, тогда и скажу». Для того чтобы подвести черту и оценить эффективность своего участия в шоу, надо оценить меру востребованно­сти, узнать, как меня оценивают другие каналы, будут ли меня приглашать участвовать в других телепередачах. Конвертировать свою узнаваемость в деньги. Деньги — это успех, его градусник. Вот мне и хотелось оценить квинтэссенцию славы реалити-шоу. Правильно ли я де­лаю, что сижу на проекте, отдавая ему свои годы? Мо­жет быть, я зря трачу время, а приобретенные навыки мне не пригодятся? Тогда зачем я это делаю?
_______________
(Спасибо Чукча)

0

34

2 сентября Состояние

[spoiler]У меня бывает поэтическое настроение. В последний раз такое было 8 июня 1998 года. Я так точно помню эту дату потому, что в этот день мне исполнилось 18 лет. Я сидел один в открытом летнем кафе Краснодара, на улице Красной за пластиковым столиком под зонтом. Никто не делил со мной этот веселый праздник. Потому что подружки готовились к сдаче экзаменов, а друзей у меня в этом городе не было. Я сидел один, грелся под те­плым южным солнцем и пил пиво из баночки 0,33. Как ни странно, мне нравилось вот так одному праздновать свой поэтический возраст. Я пытался об этом размы­шлять, но не очень получалось. О чем бы я ни думал, мы­сли все равно возвращались к тому, что у меня так рано начали выпадать волосы и как же плохо быть лысым. Я думал об этом в свой восемнадцатый день рождения, потому что эта проблема была самой трепетной. Мне бы­ло очень страшно, когда я представлял себя двадцати­летнего с плешью. Тогда казалось, что жизнь сложится неудачно и виной всему лысина. Катастрофа! Допив бан­ку пива, купленную на оставшиеся от переданных роди­телями деньги, я пошел домой готовиться к экзамену.
Вот и сейчас у меня такое же поэтическое настроение. Я сижу в открытом кафе города Армавира и размышляю о своем отношении к людям, попивая то же самое пиво, только уже 0,5.
Я вру людям. Каждый раз, когда ко мне подходят на улице, в кафе или на рынке с вопросом: «А почему ты ушел?» — я обманываю. Я противен себе в эти минуты, но страх сказать правду гораздо сильнее отвращения.
Мне стыдно чувствовать себя проигравшим, и поэтому я говорю им то, во что сам хочу верить: «Я скоро вер­нусь, у меня просто долгосрочный отпуск». А люди все лезут и лезут с этим вопросом. Кажется, будто все они собрались и посмотрели именно эту серию! Меня дро­чат везде: на улице, в маршрутке, на рынках, в магази­нах, на пляже — кругом. Моя жизнь превратилась в че­реду шаблонных идиотских диалогов:
Ого! Гы-ы-ы... смотри, это же «Д2»! Это лысый... ну как его там... Роман Третьяков! Гы-ы... Эй!!! Роман, привет...
Привет.
Можно вопрос?
Давай.
А че ты ушел?
У меня отпуск.
А... по телику сказали, что у тебя че-то там с роди­телями.
Не переживай, все нормально.
Понятно, а че, можно с тобой это... сфотографиро­ваться?
И так на день раз по двадцать. Конструкция вопросов может меняться в зависимости от уровня интеллекта, возраста и воспитания, но суть их всегда одинакова.
Я боюсь им говорить, что ушел навсегда, потому что это повлечет за собой следующий вопрос, на который не смогу ответить: «Почему?» Потому что мне надоело... или, может быть, потому что у меня проблемы с родите­лями? Это вранье! Может, сказать правду? Вот так про­сто взять и сказать честно: «В Интернете плавает видео­ролик, где я курю, вот именно поэтому меня и попросили удалиться с проекта». Но нет, так нельзя, мне будет еще противнее. Меня поймали и выкинули, поменяли, как испорченную батарейку! Мне стыдно в этом признать­ся, вот я и бегу прочь от этих въедливых телезрителей, именно поэтому раздраженно реагирую на каждый их вопрос. Мне стыдно сказать правду, которая напомина­ет о себе каждый раз, когда мне задают очередной во­прос об уходе! Что я это скажу людям, которые верили в меня и любили? Скажу, что выгнали меня, потому что в Интернете появился ролик, где я курил марихуану, а порядочному каналу ТТТ такое говно, как я, не нужно? Так я скажу? Нет. Вот поэтому я вру.
Единственная мысль, которая спасает, что выкинули меня намеренно, а ролик послужил лишь поводом. Эта мысль мне нравится, она меня оправдывает. Как говорили большевики: «За всеми идеями всегда стоит бифштекс!»
Мне страшно возвращаться в Москву. Я теперь бо­юсь этого города. В одночасье эта огромная, шумная, яр­кая, веселая Москва стала дьявольской печью, в топку которой кидаются жизни сотен тысяч людей. Лишь еди­ницы смогут подняться яркими огоньками к небу, все остальные превратятся в отработанный шлак. Особенно тяжело сознавать, что уже был огоньком, а потом в од­ночасье стал отработанным шлаком.
И только в моей голове мелькнул последний эпитет, как к окружающей действительности меня вернула вспыш­ка фотоаппарата.
Девушка, вы что делаете! — резко и строго спро­сил ее я.
Я просто вас хотела сфотографировать.
Ну-ка дайте сюда фотоаппарат, посмотрю, как я там вышел.
Вот, пожалуйста.
Я нашел свое фото и удалил.
—Больше никогда не фотографируй без спроса! До­
говорились?
-Да.
Принесите счет.
Да, конечно.
Засиделся я тут. Пора в Москву возвращаться.
_______________
(Спасибо Чукча)

0

35

9 сентября возвращение в Москву

Я вернулся в Москву в день международной кни­жной ярмарки. У нас с Олей сегодня презентация сразу двух книг: вторая «Роман с Бузовой. Любовь on-line» и Олина «Дело в шпильке».
Москва встретила меня ливнем и Антоном Потапови-чем. Нелучшие знаки судьбы. Мы ехали по дороге и о чем-то беседовали. Антон — прекрасный собеседник, он может автономно бубнить, не особо докучая, так же как его люби­мое радио «Relax FM». Важно иногда посматривать ему в лицо и проникновенно кивать, и тогда можно думать о чем угодно. Прекрасно! Именно это мне сейчас нужно. Я не осо­бо расположен к беседе. Он бубнит про какие-то гонки и прочую автомобильную чушь, к которой я отношусь безо всякого интереса, но я изредка поддерживаю беседу, кивая головой и поглядывая в его сторону. Антон потрясающий.
Я отвлекаюсь от его лица и смотрю на дождь, который лупит по лобовому стеклу, на дворники, едва успеваю­щие смахивать воду, на высокие бетонные развязки и мокнущих под дождем пешеходов. Представляю себя в этот момент на улице идущим против дождя и ветра, сре­ди этого серого холодного бетона... Мне становится жут­ко холодно и страшно! Перевожу взгляд на Антона, кото­рый продолжает с упоением рассказывать про гонки. А ведь Потапович тоже человек. Я знаю его почти два года! Он мне близок. Встретил меня на своей машине!
Антон, можно я у тебя переночую сегодня?
Да конечно, братишка! Не переживай!.. Так вот, значит, этот парнишка уже давно гоняет, иногда он да­же выступает за команду Газпрома...
— Классно.— Ну вот и славненько. Переночую се­годня у Потапа. А завтра утром меня ждет Испания! Сегодня презентация книг. Сосредоточусь на этом. Тем более что Олю сейчас увижу, снова, наверное, с кудрями, надувными шарами и плюшевыми медве­дями.
Выставка — это всегда нарядно. Сборище пишущих, читающих и продающих. Среди знакомых лиц из телеви­зора я вырезаю взглядом Листермана! Пока я разглядывал проводника провинциальных красавиц в мир роскоши, на горизонте нарисовалась Бузова. К моему удивлению, Оля пришла на презентацию без шаров. Она была в яр­ком летнем платье, в босоножках, которые я ей купил, с кудрями, конечно, воинственный раскрас на лице — од­ним словом, полный комплект для того, чтобы окружаю­щие, глядя на нее, были счастливы.
Оля подошла ко мне и спокойно поцеловала. Ника­кой наигранной радости на лице, никаких сумасшедших объятий, просто подошла и поцеловала, будто мы ста­рые приятели и к тому же виделись вчера.
Пока я беседовал с нашими редакторами, Оля пошла в наступление на Листермана:
Петя, привет.
Это чья такая цыпочка? — затараторил Листерман, указывая на меня.
Я вот его,— заигрывая, указала на меня Оля.
Как же ему повезло! Он владеет целым состоянием! У этого изумительного сокровища есть имя?
Да. Ольга.
Оленька, я заберу тебя в Париж!
Для начала можете мне свой автограф на книге по­ставить?
Ну конечно-конечно.
А можно побольше написать?
Для тебя все что угодно.
Петя склонился над своей книжечкой и что-то стара­тельно выцарапывал на бумаге.
Спасибо огромное.
Пожалуйста.
Они обменялись еще парой слов, которые из-за шума толпы я не услышал, и она, осчастливленная, подошла ко мне.
Вот смотри, мне Листерман автограф оставил!
Что он тут написал? Так: «Ольге Бузовой от очка­рика. Ты очень милая девочка. Если твой Роман будет дарить тебе мало цветов, то я тебя отправлю в Hollywo­od... к Брюсу Виллису. (Петя)». Ого! Он тебе даже но­мер телефона оставил?
Ты видишь, что написал? Если не будешь дарить цветы — «Заберу в Hollywood». Имей в виду!
Может, сразу полетишь? Мне показалось, что ты с ним флиртуешь.
Ну что ты, котеша! Я же тебя люблю.
Удивительно, но тебе это не мешает флиртовать! Телефон себе записала? А то смотри, потеряешь такую шикарную возможность познакомиться с олигархом.
Давай не будешь портить такой важный день.
Да уж для тебя он действительно важный.
Прекрати!
Как мало блондинке для счастья надо — телефон Пети Листермана! Ты в зеркало себя видела? Вся све­тишься от радости. Что, жизнь удалась?!
Ну что ты у меня такой ревнивый.
— Я не ревнивый, я адекватный. Пойдем, наш выход.
Презентация прошла нормально. Показали книги,
рассказали, продали полторы сотни первых экземпля­ров, все подписали. Поехали отмечать в кафе. По доро­ге не разговаривали. Уж слишком демонстративным мне показалось Олино заигрывание перед Листерма-ном. До вылета в Мадрид оставалось 9 часов.
Москва, пятница, яблоку упасть негде. Ресторан ис­кали долго, но нашли. Сидели, ели и пили. Описывать нет смысла. Спустя час или полтора Оля поехала на по­ляну. Ей надо было дособирать вещи и приехать за мной к Потаповичу в 5 утра. Мы же остались отмечать выход в свет нашей второй и третьей книги.
До вылета 7 часов. Потапович позвонил какой-то сво­ей подружке. Через полчаса она приехала. Милая несим­патичная девчонка. Наверно, думает, что он ее любит. Ее зовут Марина. Мы сели в машину и поехали к Антону.
До вылета 6 часов.
Сидим на кухне и пьем виски.
Роман. Ты, наверное, устал? Хочешь отдохнуть? Де­нек-то не из легких у тебя.
Антош, ты такой заботливый, спасибо! Да, действи­тельно, пойду-ка я спать, а вы будьте спокойны, у меня есть беруши.
Ну что ты?! Я просто подумал, что ты сегодня с до­роги и хочешь отдохнуть.— Антон, попытался захохо­тать, получилось как у Фантомаса: «Ха-ха-ха-ха».
Ладно, я пойду. Марин, надеюсь, тебе нравятся озорные шутки Антоши. Спокойной ночи.
Потапович, что-то пробурчал вслед, но я не расслышал.
Спокойно разделся, лег в кровать, подмял под себя по­душку, укутался в одеяло так, чтобы чувствовать себя как в коконе, и начал было отходить ко сну, как неожи­данно сильно чихнул! Да-да чихнул! Я удивился, но это повторилось еще раз, а потом еще и еще! После того как я чихнул раз пятнадцать, пришлось искать причину этого безобразия. В голову пришла мысль: у Антона есть его известная кошка — Чита. Она очень пушистая и, по всей видимости, оставила свою шерсть везде, где только мож­но! От одной мысли о Чите мне стало еще хуже. За не­сколько минут мои аллергические симптомы обостри­лись до крайней степени! Еще через десять минут я стал похож на Бузову, у которой забрали плюшевого медведя: красные глаза, слезы, чих, кашль, сопли. Я, не стесняясь, вытирал все это великолепие пододеяльником, который выделил Антон. Мне было немного стремно, но ничего — пущай постирает! Все начинало раздражать: твердая кро­вать, тонкое одеяло, отсыревшее белье, шум проезжаю­щих машин. Ко всему прочему добавился еще Потап, ре­шивший переместиться со своей дамой из кухни в комнату! Между нами была тонкая шторка, делящая ком­нату на две части. Все слышно! Неудобно обламывать их, но как же мне сдерживаться? Чих — вещь непредсказуе­мая и малоконтролируемая! Я утыкался в подушку и чи­хал прямо в нее! После мысли о том, что после меня на этой подушке будет спать Антон, мне стало немного весе­лее. Потап, не спеша, раздевал барышню. Я готов был его убить! Он все делает медленно, этот Антон Потапович! Уже бы раздел ее быстро и трахнул за пять минут, я бы по­терпел. Чувствую, с его темпоритмом могу захлебнуться собственными соплями. Я слышал каждый шорох, а мое во­ображение, естественно, достраивало картину. Она про­тяжно сопела и сильно чмокала. Иногда ее стон сменялся глубоким вздохом, а потом снова эти плямкающие звуки. Антон изредка издавал звук отплывающего парохода. Так продолжалось минут пять. Как хорошо она это делала! Умничка! Через мгновение звук стал поинтересней — будто леденец берут в рот и тут же выдергивают из него. Это Антон брал инициативу в свои руки. Он делал это в размеренном ритме, немного сопя. Смешной, так старал­ся. Пауза, какое-то движение тел и через мгновение силь­ный немного наигранный стон, разрезавший сонливую пустоту. Начали. Блин, как сильно хотелось чихнуть! Шлепки ускорялись. В тон им нарастал ее стон. Я, так же в такт, рефлекторно набирал воздух в легкие и взрывался в подушку. Меня никто не замечал. Они поменяли позу. Снова раздался то же размеренный мужской сап. Так продолжалось минут пять! А-о-а-о-а-о-а-о-а-о-а-о-а-о-а-о... Твою мать, музыканты! Они могли хотя бы тональность изредка менять?! Мой истосковавшийся по сексу орга­низм подсказывал Антону слова, которые могли скрасить его скучные аплодисменты: «Какой красивый анус, давай я тебе его растяну!» Да! Вот так бодается Тевтонский носо­рог! Ну или просто отлупил бы ее по заднице, чтобы ла­дошки на ягодицах на память остались, что-то вроде: «Тут был Потап». Но вот это их: «О-о-о-о, а-а-а-а» и скрип софы напоминало провинциальный оркестр. Он положил ее на спину, взял ноги, сильно развел и... Нет, я точно уже не усну!
Так сильно хотелось приоткрыть шторку и посмо­треть, но как-то стыдно, даже не знаю почему. Я опреде­ленно очковал. Казалось, сейчас отдерну штору, ляпну что-нибудь типа: «Ребята! Я с вами!»
Невероятное любопытство все же брало верх. Рука, почти не подчиняясь мозгу, потянулась к шторке как раз в тот момент, когда Потапович взревел как лев, шле­пая Марину ляжками по заднице все сильней и сильней. Как он рычал! Молодец! Я же больше терпеть не мог! По гортани побежал щекотливый позыв, в мозгу проне­слось: «Ща чихну»! Как раз в тот момент, когда к фи­нальному реву Антона присоединился женский протяж­ный вопль. Я что есть мочи набрал воздух в легкие и не прикрываясь подушкой... ее тело трясло в конвульсиях, а Потап крепко сжимал ее тучные ягодицы в руках, от­кинув голову назад, и... А-а-а-а-а-апчхи! Одновременно с нами раздался звонок в дверь- «Динь-дон». Это произо­шло так синхронно, что я подумал: этот звук раздался от того, что Антон сильно сжал ее жопу.
Мы все заржали.
Просмеявшись, Антон нехотя пошел открывать дверь.
Я уставился в потолок и слушал тишину, как вдруг мне послышался звук поворачивающейся купольной камеры.
Я начал шарить глазами по углам в ожидании застать объек­тив, направленный в мою сторону, но ничего не нашел. Идиотизм какой-то, мне мерещится, что меня снимают! Минуту я метался по комнате, пытаясь успокоить вздыбленную плоть одной рукой и вытирая нос второй. Ощущение как после секса, бежишь в туалет за салфет­кой, но вместо члена вытираешь нос! В это время Пота-пович дважды щелкнул дверным замком, и тут же все пространство заполнил писклявый Один голос:
Антошка, привет. Все еще спите?
Да, Оленька, мы спим.
А Ромка?
Думаю, что уже встал,— явно улыбаясь, сказал Антон и добавил театральной интонации, чтобы я слышал: — Пойду его разбужу.
Коте-е-е-еша! Я уже приехала. Просыпайся.
Привет,— буркнул я.
Ой ты мой сладенький. Такой заспанный, иди я тебя чмокну. Я тут привезла тебе кое-какие вещички. Вот кур­точка легкая. Я смотрела прогноз погоды, в Мадриде сей­час днем тепло, а вот вечером холодает. Плавки твои взя­ла, маечку вот тебе купила, твоя косметичка, ты ее забыл.
Спасибо, любимая. Так приятно!
Правда?! Я заботливая?
Да, очень.
Все для тебя, мой котешенька. Давай поторапли­вайся, нас у подъезда ждет водитель. До вылета три ча­са, еще дорога.
Все, все. Я почти готов.
Антошка, ты что, с девушкой?
Нет, Оленька, с мальчиком.
А как же я?
Прости, но ты с лысым.
Оль, я уже собрался. Пойдем, нас ждет Испания с ее быками и Сальвадором Дали, без Антона Потаповича.
Я прочитала, еще надо обязательно посмотреть Саграда Фамилия!
Ну конечно, Оленька. Антош, пойдем по бокаль­чику выпьем перед отъездом.
Пошли.
Мы выпили, посидели на дорожку и двинулись.
Все, Антош, спасибо, что приютил, счастливо оставать­ся! — Я рвался на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Пожалуйста. Если что, заходи,— расплывшись в улыбке, сказал Антон.
Да, кстати, котенок, я поговорила с Петей по пово­ду квартиры. Так что, как только мы прилетим, ты мо­жешь пожить у него.
Хорошо.
Поживешь там, пока не найдешь квартиру.
Отлично! Спасибо.
Не за что, котеша.
Ну что, Антош, счастливо оставаться. Мариночка, ты была молодцом! Пока.
Пока, ребята.
Мы вышли, Антон закрыл за нами дверь.
Котеш, а почему ты сказал ей, что она была молодцом?
Она храпит.
Правда?
Еще как!
Мы вышли из квартиры, спустились, сели в синюю «четверку» и поехали в аэропорт.
_______________
(Спасибо Чукча)

0

36

10 сентября Испания
[spoiler]Дорога в аэропорт прошла незаметно — мы находи­лись в предвкушении. Летели из «Шереметьево-2». Нем­ного покорячились на досмотре багажа и уверенно направили свою тележку с двумя чемоданами в сторону «Фрайдис-кафе», чтобы выполнить ритуал, который стал уже для нас традицией. Сели за барную стойку, взяли по бокалу шампанского, неспешно подняли, посмотрели друг на друга, чокнулись:
За отличный отпуск!
Да, дорогая, за отличный отпуск! Моментом опустошили бокалы. Все. Отпуск начался.
Регистрация, таможенный контроль прошли без особых приключений. Посадка в самолет и вылет. Никто, кроме стюардесс, не подавал виду, что узнали. Спасибо огромное.
Летело всего десять человек, можно было смело разва­литься на три кресла и поспать. Я, без зазрения совести, так и сделал. Здорово, что в салоне самолета нет кошки Потаповича! Проснулся только на посадке в Мадрид.
Получив багаж, мы решили проехаться до отеля в ме­тро. Пожалуй, это единственный раз, когда мы сэкономи­ли и не пожалели. Поезда нарядные, чистые, белые — просто прелесть. Ехать одно удовольствие.
Отель нашли без сложностей. Он был в центре, прямо у мадридского вокзала. Посмотрели номер. Понравился. Открыли бутылочку «Asti Martini», я налил Оле ее люби­мое шампанское в стакан, сам решил пить из бутылки.
— Отлично-то как! — Я отхлебнул прямо из горла.
Угу, здорово. Котеша, давай сейчас быстро все раз­ложим, переоденемся, возьмем фотоаппарат и пойдем?
Давай.— Я с удовольствием сделал еще один глу­бокий глоток. Алкоголь быстро разошелся по телу, слег­ка осев в голове.— Суслешь, а может быть, мы, перед тем как выйдем, сделаем еще кое-что?
Что?
Иди на кроватку, я тебе прошепчу на ушко, а то вслух нельзя.
Ну, котеша...
Иди-иди ко мне.— Я потянул Олю к кровати.
Ну, Котеша! Мы не успеем!
Мы все успеем, а особенно самое главное!
Оля ощутимо сопротивлялась:
Я еще не все разложила.
Пойдем, я кое-что тебе расскажу про корриду... про то, как матадор закалывает бычка своим кинжалом.
Фу! Ну что ты такое несешь! — Оля продолжала выкладывать свои вещи из чемодана.
Хорошо, я скажу прямо. Я хочу тебя!
Здорово! — недовольно прокомментировала она.
Мы уже три с половиной года вместе, можно уже и без любезностей.
Не видишь, я занята! Мне надо разложить свои ве­щи по шкафам, сходить в душ, высушить волосы, сде­лать прическу,одеться.
Тебе не кажется, что это как-то стремно?
Что ты имеешь в виду?
Мы не виделись две недели, и у тебя нет ни малей­шего желания заняться со мной сексом.
Что тут такого?
Да ничего. Ничего, Оля. Вспомни, как ты меня провожала, когда я уходил из «Дома»?
Как?
Да никак. Мы посидели вечером вместе, попяли-лись в монитор ноутбука, смотря тупую комедию, и ле­гли спать.
Ты знаешь по поводу «Дома». Там все снимают, и я не хочу, чтобы наш секс потом выкладывали в Интернете.
Удивительно, раньше тебя это мало смущало.
Раньше я не видела твое порно с Берковой.
Ну хорошо, сейчас-то что не так?
Ты не видишь, я раскладываю вещи?!
Хорошую ты отговорку нашла. Мы не занима­емся сексом дома,"потому что не хотим, чтобы это появлялось в Интернете, мы не трахаемся на га­стролях, потому что ты по приезде повторяешь мне все то же самое, что говоришь сейчас: «Мне надо раз­ложить вещи, мне надо принять душ, мне надо высу­шить волосы! Я устала! Я хочу спать!» Мне надоели эти отговорки. У нас с тобой секс даже не по праз­дникам! Он возникает в случае выполнения несколь­ких правил:
Нет камер.
Не надо выкладывать вещи.
Не надо в душ.
Не надо сушить волосы.
Не надо никуда собираться.
Ты не устала.
Ты не хочешь спать.
В радиусе километра нет твоей мамы! Тебе не кажется что это пи...ец!
Нет, мне так не кажется.— Она продолжала упор­но раскладывать вещи по полкам, пытаясь сохранить не­возмутимость.
Ты ведь так сильно меня любишь?! Ты так много раз это говорила! А как же заниматься любовью? Оль? Бессмыслица получается. Ты меня любишь, но зани­маться любовью не хочешь.
Это не то же самое.
Да нет, дорогуша, это как раз то же самое. Это, если хочешь, одно и то же!
Ты можешь не портить хотя бы этот отпуск?
А ты можешь сделать хотя бы этот отпуск сек­суальным? Или мы снова превратим отпуск в фотоохоту за достопримечательностями? Ты вспомни, когда секс проходил по твоей инициативе? Ты что, думаешь, меня устраивает наша сексуальная жизнь?! Ты помнишь, ког­да последний раз делала мне минет?
Тебе? Нет!
Давай пошути еще так же, и я догадаюсь, как у те­бя появилась рубрика в «Утро на ТТТ».
Ты не мог бы заткнуться?
Мог бы, но эти разговоры возникают у нас до­вольно часто, к моему сожалению. Предупреждаю те­бя в последний раз: я молодой мужчина и мне секс необходим. Если ты между «заняться сексом» и «раз­ложить вещи» выбираешь «разложить вещи», мне очень жаль. Мне обидно, неприятно и, более того, не­понятно. Каждый раз в такие моменты я все больше и больше думаю о том, что однажды не сдержусь. Зря ты думаешь, что ты одна на свете красавица неписаная, можешь себя вести как тебе хочется, и я от тебя нику­да не денусь. Найдется та, кто будет отвечать моим же­ланиям, и мне не придется просить любви. Надеюсь, ты меня услышала. Можешь раскладывать свои вещи дальше, смотри, еще бижутерии сколько осталось. Не забудь номер украсить, а то что-то непохоже на Новый год. Я пошел вниз, выпью кофе. Как разложишь, спу­скайся.
Я спустился в бар. Взял чашку крепкого кофе. Устро­ился поуютнее за столиком и погрузился в размышле­ния. Подумать было о чем. Только я сосредоточился, как ко мне подошла молодая пара. В том, что они русские, я даже не сомневался. Русских видно сразу.
Привет,— достаточно спокойно сказала женщина.
Здравствуйте,— как можно более официально от­ветил я (мало ли что).
Мы, по-моему, летели с вами одним рейсом. -Да.
Вы тоже остановились в «Rafael Atocha»! Здорово.
Наверно.
— Да нет, хороший отель, и расположение у него клас­сное, до метро пара минут. Вокзал «Аточа» в минуте ходь­бы. А вы тут отдыхать решили?
— Нет, мы тут на два дня, а потом летим в Барсело­ну,— неохотно отвечал я. Пока эта женщина рассказы­вала мне про чудесное местоположение отеля и про то, как она рада, что вернулась в этот отель снова, меня так и подмывало ей сказать: «Вы знаете, мне только что не дала моя девушка, которую я не видел две недели! Я ду­маю, может, у нее кто-то появился и трахает ее похле­ще, чем я? Может быть, она просто капризничает или разлюбила, судя по «обилию» секса? Или продолжает встречаться со мной, так как участвует в телепроекте, где надо строить любовь, чтобы выиграть дом,— вот она и строит, как может, несмотря на все заявления о люб­ви высшей пробы! Версий, тетя, у меня превеликое мно­жество, а вы мне тут, твою мать, со своими «Аточами» и вокзалами! К тому же, уважаемая, я не первый год заму­жем: вы присели мне на уши, потому как вам нужен ав­тограф или фото. Такая долгая прелюдия в вашем испол­нении может означать несколько вещей: либо вы женщина достаточно тактичная, узнали и пытаетесь просто завести контакт, а фотографироваться будем в последний момент или вообще не будем, либо вам про­сто приятно поболтать с русским в чужой стране. Вто­рая версия мне кажется утопией. Есть еще несколько вариантов, которые на злобу дня лезут в голову: вы с му­жем — пара свингеров. Вам хочется разнообразия в сексе, а мне, какое совпадение, тупо траха. Вот мы и встретились! Давайте расцелуемся! Я могу, как в пор-нушке, пожарить вас в запасную дырочку. Могу просто потрахать, а муж на это посмотрит. На фоне моего сек­суального голода все варианты хороши!»
Оля к моменту моего выхода из комнаты уже разложи­ла все, что только можно! 10—15 минут у нее уйдет на душ, одеться минут 10, голову, я думаю, она мыть не бу­дет, это слишком долго. Итого 20—25 минут! То есть как раз сейчас она должна появиться! После моей тирады в номере увидит меня мило беседующим с приятной женщиной, приревнует, все мною сказанное наконец-то дойдет до ее белобрысой башки! Дела с сексом наладятся!
— Так что вы тут делаете? — решил перетянуть инициативу на себя,
— Сейчас же Кубок Европы по баскетболу! Мой муж очень хотел попасть, вот мы тут.
— Ух ты, здорово! Как наши?
— Отлично выступают. Уже выиграли одну игру.
— Надеюсь, станут чемпионами! А кто основные соперники?
-Испанцы.
-Наши надерут им задницу! Я уверен. Испанцы не очень сильны в баскетболе.— Теперь я старался максимально долго удержать эту пару около себя. Кстати, женщина была очень хорошенькая: густые темные волосы, ухоженная, пахнет дорого, хорошо одета. Думаю, что по всем этим баскетболам ее таскает муж, а будь ее воля, она бы с удовольствием скоротала время в местных бутиках с золотой кредиткой наедине... Оля вышла из лифта! Отлично! Делаем вид, что я ее не вижу, и продолжаю мило-премило общаться с чудесной женщиной.— Так вы уже достали билеты на матч?
— Нет, сейчас пойдем. Вообще с билетами напряженка. Они были распроданы еще задолго до начала игр. Как достать, не знаем, но постараемся.
— А после матчей куда собираетесь?
— Полазаем по городу, а потом поедем в провинцию.
Тут ведь очень красивые города вокруг Мадрида: Эско-риаль, Алкала де Энарес, Пардо, Аранхуес, Чинчон. Там очень красиво. Сидеть в отеле точно не будем.
Оля кокетливо защебетала с мальчиком на ресепшене. Думает, что я на это клюну? Бред! Зато представляю, что она там себе фантазирует о нашем разговоре! На­верно, уже от любопытства и ревности глаза на затылке прорезались. Да, точно! Вот сейчас будто случайно по­смотрела в мою сторону. Забавно. Женщина удивитель­ное существо, она может и не любить, даже ненавидеть своего мужчину, может его считать непутевым, но, если увидит, что ее нелюбимый кому-то симпатичен, она бу­дет готова на все, лишь бы не уступить сопернице! Учи­тывая сколько Оля требует к себе внимания и слов вос­хищения, для нее это будет просто пинок под зад... Идет сюда! Моя взяла!
Мы тоже не любим сидеть на месте, но в провин­ции, наверное, не поедем, времени мало. Будем деталь­но изучать Мадрид...
Котенок, пошли.
Познакомься, это ... Ой, а как вас зовут, я даже не поинтересовался... Простите...
Я Ирина.
А я Владимир.
Очень приятно. Я Рома, а это моя девушка Оля.
Взаимно.
Ну что, мы пойдем, приятных вам впечатлений о чемпионате! Пусть наши победят!
Вам приятного знакомства с Мадридом и Барселоной!
Ты что-то долго с ними общался,— сквозь зубы процедила Оля^
Не переживай, они не поклонники «Д2». Отлич­ные ребята, приехали на Кубок Европы по баскетболу. Тебе не интересно, как там наши выступают?
Мне кажется, мы в Мадрид не для этого прилетели.
Ну как же, давай обязательно сходим! — Я знал, что это может ее раздражать.
Ром, какой баскетбол?
Да обычный! Там же наши! Ты что, не любишь ба­скетбол? Там красивые мальчики, тебе понравятся, они высокие, не то что некоторые..
Вот именно. С чего начнем?
Наверно, с покупки билетов!
Никакого баскетбола! — Оля очевидно не могла ус­покоиться.
Хорошо, тогда сходим на соревнования по пинг-понгу!
Может быть, посмотрим карту? — Она бесилась.— Я все подробно узнала. Тут, оказывается, все очень близ­ко. Старый город вокруг Плаза Майор...
— Плаза — это площадь?
-Да.
Пуэрто-дель-Соль — примечательна тем, что мад-ридцы на ней отмечают Новый год, и от нее отходят десять улиц. Там же стоит медведь, поедающий ежевику,— сим­вол города.
Вот-вот, медведь... там точно будут билеты на пинг-понг!
Какой еще пинг-понг?!
Точно! Какой пинг-понг? На баскетбол!
Ты голодный? — умоляюще спросила она.
Очень.
Я предлагаю начать знакомство с Испанией в ка­ком-то типичном испанском ресторанчике, а уж потом Соль, и Майор, и медведь с ежевикой.
Ну давай.
Я тут неподалеку видела кафе. По-моему, типично испанское.
Пойдем, но потом обязательно на футбол!
На какой футбол?
Точно! На баскетбол!
Первый день выдался богатым на впечатления. От небольшого скандальчика сильно разыгрался аппетит. И надо было срочно что-то съесть. Идти до кафе было недолго, и мы уже через две минуты оказались на месте. Типичная мадридская забегаловка, в которую люди из офисов собираются на обед или, как тут говорят, сиесту. В Москве мы бы постеснялись заходить в подобное заведение. Тут никто нас не знает, и можно не заботить­ся о том, в каких местах лучше не появляться.
Особенности бросались сразу. Алюминиевые столи­ки были покрыты оранжевыми бумажными скатертями. Мечущийся между ними престарелый официант увидел наш голодный взгляд, моментально скомкал скатерть с пустого стола и застелил его чистой. Старичок показал рукой на стул: мол, присаживайтесь. Мы сели. Офици­ант, или, точнее, дед в фартуке, делал все быстро и чет­ко: оторвал бумажную скатерть от большого перфори­рованного рулона, расстелил ее, замял уголки, чтобы не сдуло ветром, и тут же исчез, оставив на столе меню. Открыв его, мы удивились. Все было на испанском.
Excuse me,— подняла руку вверх Оля, привлекая его внимание. Дед отреагировал незамедлительно, дви­нулся к нам, а между делом успел обслужить еще пять столиков.
Do you have menu on English? — деловито спроси­ла Оля.
Senora? — переспросил он, наклонившись к Оле по­ближе. Его лицо выразило полное непонимание. Мне по­казалось, что он удивился больше не тому, что в этот офис-фастфуд зашли иностранцы, а тому, что они не говорят по-испански. Дед вовсе не был смущен тем, что не понима­ет,— наоборот, он был вполне гармоничен и с уверенно­стью продолжал говорить на своем родном языке. Минут пять мы пытались наладить контакт, он принес несколько версий меню, правда, все на испанском, но так ничего не вышло. Оля начала нервничать. Она впервые столкнулась с ситуацией, когда ее по-английски не понимают.
Как это так! — возмущенно жаловалась она мне.— Я чисто и хорошо говорю на английском, почему меня не понимают?! Что это такое! Какая это наглость! Ан­глийский должны знать все!
Я начал хихикать. Меня забавляли ее попытки сде­лать заказ, но официант не понимал ровным счетом ни хрена! Тогда Оля, уже почти в агонии, встала и громко, что есть силы, спросила: «Excuse me somebody speak on English?!»
Какой-то парень, сидевший через столик от нас, кив­нул головой. Оля была спасена. Она подошла к нему и на­чала быстро тараторить на английском, высказывая свое негодование. Испанец явно не понимал ее, но делал оза­боченный вид и кивал головой в такт ее мольбам. После пяти минут бузовской тирады молодой человек, глядя в меню, попытался ей объяснить, что тут за блюда. Карти­на была потрясающая, я даже фотографировал: за столи­ком сидит мужик и объясняет блондинке на английском с испанским произношением, что написано в меню, Оля лишь иногда моргала и сильно напоминала курицу, смо­трящую на космический корабль. Напротив них стоял официант-дед и тоже внимательно слушал, когда слышал английские слова — пропускал, испанские — кивал. Оля смотрела то на официанта, то на вызвавшегося пере­водчика, как на идиотов, и начинала бесится.
Мне кажется, что они просто стебутся,— возмуща­лась Бузова, иногда посматривая на меня. Между тем я посмотрел на доску, вывешенную у входа в кафе, и по­нял, что тут все очень просто.
Оль, Оля, Оль... я все понял... иди сюда.— Она рез­ко подошла ко мне.
Все, пошли отсюда! Что это за отстой! Нет меню на английском!
Ну ты же хотела типичный испанский ресторан­чик? Вот он.
Пошли отсюда, что ты сидишь?! Ты что, не видишь, они надо мной издевались!
Да успоко-о-о-ойся, я уже все понял. Смотри, на этой доске мелом написаны блюда дня. Поскольку это обычная забегаловка, я предположил, что это типа биз­нес-ланч. До первой черты все супы, можешь из них вы­брать один, до второй черты вторые блюда, под жирной чертой цена 9 евро. Все. Мы сейчас наудачу выбираем один из пяти супов, потом одно из пяти вторых блюд. Только чур берем разное: то, что беру я, ты не берешь, и наоборот. Вот и все. Вероятность нормального обеда до­статочно велика. Тем более посмотри на столы, что в та­релках у испанцев? Посмотри-посмотри. Видишь, у них одно и то же. Вот эти маленькие рыбки, похожие на кильку в кляре с картошкой фри, и мясная отбивная то­же с картошкой. Ну и тарелка супа. Так что зря ты нер­вы тратишь. Садись, смотри, выбирай, ща будем тыкать. Подошел измученный нами официант, но виду не по­давал. На этот раз инициативу на себя взял я. На чистом и великом русском языке я начал ему говорить:
Значит, так, дружище, я буду вот этот ваш зуп гас-пачо (я как видел, так и читал).
О! Гаспачо! — Официант заметно оживился, услы­шав знакомое слово, и одобрительно кивнул.
И вот это,— ткнул я во вторую часть меню.
And me...— начала снова на английском Оля.
Оль, говори с ним по-русски. Он так больше пони­мает.
Я буду вот этот... Зуппо... э-э-э...
Пальцем тыкни!
Вот этот! И еще вот это! — Официант одобритель­но закивал и исчез в дверях.— Котенок, такой отстой! Куда мы пришли?
Ты ничего не понимаешь. Наоборот, круто, попро­буем сейчас как раз то, что чаще всего едят испанцы. Ты же хотела типичную кухню, так вот она. Посмотри, тут ни одного иностранца, кроме нас.
Да, одни мы, идиоты, пришли в этот отстой.
Зато я давно так не смеялся.
Уже через минуту мне принесли мой суп. Он был по­дозрительного густого оранжевого цвета. Я осторожно помешал ложкой, подумал, что не ошибся в выборе, и смело зачерпнул. Каково было мое удивление, когда, несмотря на жару, я ощутил во рту приятную прохладу! Суп был холодный, кисловатый, отдаленно похожий на перетертую окрошку, но только с помидорами и с чем-то еще. Непривычный вкус, но мне понравилось, и я зачер­пнул второй раз. Оле принесли какую-то хрень. В ее та­релке среди жирных разводов плавали какие-то хлопья, и вид у супа был не очень аппетитный. Я так подумал про себя, а вслух сказал:
О, какой у тебя вкусный супчик, горячий! Может, поменяемся, а то у меня отстой какой-то.
Нет.
Ну и ладно,— сказал я и с аппетитом зачерпнул третий раз. Оля сделала то же самое.
У меня, по-моему, какая-то фигня.— Скривила она гримасу и с трудом проглотила первую ложку.— Та­кой жирный... бе.
А у меня какая гадость! Просто отстой! Отврати­тельно! — приговаривал я, отправляя ложку за ложкой в рот свое оранжевое месиво.
Котенок! По-моему, у тебя что-то вкусненькое!
Нет-нет. У меня полный отстой.
Дай попробовать.
Только ложечку.
Хорошо.— Я зачерпнул оранжевой жижи и отпра­вил ее в рот Оле.
Ммм, как вкусно! Котеша, можно еще ложечку?
Только одну, не больше.— В общем, так мы позна­комились с гаспачо.
Второе у меня тоже оказалось более удачным. Эти маленькие рыбки — анчоусы. Приготовленные во фри­тюре с кляром, они были весьма неплохи. Оле принесли мясо. Мы попробовали друг у друга. Допили свое крас­ное вино и отправились по составленному ею маршруту. Остаток дня прошел в погоне за достопримечательно­стями и фотографической лихорадке. Оля, как обезьянка, позировала у каждого здания, забегаловки, улочки, памят­ника, храма. Я все это снимал. Она все время ссылалась на маму, которая наказала ей впитать атмосферу города. И вот Оля послушно впитывала.
_______________
(Спасибо Чукча)

+1

37

11 сентября Мадрид. О том, где жить лучше

[spoiler]Второй день был более спокойным и разборчивым. Мадрид производил ощущение величия. Тут все было пропитано историей: монументальные здания, узкие улочки, зеленые парки. Дискомфорт создавали только современные красные туристические автобусы и сную­щие туда-сюда зеваки с фотоаппаратами.
Мы по-прежнему много смотрим и много фотогра­фируем. Оля, видимо, хочет поразить маму. Постояли у музея королевы Софии, прошлись по Санта-Иза-бель, заглянули на Плаза Майор, заблудились, но за­то наткнулись на магазин одежды с интересным на­званием «Marihuanna». Я призадумался. Неприятные мысли об уходе быстро начали отравлять ауру, соз­данную городом, но тут мы добрели до Кафедраль Де Ла Альмудена, устроили фотосессию на арабских раз­валинах, и омраченное воспоминаниями настроение рассеялось в роскоши средневековых построек. По­смотрели на королевский дворец и через парк вышли на Салле Ареналь — улицу с тысячами магазинов, ка­фе и маленьких музеев.
В Мадриде народ выбирается на улицы после восьми вечера. В это время они, узкие, опрятные, превращаются в русла пешеходных рек. Толпы людей текут в поисках свободных мест в кафе и пивных, где ближе к 12 ночи уже нет ни одного свободного места. Так и мы закончи­ли свой второй день отпуска в обычном открытом кафе на площади Святой Анны.
Последующий разговор примечателен тем, что впер­вые я заметил в Оле глупую принципиальность, в которой не было ни капли любви ко мне и желания быть рядом.
Два часа ночи, а центр города забит! Здорово! — присев за столик, на выдохе произнес я.
Да, котеш, очень необычно. Много там фоток ты наделал?
Да, посмотри, есть хорошие.
Вот некоторые фотки, будто в Питере сделаны.
Мне кажется, в каждом старом европейском горо­де можно найти здания, похожие на петербургские.— Я не очень хотел беседовать, мне было достаточно си­деть и смотреть вокруг.
Все-таки Петр молодец! Поездил по Европе, вы­брал самое лучшее и замутил такой крутой город — Санкт-Петербург! Как приятно осознавать, что я родом из самого красивого города в мире!
Ну, это спорный вопрос.
Что ты хочешь сказать, Москва лучше? — с за­метным возмущением спросила Оля.
Ты знаешь, будь на моем месте Бородина, она бы с тобой поспорила.
—Хорошо, чем Москва лучше?!
—Каждый кулик свое болото хвалит. Вот моей маме, к примеру, нравится Армавир, этот маленький чистый городок. Там невысокие дома, кругом деревья, цветы, тепло и уютно. А если бы ты была на Кубани весной, когда цветут сады! Как здорово пахнет! Будто перед тобой шел кто-то и нес огромную корзину цветов, человек прошел, а запах остался. А в твоем Питере чем на ули­цах пахнет? Лучше не вспоминать.
Ну и оставался бы там! Что ж ты из своего Арма­вира в Москву приехал?
Я про маму сказал. Что тут спорить? Ты же тоже из своего любимого Санкт-Петербурга в Москву приехала.
- Я приехала на проект, а не в Москву.
Да какая разница? Ты приехала на телепроект в Москву, потому что у тебя в Петербурге нет центрального телевидения. Москва, может быть, не красивее, но лучше.
Чем? Деньгами? У нас в Питере тоже полно бога­тых людей, да таких, что побогаче московских будут. Путин откуда?
Да при чем тут Путин? Ему везде хорошо. Хотя и он тоже, кстати, из Питера в Москву переехал, и наша любимая Ксения Анатольевна Собчак тоже почему-то перебралась. Москва — центр мира!
Я не люблю Москву! Я и мои дети будем жить в Питере!
Да что ты так нервничаешь? Поспокойнее. Мы не в телевизоре. Скажи мне, пожалуйста, ты после проек­та где жить будешь?
В.Питере.
В Питере? А если я буду в Москве?
Живи.
Хорошо, а работать кем будешь?
Мне все равно кем, лишь бы в своем любимом го­роде.
Оль, не смеши меня: Бузова референт-переводчик! Ты же мечтаешь быть суперзвездой! Тебе неважно, что де­лать, лишь бы быть на виду. Певица или телеведущая — главное, чтобы находились те, кто будут тебя обожать. И чем больше таких, тем лучше!
Это неправда!
— Неправда?! А что ж ты после каждого концерта у меня спрашиваешь: «А мне больше, чем Водонаевой, хло­пали?»
Мне важно, как я отработала.
Да что ты чешешь!
Что ты грубишь!
Да я уже терпеть не могу это вранье! Тебя интере­сует количественный фактор, а не качественный. У вас с ней борьба за титул: самая лучшая телка на «Д2», и ты была бы счастлива, если бы ей не хлопали вообще. А еще лучше, если будут гадости вслед кричать и кидать в нее стаканы из-под попкорна.
Это не так!
Да это как раз так, только у тебя смелости не хвата­ет даже сейчас мне в этом признаться. Ты просто трусиха!
Мне важно, как я спела!
Конечно! Именно поэтому ты поешь постоянно под фанеру! И именно поэтому ты спишь всегда, когда идут занятия по вокалу.
Мы все поем под фанеру!
Да, все, кроме Солнца и Степы.
Ты к чему это все завел? Снова хочешь все испортить?
Хочу! Передо мной тут ангел во плоти сидит! По­сле концертов на стадионах, после орущих фанатов она поедет работать в тихий, скучный офис Санкт-Петер­бурга референтом-переводчиком! Может быть, тогда уж по специальности — геологом!
Я не геолог!
Ну хорошо, географом. Какая разница! Хрен редь­ки не слаще. Каким географом ты будешь работать, Оля?! Искать работу ты будешь на телеканале ТТТ, ко­торый в Москве! Сидит умничает... Потому что ты луч­ше моего знаешь, где все бабки! И работу найти проще в Москве, особенно будучи лицом медийным. Все телека­налы, все радиостанции, все кинокомпании, рекламные агентства... все в Москве! И ты это не хуже меня пони­маешь, но твердишь, как попугай: в Петербурге... в Пе­тербурге!
Что ты завелся?!
Ничего! Давай представим, что тебе предложили хорошую работу на телевидении. И ты будешь отказы­ваться только потому, что хочешь жить в самом краси­вом городе?
Нет, я буду приезжать сниматься, а жить в Пите­ре, как Нагиев.
Допустим, такая ситуация: мне предложили хоро­шую работу в Москве, например, ведущим. Денег пред­лагают гораздо больше, чем мы бы зарабатывали вместе в Петербурге. Но работу предлагают только мне. Тебе, к сожалению, нет.
Ну и что? Я чем буду заниматься? Дома сидеть?
Я постараюсь тебе найти какую-нибудь работен­ку, чтобы ты не скучала... Референтом-переводчиком, например.
Нет.
Что нет?
Меня так не устраивает.
То есть что не устраивает?
Я не собираюсь тратить свою жизнь непонятно на что!
Ну как же «непонятно на что»? Ты же рядом с люби­мым мужчиной, ты так мечтала приносить мне на работу бутерброды, цокая каблучками, воспитывать детей, ва­рить борщи.
Нет.
Ну хорошо, тогда другая ситуация. Предположим, закончился проект. Такое может случиться?
Так.
Предположим, что дом выиграли не мы. Ну вдруг, такое возможно.
Так.
И еще, предположим, что мы оказались на х...р никому не нужны! ТТТ, как всегда, обещает позвать нас вести передачу, но мы понимаем, что этого не случится никогда'. На корпоративы нас никто не приглашает. Ко­роче, писец. И тут мне поступает предложение ехать ра­ботать в неизвестный город в Ямало-Ненецком округе. Деньжищи будут платить космические! Работы хватит на двоих. Я решил ехать. Ты едешь?
А что я там буду делать?
Как и я, работать!
Ты серьезно?!
Абсолютно!
Я никуда, ни в какой Ямало-Ненецкий округ не по­еду. Я же сказала, буду жить в Питере! Почему ты все строишь вокруг себя? Может быть, тебе стоит взять и переехать ко мне? Давай теперь, я предположу. После проекта мне сделали хорошее предложение в Петербур­ге, и я еду, как и хотела, туда жить. Почему тебе не по­ехать со мной?
Я себе это слабо представляю.
Почему?
Да потому что я мужчина! Я никогда не пойду за женщиной! Никогда я не буду при ком-то! Я не смогу так. Ты любишь сильных, а я, переехав к тебе, стано­влюсь слабее. Ты первая, кто скажет: ты переехал ко мне, а не я к тебе, поэтому будь любезен... Да и что я там буду делать? Для меня Москва-то чужой город, а Петербург тем более!
Найдешь себе работу.
Оль, ты издеваешься? Это твоя родина, у тебя там каждый столб знакомый, а я кому там нужен? У меня уйдет куча времени, чтобы найти работу, знакомых и начать хо­рошо зарабатывать. Ты понимаешь, что это нелогично! В Москве на это уйдет гораздо меньше времени.
Все же как-то живут? И ты сможешь.
Я-то смогу, только вот тебя это как-то не устроит.
Ты не сможешь жить как все. И получится ситуация, в ко­торой я из кожи вон лезу, чтобы заработать, а тебе будет всегда мало. Ты, избалованная славой, деньгами и муж­ским вниманием, не сможешь смириться с временными трудностями. Каждый мужик на дорогой машине будет у тебя вызывать больше уважения, чем я со своими потуга­ми, и однажды ты подумаешь: я молода, красива, знаме­нита, зачем мне нужна эта любовь с голой жопой? Вокруг столько богатых мужиков, и каждый хочет делать мне до­рогие подарки, почему я должна отказываться? Почему я должна выбирать худшее, когда предлагают лучшее? Мо­лодость не вечна, а надеяться и ждать, что мой котеша когда-то станет олигархом, глупо. Да и зачем ждать, если уже сейчас можно взять готового?
Ну я же почему-то до сих пор с тобой, хотя ты не­богат.
Может быть, хватит этим кичиться?
Я не кичусь.
Конечно. Ты просто каждый раз это подчеркива­ешь. Я, вот такая расп...датая, с обычным парнем встре­чаюсь. Посмотрите на меня, какая я бескорыстная! Мо­жет быть, хватит?! А то я тоже начну: «Я, умный парень, с тупой блондинкой!»
Я тебя не оскорбляла.
Я тебя тоже. Просто пример привел. Смотрю, удачно. Дошло. Дорогая ты моя, раскрасавица, можно я подведу итог разговора?
Делай что хочешь.
Получается, что, ставя на чашу весов наши отноше­ния и свой город, ты, к моему сожалению, выбираешь город.
Ну, если хочешь, думай так.
Так и получается. А как же любовь до гробовой до­ски?! Я буду всегда с тобой? Получается, это все х...рня для зрителей?
Думай что хочешь. Ты снова мне все настроение испортил.
Хм. Забавно. Я ей настроение испортил. Ты меж­ду любовью, о которой кричишь три года, и местом жи­тельства принципиально выбираешь последнее, и ты еще в шоке?! Это я в.шоке! Это еще примеры жизненных ситуаций при условии наличия денег, а если и их нет, тогда что? Видимо, сразу на х...й! На проекте потусили, и хватит, найду того, у кого есть бабло.
Какой ты идиот!
Я уже начал это понимать. У меня сейчас сложная ситуация. Все поменялось, я не знаю, где буду жить по воз­вращении в Москву, не знаю, где буду работать, и еще ты меня заставляешь сомневаться в тебе.
Где тебе жить, я нашла! Так что не прибедняйся. В сентябре получишь накопленные деньги с депозита, найдешь себе работу до апреля и вернешься, может быть, даже раньше получится.
Просто хотел услышать от тебя: «Куда бы ты ни поехал и как бы ни было тяжело, я буду с тобой рядом... всегда! Можешь даже не сомневаться, мы одно целое!» Спасибо. Посидели и хватит. Пошли домой.
Мы шли отдельно друг от друга, не обнимались, не держались за руки, я был погружен в свои мысли. У ме­ня никак не укладывалось в голове, как место житель­ства может перевесить любовь? Как после трех лет сов­местной жизни и бесконечных признаний в любви такое возможно? Моя мама после свадьбы с отцом уехала за ним на Урал! Жены декабристов поехали за мужьями в ссылку! Да мало ли примеров, когда женщины бросали все и ехали за любимым! Это, пожалуй, самая сильная проверка чувствам. Готова ли женщина пожертвовать комфортом ради любви к мужчине и ради создания с ним семьи? Мы три года строили любовь, не зная, что это та­кое. Когда жопа в тепле, желудок полон и есть тот, кто в нужный момент выручит и вставит член, это не любовь — это комфорт. Любовь — это когда жизнь без человека становится невозможной, и ты пойдешь на многое, лишь бы быть рядом, а Оля не хочет ничего менять ради того, чтобы быть со мной! Что так резко изменилось, что ей стало плевать на то, будем ли мы жить вместе после про­екта или нет? Ей важно жить в Петербурге, а по каким причинам, объяснить не может. Может быть, я чего-то не знаю о ее жизни в Петербурге? Она часто и надолго туда уезжает. Что она там делает и чем занимается, не знаю. Говорит, учится, и я верю. Наверное, зря. Может быть, любовь прошла? Да вроде бы нет, мы трепетно от­метили три года. Нам в целом хорошо, а с сексом у нас всегда были проблемы. Она просто такой человек: есть секс — хорошо, нет — ну и не надо. Я всегда настаивал, поэтому ее аморфная сексуальность — это не признак тревоги. Не знаю, что произошло, может быть, мой уход так резко ее развернул? Но как-то уж слишком быстро. Оля молча шла по узким мадридским улицам и даже не пыталась извиниться за то, что вспылила. Она не вы­глядела подавленной, наоборот, идет легко, уверенно смотрит вперед, и, по выражению ее лица, ей плевать на мое разочарование. Она считает, что сказала чистую правду и ей нечего стыдиться. Очередная глупость.
_______________
(Спасибо Чукча)

0

38

16 сентября Коррида

[spoiler]Что мы знаем о корриде? Почти все! Коррида — это противостояние быка и человека, символизирующее борь­бу добра и зла. По телевизору любят показывать «краси­вые» кадры, когда толпа людей бежит по узким улицам, а за ними скачет разгневанное животное с кривыми ногами и бешеными глазами. Время от времени бык кого-то под­нимает на рога. Это ужасно, отвратительно, но никто из нас, телезрителей, не отворачивается от экрана, не пере­ключает канал. Что скрывать, нам всегда именно этого хочется. Нам именно поэтому показывают бегущего бы­ка. Все оправданно. Бык бегал-бегал и забодал придурка, который от него убегал. Все логично. А теперь давайте представим, что нам показали красиво снятый получасо­вой ролик, где бык бегает за человеком. Бык бегал-бегал, устал, плюнул на это дело и пошел в загон. Надпись на экране: «The End» (конец). Что мы чувствуем? Недоска­занность. Оборванность. Разочарование. Комментарии: «Бред! Отстой! Чушь». Все это потому, что сюжет оборван. Нам нужен финал. Любой. Мы так привыкли. Нас изба­ловал кинематограф, телевидение. Мы хотим сидеть в кресле, пить сок и смотреть самое острое, самое интерес­ное, самое страшное, самое смешное. И именно поэтому появляются другие возможные варианты развития сюже­тов. К примеру: бык разбежался и вонзил острые, тол­стые рога в человеческую плоть, пригвоздив ее к забору. Человек посмотрел на себя продырявленного и прошеп­тал: «Мамочки...» Другой вариант. Бык напротив пацана. Мальчик подпрыгнул, мир замер. С ошеломляющей ско­ростью мальчик раскрутился в воздухе и ударил ногой быка. Животное, продолжая траекторию ноги, летит в стену и разрушает ее. Кирпичи в разные стороны, пыль... Стена была несущей, и весь дом осыпался на мертвое жи­вотное. Или еще один вариант: мальчик сильно подпрыг­нул, перевернулся, сделав тройное сальто, и, перелетев через быка, приземлился сзади. Недолго думая, он раз­махнулся и пнул что есть сил по тем самым яйцам! Бык присел на задние копыта, глаза вылезли из орбит, он пы­тался сдержать рев, но ничего не получилось — вопль вырвался из вонючей гортани. Этот крик услышали все, даже жители Ямало-Ненецкого автономного округа. Что стало с быком, история умалчивает, но с тех пор парня стали уважать все, даже Джеки Чан. Вот что мы любим.
Но все это не настоящая коррида! Настоящая корри­да — это уже далеко не шоу. Это зрелище, спорт и очень серьезный бизнес.
Матадоры в Испании — самые популярные люди, они популярнее политиков и звезд эстрады. За вечер матадор, красиво убив двух быков, может заработать пятнадцать тысяч евро.
Описывать весь ритуал, как закалывают быка, не имеет смысла, в Интернете все есть. Залезьте почитай­те. Меня тронуло другое.
Существует по меньшей мере 25 критериев отбора быков. Животные должны быть хорошо откормлены, в возрасте от пяти до шести лет, иметь красивую внеш­ность, широкую грудь и крепкие рога. Каждое утро быка выводят в поле на пробежку, затем его обучают тонко­стям боя на болотистой местности (чтобы был выносли­вее). Вечером ему включают радио или телевизор для то­го, чтобы привыкнуть к шуму. На обед помимо сочной зеленой травки в рацион «спортсмена» входят яичная ка­ша и витамины... То есть быка всю жизнь готовят к пу­бличной смерти! Он ест, растет, тренируется, бегает... ради того, чтобы красиво умереть. Нет, бык, конечно, об этом даже не догадывается, он ведь живет и придумыва­ет себе иной смысл своего существования. Может быть, он думает оплодотворить всех самок в стаде или выбрать лучшую и проходить всю жизнь с ней, то есть завести се­мью, родить детей. Да мало ли что у него там на уме.
И вот в его спину втыкают бандерильи, он, взбешен­ный, выбегает на арену... а там театр смерти и его труппа. Бык до последнего сопротивляется, надеется на свои си­лы, которые нагулял на природе, на вкусные витаминизи­рованные завтраки, обеды и ужины. Он думает: вот сейчас я надаю по заднице всем засранцам, которые меня раз­дражают своими тряпками, и пойду домой. Он по-честному так думает и борется за это, старается, хотя каждое его дви­жение уже предугадано. Он никого не удивит. Он умрет, это часть сценария, но бычок продолжает носиться за красной тряпкой, обливаясь кровью, которая пульсирую­щим фонтаном хлещет из продырявленной артерии.
Его всю жизнь раздражали этой тряпкой, но даже в предсмертный час он по-прежнему продолжает на нее реагировать, не видя лица своего истинного врага — че­ловека. У огромного, страшного быка, измотанного в предсмертной схватке, больше нет сил, кровь, пульси­руя, вь.ллескивается из пробитой артерии и стекает по мускулистом бокам, а из жалобных глаз текут огром­ные слезы. Он see понял. Он осознал. Ради забавы люд­ской, ради короткого момента изумления его сюда при­вели и ради этого его сейчас лишат жизни. Он покорно опускает голову к земле, вспоминая ветер в степи, запах езежей травы, открывает путь к холке, думая о том, к?к он вольно бегал по лугам, слышит крик матадора и из последних сил делает рывок, выдавливая последние ка­пли адреналина, защищая себя... а потом лишь холод... Он еще смотрит и видит ликующие многотысячные три­буны, белые платки, победоносно поднятую руку тореро и чувствует холодное железо внутри — это предатель­ская тонкая шпага мягко прошла через его могучее тело до самого сердца. Ноги подкашиваются... все темнеет. Трибуны ревут!!! Занавес.
Вдруг защемило в груди, губы задрожали, глаза бес­контрольно моргают... я плачу. П...дец.
А ведь я тоже проходил кастинг, радовался, жизнь вроде удается — в телевизор попал, холодильник полон, девушка рядом симпатичная. Есть, конечно, свои мину­сы, некоторые раздражающие меня личности, но в целом все хорошо, жизнь прекрасна. Мы же звезды, черт побери! На нас ежедневно смотрят миллионы! А еще, вы же помните, мы поем все как соловьи! И платят нам хорошо — холодильник всегда полон. Всегда есть чего пощипать. Ну какой же мы скот? Это только в периметре нас назы­вают хомяками, но на самом деле МЫ ЗВЕЗДЫ!
А истинный герой ситуации почти такой же, в доро­гом сияющем костюме, богато украшенный золотом и драгоценностями, сам он не виден, но результаты его труда радуют толпу. И он каждый раз после глупостей Бузовой, криков и слез Гобозова, Солнца, драк Меньши­кова или просто романтического поцелуя смотрит каж­дому зрителю в глаза и вот так торжествующе, с властно поднятой рукой, обводит зал глазами, фиксируя живот­ный интерес к самому-самому! Вы же этого хотели? Так вот оно! Пейте свой сок и смотрите! Вы замерли перед великим мастером, кузнецом эмоций, кто с усмешкой, кто с ужасом на лице, но самое страшное не во мне, а в вас. Вы же помните... завтра в том же месте, в тот же час! Не пропустите...
Х...Й я вернусь обратно! Мне мерзко.
_______________
(Спасибо Чукча)

+1

39

24 сентября Начало конца

[spoiler]— Уважаемые пассажиры, пристегните свои ремни, выпрямите спинки кресел, откройте шторки иллюмина­торов. Через двадцать пять минут мы приземлимся в аэро­порту «Шереметьево-2», города Москвы. Температура в Москве 12 градусов Цельсия, ветер 2 метра в секунду. Капитан корабля и команда желают вам мягкой посадки.
Все пассажиры недовольно заелозили в своих кре­слах, пропитанных жопным потом. Повсюду раздавались щелчки ремней безопасности. Скоро прилетим. Страх как не хотелось приземляться. Вот бы сейчас этот наряд­ный командир корабля добавил газу, забрал штурвал на себя и вернулся обратно в Испанию! Но он, естественно, не повернул, а самолет продолжал снижаться. Начало за­кладывать уши. Отпуск заканчивался. Олю уже ждут на «Доме», а меня — эта серая, холодная, неприветливая Москва. Но есть еще двадцать пять минут отпуска! Я за­крываю глаза и по-прежнему сижу в маленьком испан­ском ресторанчике, смотрю на качающиеся у берега ях­ты. Мне тепло, уютно, я слегка пьян. На столе стоит куча опустошенных тарелок, недопитая бутылка белого вина. Как же все было вкусно! Просто потрясающе.
Я люблю вкусно поесть. В отеле на ресепшене реко­мендуют кучу мест, куда можно сходить, но интересова­ли нас только рыбные рестораны.
«Портовые ресторанчики в Камбрилсе все хоро­шие,— сказала девушка с ресепшена.— У каждого ре­сторана есть свой баркас, который рано утром выходит в море и уже к обеду возвращается со свежей рыбой. Так что идите в любой портовый ресторан, даже не со­мневайтесь: там всегда свежие морепродукты. Очень вкусно поужинаете».
От нас до Камбрилса рукой подать, недолго думая, мы поймалитакси и поехали. Пятнадцать минут езды, и мы уже в самом центре этого небольшого прибрежного ме­стечка. Камбрилс — типичный каталонский городок: ма­ленький, опрятный, с огромным количеством магазинов. Вдоль всей портовой части города тянутся рыбные ре­стораны. Набережная ими просто утыкана. Эти ресто­ранчики, словно магазины в торговом центре, стоят ря­дом друг с другом. Блюда везде одинаковые, небольшие отличия только в цене. В них было все, о чем я так долго мечтал, сидя в периметре: омары, лобстеры, креветки, мидии, моллюски, великое множество блюд из рыбы.
От обилия ресторанов мы долго не решались остано­вить свой выбор на каком-то одном. Облизываясь, про­шли вдоль всю набережную, потом вернулись назад и снова прошли. Когда наконец-то дошло, что разницы нет, в каком из этой доброй сотни ресторанов сидеть, мы вы­делили критерий, по которому будем выбирать,— сво­бодные места с красивым видом на море. Les Baroques отвечал всем нашим требованиям: опрятный, мало лю­дей, прекрасный вид на море.
Официант быстро принес меню и любезно пытался помочь выбрать. На голодный желудок все блюда в ме­ню выглядели соблазнительно. Мы начали заказывать все подряд в огромных количествах. На что официант достаточно странно отреагировал. Он сказал: «Достаточ­но! Вы и так уже очень много заказали. Хватит. Вы отлич­но покушаете» Я был сражен. Где в Москве скажут: хва­тит заказывать? Нет. Бери сколько хочешь, заказывай, да побольше, чтобы счет потом был с метр длиной, а тут вон оно что — хватит! Я опешил. Посмотри: заботятся о том, чтобы не переедали.
Мы заказали морское ассорти, моллюсков, осьмино­гов в кляре, салаты и бутылку белого вина. Ассорти при­несли спустя десять минут после заказа, в тарелке были: обжаренные креветки, камбала, моллюски, лобстеры и кусочек палтуса. Все это разлетелось в одно мгновение. Боже, как было вкусно! Следом подали моллюсков в чу­гунке с каким-то потрясающим сырным соусом. Лучше не вспоминать! Мы забыли, что сидим вдвоем, и надо бы общаться, о вине вспомнили, когда на столе почти ниче­го не осталось. Чувство сытости, хорошее белое вино, теплый вечер, прекрасный вид на море... так мы проси­дели допоздна, любуясь, как море играет лунным све­том.
Пьяные и счастливые, мы вышли из ресторанчика, пой­мали такси и быстро доехали до отеля.
В холодильнике еще оставалась бутылка мартини. Мы вытащили на балкон соломенные кресла, столик, укры­лись пледами и, потягивая сладкий вермут, наслаждались прибрежным шумом и свежими воспоминаниями. Мад­рид — музей Прадо, музей королевы Софии, парк Ретиро; Барселона — Рамблас, Антонио Гауди и его парк Гоэль, храм Саграда Фамилия, дома Мила, Батло, Висенс; Терра-гона с римскими развалинами; Камбрилс с рыбными ре­сторанами; Фигерас и театр-музей Сальвадора Дали, за­мок Галлы в Пуболь; коррида; фламенко; парк Порт Авентуро. Все это уложилось в 11 дней, 10 ночей и пять тысяч евро.
Пожалуй, это был самый лучший наш отпуск и, на­верное... последний! Мысль о том, что это наш послед­ний совместный отпуск, неожиданно промелькнула в го­лове. Ее как будто мне подкинули!
И в этот самый момент самолет плавно коснулся коле­сами полосы, а потом уже всем весом опустился на рус­скую землю. Отпуск закончился. Люди включали свои те­лефоны, в которых тут же раздавались звуки пришедших CMC. Мне телефон включать не хотелось, я знал, что ни­кто и ничего мне не отправлял.
«Добро пожаловать в столицу,— сказала стюардес­са.— В Москве 21:15. Температура воздуха 12 градусов Цельсия. Наша авиакомпания сделала все, чтобы ваш полет прошел максимально комфортно. Надеюсь, вам понравилось и в следующий раз вы вновь выберете нас. Экипаж самолета прощается с вами и желает приятного вечера. До свидания».
Добро пожаловать в Moscow f...eking City! Паспорт­ный контроль прошли без проблем и даже очень быстро. Выходим из зала прилета — никого нет, никто не встреча­ет. Быть может, водитель у входа? Выходим на улицу — никого! Звоним водителю. Он, оказывается, не знает, где зал прилета, ищет. Стоим и ждем полчаса, снова его набираем, на этот раз оказывается, что он ПОПАЛ В проб­ку, которая образовалась у въезда. Проходит еще полчаса. Наконец-то задрипанная, грязная, позорная «шестерка» появляется из-за поворота, и мы стараемся как можно быстрее, чтобы люди не видели нашу машину, бросить в нее сумки. Стыдно. Хоть бы помыл!
Выезжаем и тут же снова попадаем » пробку.
— В Мадриде и в Барселоне такого нет,— хвастливо
проговорила Оля.
— Представляешь, нет пробок! — поддержал я.— За
две недели я уже от них отвык!
А тут в 12 ночи можно встать наглухо,— обречен­но сообщил водитель.
Что-то Москва с нами не так уж приветлива,— на­стороженно заметил я.
Это точно,— безучастно ответила Оля.— Позвоню Германовскому, сказать, что мы прилетели.— Она достала свой зеленый рекламный телефон и набрала продюсера: — Але, Николай Алексеевич? Здрасте. Да, мы уже приле­тели. Да, все нормально. Отдохнули супер! Были везде. Такое ощущение, что объехали всю Испанию! На поля­не буду часа через три. Ну... надо завезти Ромку, я еще хочу посидеть с ним немного. А он сейчас вам сам ска­жет.— Оля дала мне трубку, я снова, после трехнедель­ного перерыва, слышал голос Германовского. Если чест­но, не очень хотел разговаривать.
Роман,привет.
Здравствуйте,Николай Алексеевич.
У тебя все нормально?
Да, все хорошо.
Поздравляю с возвращением на родину. Оля сказа­ла, что отдохнули отлично?
-Да.
Где будешь жить?
Пока у друзей, а потом сниму квартиру
Что за друзья? — Повисла пауза. Я чувствовал, что ему очень важно знать, где именно, а я не хотел говорить.
Вы их не знаете.
Точно? -Да.
Ясно. Передай трубку Ольге, пожалуйста.
Оль, тебя.
Але... ага... да... ну вы же знаете, что у меня сейчас мно­го учебы? Я не знаю... Ладно, хорошо.— Повесила трубку.
Что там такое?
Николай Алексеевич напомнил про то, что я дол­жна еженедельно вести эфиры на «Love Radio».
А это что, каждый день?
Нет, раз в неделю, в субботу.
Отлично! Не вижу в этом ничего плохого. Ты бу­дешь чаще приезжать из Питера в Москву. Переезды те­бе будут оплачивать?
Думаю, да.
Вообще хорошо.
Я так совсем не думаю,— достаточно резко отре­агировала Оля.
В чем проблема?
Ты можешь себе представить, что такое — раз в неделю приезжать сюда?
Не вижу в этом никакой проблемы, ночь в поезде, и ты тут.
Это ты так говоришь, потому что не ездил так часто.
Ничего страшного.
А еще мне за это не будут платить!
Тебе же платят зарплату на "Доме".
Мне этого мало.
На твоем месте я бы так не говорил. Тебе нужен опыт любого ведущего. Пригодится. Чтобы иметь опыт радиоведущего, я работал каждый день.
Ну это ты!
Ого, как ты заговорила!
Мне просто не хочется работать бесплатно. Я и так слишком много для них делаю всего на халяну. До «Д2» мне платили за каждую фотосессию, а сейчас фото­сессий много, а зарплата от этого больше не становится. Вот еще и это радио-шоу бесплатное добавилось. У ме­ня на все сил не хватит.
Хватит. Лишь бы нравилось.
Наверное, ты прав.
Пробка была только до МКАДа, дальше мы поехали значительно быстрее. Через полчаса я был уже у себя. Мы попрощались с Олей. Она отправилась на поляну, а я пошел в свой новый дом.
_______________
(Спасибо Чукча)

+1

40

22 сентября Мой новый дом

С этого дня я отсчитываю свои дни проживания в сто­лице. Вообще, я приехал сюда 01.05.2004, но все это от­носится к подмосковному периоду.
Глядя в окно, я понимаю, что все не так уж плохо. Из моего окна виден Каменный мост через Москву-реку, за ним Кремлевская стена и те самые рубиновые звезды. Из кухни можно посмотреть на храм Христа Спасителя, памятник Петру и шоколадную фабрику «Красный Ок­тябрь». Я в самом центре столицы!
Мой новый адрес: г. Москва., ул. Серафимовича, д. 2. Снова «Д2». Так мило! Объясняя, где этот дом находится, можно сказать: в нем находится Театр эстрады, или кино­театр «Ударник», но большинство знают его как «Дом на набережной». Про него я очень много читал, более того, хотел в нем оказаться. И вот теперь я .wci.
Компания у меня подобралась как по заказу. Петя — рекламный продюсер ТТТ, Ваня — директор по локей-шену в кинокомпании, Ульяна — режиссер.
Я делил комнату с Ваней. С моих первых минут на­хождения в этой квартире ко мне отнеслись с внимани­ем и заботой. Ребята, казалось, были рады моему при­сутствию, будто не я напросился с ними жить, а они давно меня ждали. Ваня заботливо разобрал диван, сам заправил в пододеяльник одеяло, подушку в наволочку, постелил простыню. Давно я не удостаивался такой за­боты. Петя шумел на кухне, откуда доносился приятный запах. Ульяна по-прежнему не выходила из комнаты.
Вот, Роман, теперь ты будешь тут спать! Вместе со мной,— улыбаясь во все свое круглое лицо сказал Иван.
Покажешь квартиру?
Ну конечно. С удовольствием... Смотри, это шкаф, тут я освобожу некоторые полки, и ты тоже смо­жешь им пользоваться.
А почему он стоит сразу напротив входа, почти по­середине комнаты?
Ну... это... он загораживает секретную комнатку от постороннего взгляда.
Под секретной комнаткой ты подразумеваешь вот этот угол со всяким барахлом?
Ну почему же барахлом? Идем, я тебе покажу.— Ваня взял меня за руку и потянул в угол за шкаф.— Вот тут у меня гирлянды для елки, которую мы будем наря­жать в Новый год, севшие батарейки...
Батарейки тебе зачем?
Надо... хе-хе. Скрепки, ложки всякие чайные, маг­нитофонные кассеты, диски.
Короче, всякое барахло.
Ну да, правда, тут половина — не мое. Тут до тебя Москва жил...
Какой Москва?
Ну Димка Москва, который у вас там на «Д2» был, за Собчак еще ухаживал.
А, Москва!
Да-да. Тут половина его вещей.
А где он сейчас?
Он в павильоне съемочном живет.
Где?
Ну я работаю в кино и Москву туда устроил. Он поссо­рился с Петей, и ему надо было срочно съезжать. Поскольку квартиру себе найти он не успел, то, где работает, там и спит.
А что это, так сложно?
— Квартиру найти?
-Да.
Ххххе! Пойди попробуй. Снять однушку, не в цен­тре, сейчас стоит 25 штук. Риелтор за свои услуги возь­мет столько же. Ну и хозяину квартиры надо еще за пер­вый и последний месяц отдать. Вот и получается 75 штук. У него их нет. Вот и живет там, где есть возможность. Он не парится, не переживай. Ему везде хорошо, он же Москва!.. А вот это мое! — Ваня достал прозрачный пластиковый бокс, забитый десятирублевыми купюра­ми.— Это на черный день.
Долго собирал?
Нет, полгода, наверное. Иногда деньги в карманах заваляются, я их сюда выкладываю.
Понятно. А это что? — В самом центре комнаты стояла позолоченная двухметровая лестница.
Это... Хххе... Это елка.
Елка?
Что ты удивляешься? Скоро Новый год, мы украсим ее цветным дождиком, повесим шары, игрушки, гирлян­ды. Звезду воткнем светящуюся.
Шутишь?
Нет! Я на полном серьезе. А зачем покупать? Ког­да я ее украшу, ее от настоящей не отличишь.
А как она сюда попала?
Мне надо было лампочку вкрутить. Потолки у нас тут высокие — три метра, со стула не достанешь. Тут как раз в подъезде электрики что-то делали. Вот я у них ее и с.дил. Пока электрики в подъезде свою работу до­делывали, она тут у меня стояла, стыдно было выно­сить. А потом я уже к ней привык, решил оставить. Вот видишь, краской золотой покрыл.
Понятно.
Пошли я тебе Петину комнату покажу.— Мы вы­шли в квадратный просторный коридор. Двери во все комнаты завешены тяжелыми бордовыми портьерами. Стены изрисованы маркером. В центре стоял стол, зава­ленный куртками и сумками.
Вешалки нет? — спросил я, глядя на стол.
Есть шкаф, вот он.— Ваня открыл дверцы.— Но, как видишь, он почти битком. Все не помещается.
А это что на стенах?
Эта стена славы. Каждый, кто у нас бывает, оста­вляет пожелание. Вот смотри, это Водонаева киску на­рисовала, это вот Рассел, Боня, Чуев, Анфиса Чехова — да тут много кого. Только тебя нет.
Я позже оставлю...
А вот наша общая женщина.— Ваня подошел к плакату с похабно развалившейся на пляже блондинкой.
Соски и пипка у нее были заклеены стикерами с надпи­сью «цензура». Я не поленился приподнять стикер между разведенных ног и взглянуть на то, что было прикрыто.
Нравится?
Хорошенькая.
На Бузову похожа?
Разве только пипкой.
Ххххе. Ну что, пойдем дальше.
Комната Пети была в духе спиритизма. Тяжелые тем­ные шторы на окнах, этнические барабаны, стеклянные шары, всевозможные статуэтки на полках, красные кра­шеные стены. Не хватало еще чучела петуха. Однако кро­вать была по-армейски заправлена обычным бабушки­ным покрывалом. На портьере у входа приколото огромное количество всевозможных этикеток, фантиков, обложек. Казалось, в этой маленькой комнатке, помимо магического барахла, были собраны все торговые мар­ки, которые ныне существуют. Ими пестрела вся стена. Я сразу вспомнил детство и свои первые турецкие джин­сы «Cardinal». Мне так не хотелось прощаться с краси­выми этикетками, я долго носился с ними по дому, не зная, куда их спрятать. Уже нашел место, где буду их хранить, но тут вмешалась мама: «Что ты собираешь всякий хлам?! Пойди и выкинь! Они тебе не пригодят­ся». Пришлось выбросить. Петина мама, видимо, была другого мнения. На книжной полке стояли книги пре­имущественно одного направления: «Как ничего не де­лать и иметь все на свете», «Как стать волшебником», «Деньги, счастье, успех, карьера», «Искусство мечтать», «Думайте позитивно, и счастье придет само по себе», «Стать богатым — это просто!»... Все это я уже проходил.
Петя увлекается такой литературой?
Ты поосторожнее с ним, он волшебник! — Ваня пытался придать голосу серьезности.— Смотри аккурат­нее, заколдует. Хе-хе. Шучу. Он, правда, много читает, но в основном с наладонника электронные книги, чтобы деньги за них не платить, качает в Интернете. А это так, осталось у него от ex-girlfriend.
К Ульяне не пойдем?
Нет. Она что-то не в духе. Видишь, заперлась у се­бя, сидит, сопит. Наверное, что-то замышляет. Пошли на кухню. Там Петя уже что-то приготовил.
Мы сели за стол. Петя приготовил какое-то китайское блюдо, я нарезал хамон. Мы выпили водки. Я рассказы­вал им про Испанию. Они внимательно слушали, смеялись и выпивали. Мы просидели до трех утра. Петя, со­славшись на работу и ранний подъем, пошел спать. Мы с Ваней еще немного посидели и тоже пошли. Легли по крова­тям и болтали в темноте, до тех пор пока от Пети не пришла CMC: «He могли бы вы разговаривать громче, а то ничего не слышно!» Похихикав, я выдержал паузу и уснул. Мой первый день в Москве закончен.
_______________
(Спасибо Чукча)

+1

41

1 октября Дашко не лесбиянка

Дни текли размеренно. Я впитывал Москву и учился жить заново. За три года в периметре я привык к сонно­му образу жизни. Сейчас вокруг и внутри меня все рез­ко менялось. Из пышной сдобы я превращался в сухарь. Я стал больше ходить, записался на фитнес, научился ездить в метро (правда, не всегда хорошо получается, но я стараюсь). Я сильно потею от нервного напряжения, могу поехать в другую сторону или перейти не на ту вет­ку, выйти не на ту сторону улицы, но я делаю это, пото­му что другой возможности перемещаться у меня нет.
Меня бесит напускная торопливость москвичей, вме­сте с их желанием успеть на работу! Они боятся опоз­дать и бегут что есть мочи, расталкивая всех вокруг лок­тями, возмущаясь медлительностью окружающих. Хотя я уверен, каждый из них почти всегда опаздывает.
Я много езжу и часто вижу калек с вытянутой рукой, как говорит приятный левитановский голос по громкой связи: «Люди, занимающиеся попрошайничеством». Я не даю им денег, всем этим одноруким, безруким, безногим, старым, больным, хилым — всем тем, у кого умирает дочь, потерян паспорт, болеет сын, потому что выявил удивительную закономерность. У каждого из них один марш­рут, каждый стоит на своей точке. Они на работе. Я не хочу платить им за вызванную жалость, за чувство, которое в последнее время все чаще испытываю к себе. Мне сложно признаться, что я больше не звезда ре-алити-шоу. У меня нет денег на такси, у меня нет прав на вождение автомобиля, а соответственно, выход один — общественный транспорт. Меня часто узнают, если я еду без головного убора. Как правило, эта встреча сулит только крик в спину: «„Д2" говно!» Если в вагоне метро есть подростки, они будут долго смотреть, ржать, пока­зывать на меня пальцем, тянуть пиво, продолжая отпу­скать остроты. Меня все это бесит. Я не знаю, куда себя деть, когда в вагоне находится человек, громко орущий: «Посмотрите, да это же Роман Третьяков из „Д2"!» Но самое унизительное, когда в метро берут автографы. Я не отказываю, просто стою и молча делаю то, о чем просят. Хм. Я делаю свою работу. Как правило, это зако­рючка на маленьком, пропитанном потом клочке бума­ги. После того как расписался, какая бы ни была сле­дующая станция, я выхожу и сажусь в следующий поезд. Мне стыдно, когда на меня пристально смотрят люди. Они глядят внимательно, с укором, некоторые с ухмылкой: «Довы...ывался? Сиди теперь, как все, в ме­тро! Звезды х...евы! Б...дский „Д2"». Даже если мне уда­лось забиться в угол и никто на меня не обращает вни­мания, мне тошно. Мне противно от толпы, текущей в мраморных тоннелях. Меня раздражает вонь из проку­ренного рта рядом стоящего пассажира, пивной пере­гар, запах закисшей мочи в вагонах, мне стремно дер­жаться за поручни, потому что я не знаю, кто держался за них до меня, поэтому я всегда езжу в перчатках. У ме­ня вызывают отвращение спящие на лавках вагона бом­жи, грязь и воцарившаяся на каждом лице обреченность и депрессия.
Перед первой поездкой я надел панамку с длинными полями, шарф, очки, поднял воротник плаща, но даже это не помогало — меня узнавали.
Я вспоминаю ту приветливую, солнечную, красивую Москву, в которую я приехал 1 мая 2004 года тогда неизвест­ным, и сравниваю ее с этой, в которой живу прославившим­ся сейчас. Это два совершенно разных города. Тогда было то же метро, те же пробки, та же вонь. Изменился я. Я стал изба­лованным, претенциозным, сладким. Раздался звонок. Оля.
Ты можешь забрать меня отсюда?! — рыдала она в трубку.
Что случилось?
Я не могу больше быть на этом скотском шоу!
Да что произошло?
Мне сегодня Степа сказал, что я встречаюсь с Гоги!
С каким Гоги?
Да ни с каким!
Ну а что ты плачешь?
Да-да-да, потому что,— Оля плакала навзрыд, как ма­ленькая,— я сказала, что я не говорила, что Дашко лесбиянка.
Успокойся. И объясни спокойно, а то я ничего не понимаю.
Оля продолжала шмыгать носом.
Меня тут все ненавидят! У меня нет друзей! Ксю­ша Собчак так сказала!
Да что ты нюни развесила! — Я понимал, что по­глаживаниями никак не смогу ее защитить, тем более по телефону. Пришлось давить.— Оль, успокойся.
Я не могу больше тут! Забери меня отсюда! Я хочу домой! Я хочу домой! Забери-и-и!
Так, успокойся! — Раньше я всегда ее успокаи­вал, но сейчас мне не хотелось этого делать.— Оля, хва­тит ныть! Я тебе вытирал сопли три года! С меня хватит. Я говорил, что тебе теперь придется защищать не толь­ко себя, но и наши отношения?
Да,— по-прежнему всхлипывая, отвечала она.
Тебе можно было ныть, когда я был там! Когда я мог любому заткнуть рот. Лафа у тебя закончилась. Те­перь надо думать, что говоришь и делаешь, надо думать заранее! Нянчиться с тобой там никто не будет! И на­ставлять на пусть истинный тоже! Ты взрослый чело­век, а ведешь себя как ребенок! Соберись! Хватит ныть! Слышишь? Хватит.— В телефонной трубке по­висла тишина. Она опешила от такой реакции и тут же успокоилась.— И я ору на тебя не для того, чтобы до­бить, а чтобы отрезвить. Ты расклеилась, привыкла, что за тебя всегда скажут, подумают, сделают. Все, не будет такрго! А будет тебе еще хуже. Теперь, когда ты даешь слабинку, тебя будут клевать все, даже лохи, ко­торые пару часов на проекте. Сейчас будут нападать все кому не лень! И не надо звонить и рыдать в трубку: «Степа мне сказал, что я встречаюсь с Гогой!» Ну и что?
Степа сказал, что я встречаюсь с Гогой! После Лоб­ного подошла к нему и ответила: «Какое право ты имеешь клеветать на меня ?!»
Так.
Он сказал: «Оленька, успокойся. Я хочу, чтобы люди знали правду. Весь Интернет знает, что с Ромой у тебя уже давным-давно ничего нет. Тем более что в Се­ти плавает ролик, где ты с какими-то хачиками едешь в машине!» А это не хачики! Это мои друзья! И было это давным-давно, я там еще с косичками после Доминиканы.
А что вы со Степаном не поделили?
Да ничего! Настя вернулась с Сэмом из отпуска. И мы начали разбирать ситуацию с нашим сайтом. Помнишь, ког­да они улетали, всем сказали, что летят в Таиланд. Уже по­том выяснилось, что Сэмик полетел со своим дядей в Эмира­ты, а Настя — вместе с Моцак в Сочи! Мы обсуждали это
на Лобном месте. Потом я, как всегда, выложила это на сайт. Единственное, дописала: «Где же правда на самом де­ле? Кто теперь поверит им? Зачем ребята нас так долго об­манывали?»
Так.
Ну вот. А сегодня они вернулись. И первым делом объявили мне войну. Насте, естественно, не хочется вы­глядеть глупо, и она решила обвинить во всем меня. Сказала что-то типа: «Как это ты, моя подруга, могла на­писать на сайте такое? Что теперь подумает обо мне моя мама? Ты недвусмысленно дала понять, что я девушка нетрадиционной ориентации». Я ей ответила: «Настя, ну я же не сказала, что ты лесбиянка». Тут и вылез Сте­пан: «Оля, ну я же не говорю, что ты в Питере встреча­ешься с Гогой». Мне стало очень обидно. Все надо мной ржали.
Ну, у Степана давняя неприязнь к нам.
И что мне делать?
Тебе надо быть к этому готовой. Они, как стадо шакалов, накинулись на тебя сразу, как только почув­ствовали твою беззащитность.
И что мне теперь делать?
Ничего. Готовься к новой провокации.
Я не хочу! Я хочу домой.
Ну вот, опять началось. Надо быть сильной. Учись себя защищать. У тебя прекрасная возможность.
Да я не хочу этого делать! У меня есть ты!
Сейчас меня рядом нет. Поэтому придется. Ладно, Оль, у меня тут есть кое-какие дела. Целую.
Подожди, я еще хотела сказать...
Что?
Ладно, ничего. Все пока. Я позвоню маме.
Звони, но только не с общего телефона.
Хорошо. Пока.
Пока.
_______________
(Спасибо Чукча)

Отредактировано Маргузя (2010-01-18 22:26:54)

0

42

2 октября Деньги

Телефон завибрировал на столе. Я снял трубку. Папа.
Ром, привет,— бойко говорил в трубку отец.
Привет.
Я тут кое о чем подумал.
О чем? — настороженно переспросил я.
Что с твоими деньгами?
С ка.кими деньгами?
Которые ты накопил на проекте?
Да вроде бы все в порядке, обещали выплатить, но не выплатили еще.
Много там?
Ну нормально, около ста тысяч долларов. Это все деньги, которые я заработал за три года.
Ого! Если честно, мне кажется, что тебя слили из-за них.— Повисла пауза. Я думал. Эта мысль мне еще не приходила в голову.
Думаешь, что они не выплатят мне заработанные бабки?
Думаю, да. Ты помнишь, что у тебя в контракте на­писано про уход?
Конечно, я его уже наизусть весь помню.
Так вот там был пункт, что в случае, если ты уходишь по своей инициативе, а не в результате голосования, день­ги тебе не выплачиваются. Ты ушел по своему желанию?
Ну что значит по своему?
На Лобном месте ты что сказал? — въедливо спра­шивал отец.
Сказал, что у меня сложности с родителями, и я дол­жен им помочь. На сколько конкретно я ухожу и вернусь ли вообще, я не знаю.
То есть формально ты ушел по своей воле.
Что значит по своей?! Меня об этом продюсер по­просил.
— А то и значит. Для телезрителя продюсера не су­ществует, как и разговора с ним.
При чем тут телезритель вообще?
При том, что это официальная версия твоего ухо­да, которую будут рассматривать при начислении денег, а это случай, предусмотренный контрактом. Вот и полу­чается, что тебя могут лишить всех заработанных денег. Контракт у тебя с ними когда закончился?
31 августа.
Вот-вот. Если бы ты досидел до первого сентября, по условиям контракта они должны были с тобой рас­считаться. А так как контракт ты не выполнил, прощай денежки. Тебя просто слили, чтобы не рассчитываться. Да и, наверное, припомнили прошлый инцидент. Ты один целый канал на уши поднял! Все подписали кон­тракт, а ты один не подписал. Вот они хорошо все взве­сили и решили тебя слить.
Да если бы я сразу все подписал, этих денег все рав­но бы не было! Там все предусмотрено! Ты сидишь в шоу годами, тебе что-то там начисляют, но не платят. И толь­ко потом, после того как проект закончится, обещают вы­платить какие-то огромные деньги! А когда этот проект за­кончится? К тому же там целая куча штрафов, по которым в любой момент и с любого участника можно скосить лю­бую сумму. Так что в той ситуации у меня другого выхода не было. Жизнь одна, и, если я сейчас на проекте живу, платите мне сейчас, а не потом! Тем более это «потом» всегда пахнет кидаловом. Меня бы по-любому нагрели.
Это точно. Когда Май ушел, он уже на новом кон­тракте был?
-Да.
—Ему деньги выплатили?
Нет.
А Водонаевой?
Вроде тоже нет.
Так что, ты думаешь тебе выплатят?
Ну, хотелось бы. Опрокинуть меня они не могут, на проекте же Оля осталась, и в любой момент, если мне не выплатят деньги, она уйдет с проекта.
Хорошо, если так. А если нет?
Я этот вариант даже не рассматриваю.
Но на твоем месте я бы не был так самоуверен. Она слишком хорошо там устроилась.
Пап, я в ней меньше всего сомневаюсь.
Ну, смотри сам. Тебе виднее. Только будь аккурат­нее. Помни, система всегда права, система всегда побежда­ет. Ты лишь нестабильный элемент в этой огромной маши­не для выкачивания денег из народа. Да и то даже твою нестабильность система использует себе на благо, показы­вая тебя. Люди хотят каждый день в 21:00 Романа, с пеной у рта защищающего свою невинную Оленьку! «Д2» — это опиум для современного человека. Посмотри вокруг! Этих людей в нищих российских деревнях надо чем-то занять. Их надо отвлечь от разрухи, от пяти тысяч рублей в месяц. Чтобы они не думали об этом, а только о том, как же сейчас Оленька Бузова будет жить одна без Романа Третьякова!
Ладно, я учту. Все, пока, пап.
Пока.
_______________
(Спасибо Чукча)

Отредактировано Маргузя (2010-01-18 22:26:17)

+1

43

3 октября Кошмар!

По ночам меня мучают кошмары в виде огромных женских срак, стоящих передо мной. Их огромные дыры манят меня. Я смотрю на них и понимаю, что не могу ничего с собой поделать, я хочу их! Мой член не подчиня­ется мне и предательски встает. Я мучаюсь от стыда, от того, что не контролирую себя. Меня бесит, что жела­ние члена очутиться в сырой, тесной пипке гораздо сильнее моей любви, А каждая жопа предательски шеп­чет именно те слова, которые колоколом отдаются у ме­ня в голове: «Трахни! Трахни! Залей меня!» И я борюсь с ним, с собственным членом, ради нашей любви, но он оказывается сильнее. Лютая, неистовая похоть оказы­вается мощнее моей воли и любви к Оле. В душевных муках я вставляю в безликую задницу и чувствую, как медленно начинает течь благодать. Она заливает меня всего, разливаясь по телу. Член, будто хобот, которым я качаю сладкое тепло из стоящей передо мной жопы. Блаженство разливается по каждому нервному оконча­нию. От радости я свечусь, закатываю глаза, откидываю голову и чувствую, как начинаю парить. И вдруг слышу издалека Олин голос: «Рома! Ром! Рома!» Она ищет ме­ня. Стыд, который уже было улетучился, обратно воз­вращается! Он заливает краской мне лицо. Совесть во весь голос мне орет: «Она сейчас увидит тебя вот тако­го: стоящего перед огромной сракой, со спущенными штанами!» Я начинаю дергаться, хочу вырваться, но жо­па не отпускает меня. Более того, каждое мое движение доставляет немыслимое удовольствие. Мой стыд быть застигнутым врасплох, любовь и запретный плод в виде роскошной жопы, физическое сопротивление и сладкая похоть слились в единое целое. Я продолжаю вырывать­ся, и каждый мой рывок отдается в голове серьезным ор­газмом. Каждое движение сопровождается посторгаз­менными спазмами мышц и сладкой усталостью. Жопа делала все для того, чтобы я остался в ней. А я, как заев­ший на одном месте диск, продолжал вырываться, совер­шая те самые простые движения, слыша приближающий­ся Олин голос: «Ром, Ром, Рома, ты где? Я сейчас найду тебя, мой маленький засранец!» Мне было стыдно, но наслаждение только усиливалось. Ее голос становился все ближе. Он был повсюду, звучал, как из динамиков, которые окружают меня. Стыд начал в своем росте стре­миться к бесконечности, и к нему добавился страх. Я увидел огромное улыбающееся Олино лицо, светивше­еся радостью. «Котеша, а я тебя нашла!» — Она так силь­но обрадовалась, как никогда, но увиденное начало бы­стро менять выражение ее лица. Слезы брызнули из глаз. Мне стало ее жаль, и боль от увиденного передалась мне. Этой ядерной смеси мой организм не выдержал, эмоция оказалась такой сильной, что стала последней каплей на пути к эякуляции. Мой вулкан начал обильно извергать­ся! Я смотрел в рыдающее лицо Бузовой глазами, полны­ми сострадания, и ничего не мог с собой поделать. Про­цесс вступил в необратимую фазу. Держа член двумя руками, я был похож на пожарника, а сперма, как из шланга, бесстыдно поливала похотливую жопу. Приснится же такое! Жуть.
_________________
(Спасибо Чукча )

Отредактировано Маргузя (2010-01-18 22:25:32)

+1

44

10 октября Безработица

Дни за периметром текут неторопливо, я уже прожил их двадцать в Москве. За это время почти ничего не произошло. У меня есть какие-то вялотекущие дела: написать дневник, выложить фотки на romaolya.ru, сходить на безрезультатные переговоры или интервью, может быть, радиоэфир или съемки в каких-то низкорейтинговых шоу. Все эти «дела» отнимают время и не приносят денег. Поэтому я часто сижу в Интернете в поисках заработка.
Сегодня слонялся целый день по квартире, словно дрейфующая льдина, между ноутбуком и кухней. Я был в квартире один, или мне так казалось, потому что комната Ульяны до сих пор остается для меня загадкой. Туда всегда закрыты двери. Уходя на работу, Ульяна закрывает свою комнату на ключ, приходя, закрывает ее за собой. Никогда не знаешь дома она или нет. Она стран­ная, но ей можно: она же режиссер!
С самого утра сижу на кухне, пью кофе и пялюсь в окно. Должна прийти Оля, и я сосредоточенно ее жду. Я наблюдаю за таджиками, достраивающими мост через Москву-реку к храму Христа Спасителя, они работают словно муравьи. Сидя дома в теплом свитере, шерстяных носках, попивая кофе, смотреть в окно за работающими людьми которым холодно и серо, особенно хорошо. Вот, наверно, за это и расплачивались буржуи.
После выпитой десятой чашки кофе звонок в дверь все-таки раздался. Это Оля!
Привет, моя девочка!
Привет, котешенька. Как ты тут?
Скучаю.
И я скучаю.
Давай свою куртку, я ее повешу. Проходи. Чай будешь?
Нет.
Тогда заходи в комнату.
А что, Ваньки нет?
Никого нет! Мы одни!
Можно тут присесть?
Конечно! Садись, не бойся!
Она осторожно присела на мою кровать.
Ну как ты тут?
Я очень соскучился по тебе. Иди ко мне.— Я притянул ее к себе, и мы начали целоваться.— Твои маленькие губеш-ки, носик... Боже, как же я скучаю по тебе! — Руки заскользили по изголодавшимся телам. Мы мягко повалились на диван.— Я так скучаю по тебе! Любимая, наконец-то ты рядом. Мне тут очень тоскливо без тебя. Я как брошенный на улице котенок. Мне одиноко, холодно и так хочется, чтобы кто-то приободрил ласковым словом, погладил, согрел.—Я целовал ее шею, продолжал шептать на ухо приятные фразы, зарываясь носом в волосы. Запах ее пипки уже пробивался через джинсы, я его чувствовал и возбуждался еще сильнее. Она уже была готова к тому, чтобы я вошел в нее. Моя плоть кипела под джинсами, но я не торопился расстаться с одеж­дой, радуясь каждой секунде нашей встречи, впитывая мгновение, как губка. Я медленно шел к своей цели. Наконец-то столь долгожданное соитие сейчас произойдет!
Ром, подожди!
Что такое?
Я не могу.
Давай поговорим позже. Я так хочу тебя.— Я принялся целовать ее снова, пока страсть еще не угасла.
Ром! — Оля выставила вперед руку, отстранив меня.
В чем дело?
Мне тут неуютно.
Что тут неуютного? Да не переживай! Все нормально. Дома никого нет.— Я снова потянулся к ней, но она опять остановила меня:
Ром, я не могу тут. Я смущаюсь.
Оль...— я многозначительно вздохнул.— Ты можешь мне объяснить в чем дело?
Ни в чем. Я же говорю, мне тут некомфортно.
Мне кажется, причина в другом. Ладно, одевайся, пошли на кухню поговорим.— Вдаваться в причины, почему она снова мне не дает, я не хотел. Правду она все равно не скажет. Оля достаточно быстро оделась и пришла.
Сделай кальяньчик.
Хорошо. Как твоя работа в «Утро на ТТТ»?
Ой, так клево! Мне так все нравится!
В чем там смысл?
Короче, там такая фишка клевая. Допустим, у меня есть подруга, она симпатичная, но за собой не ухаживает.— Она быстро переключилась на свою работу и с увлечением начала рассказывать. Будто проблемы в постели и не было.— Так вот, я звоню в «Утро на ТТТ» в рубрику «Полиция моды» и говорю: «Моя подружка симпатичная, но у нее проблемы с парнями, потому что она не ухаживает за собой. Помогите ей, пожалуйста». Мы рассматриваем ее заявление и приезжаем. Врываемся к ней в квартиру — дыщь! Дверь нараспашку. Я стою такая кайфовенькая! Зачитываю ей приговор, обвинение в преступлении против моды! Надеваю наручники, сажаю ее в свою розовую «газель» и везу в салон. Там ее преображают. Ну там красят, причесывают, одевают, и все такое. А потом все собираются и показывают преобразившуюся страшненькую девочку. Все.
Понятно. Золушка forever. Тебе все нравится?
Ну классно! Только вот мне там платят всего двенадцать тысяч в месяц. Представляешь как мало?!
Оль, ну зато ты единственная, кто ведет свою рубрику в передаче, которая не связана с «Д2».
Ну да. Но все равно, представляешь, стилисту Ни-заму, который там девочек красит, платят пятьсот евро за съемку! И он еще не очень этим доволен! А мне всего двенадцать тысяч в месяц! И это притом.что смотрят-то люди в основном из-за меня!
Тебе ТТТ еще помимо этого платит зарплату за «Д2».
Ну и что?
Радуйся и этому. Ты ведешь свою маленькую телепередачу! Разве это не здорово?
Ну да. Но мне все равно обидно, что какому-то вшивому стилисту платят в шесть раз больше, чем мне.
Ну это, наверно, его единственная работа. А у тебя основная зарплата на «Д2», немного с рубрики, немного с книг, гастроли. В целом получается не плохо. Посчитай.
Ну да, неплохо. Но я все равно ничего не могу поделать. Мне обидно. А у этого Низама не единственная работа в шоу, он еще в салоне работает.
Значит, он умеет себя дорого продать, а ты нет.
А у тебя что с работой? Ты ищешь? Продался кому-нибудь уже?
Я ищу.
Ну и что, успешно?
Пока ничего нет.
Ну ты же там где-то в радиоэфирах участвовал и еще где-то снимался?
Оль, ты что, издеваешься?
Нет, просто спрашиваю, нашел ли ты работу. Я же твоя девушка, и мне важно, как ты себя чувствуешь за периметром, можешь ли зарабатывать.
За участие в ток-шоу, радиоэфирах, интервью никогда ничего не платят! Тебе хоть раз платили за съемки в другом шоу или за интервью?
Я не знаю, за нас же всегда продюсер договаривается, может, он деньги себе забирает.
Хм. Ты чего тупишь-то так? За съемки в шоу телеканалы не платят. Как бы мне этого ни хотелось, но в этом есть логика. Каналам нужны звезды, а звездам каналы.
Так ты, получается, не работаешь?
Я работаю над тем, чтобы работать.
Что это значит?
Ты думаешь, так все просто, вышел и устроился на канал ведущим?
Ну да. А что тут сложного?
Знаешь, когда я был в периметре, мне тоже казалось все очень просто. Мы же такие звезды великие! Вышел из периметра, и на следующий день тебе пришла куча предложений, сиди, выбирай, хочешь в кино — снимайся, хочешь в сериалах, хочешь свадебку проведи.
А что, не так, да? — Оля очень сильно изумилась.
Ну конечно, не так. Оль, ты сидишь в периметре три года! Это сильно сказывается на твоих мозгах. Не хочу тебя обидеть, но мне кажется, что ты стала, как бы это помягче сказать... тупее.
Что ты меня оскорбляешь?!
На самом деле это так. Ты думаешь, что все, кто тебя видит по телевизору, готовы любые деньги платить, лишь бы на тебя живьем посмотреть или услышать твои вшивенькие песенки? Ты думаешь, что тебя рвать телеканалы будут? Думаешь, предложения будут сыпаться, как из рога изобилия? Оль, открою тебе тайну, ты будешь никому не нужна, и работу надо будет искать.
Почему?
Потому что так устроен этот мир. И еще у меня одна новость есть не очень приятная.
Какая?
Денег, которые мне должны выплатить за участие в шоу, до сих пор нет на карте.
Но они же обещали выплатить?
Обещали.
И Германовский обещал, я помню.
Он много чего всем обещает. А тебе выплатили?
Да, все нормально, как и говорили, десятого сентября все выплатили.
Ну вот так, видишь. Когда меня убирали с проекта, сказали, что все выплатят до десятого сентября. Десятого, естественно, денег на карте не было. Я позвонил в холдинг, мне сказали, что деньги на карту не перечислили, потому что сумма большая, и ее надо было мне заранее заказать. Бред какой-то! Но успокоили и сказали, что десятого октября их точно выплатят.
А сколько тебе должны?
Около двух с половиной миллионов. Понимаешь, это все деньги, которые я заработал за три года! И если они сейчас не выплатят, я не знаю, что буду делать. Сегодня как раз десятое октября, я проверил карту, она пустая. Я позвонил в холдинг, и мне сказали, что решение по выплате моих денег еще не принято. Я поинтересовался, когда оно будет принято. Сказали, что до конца октября постараются принять. Вот так. —А ты продюсеру звонил?
Сегодня не стал. У меня и так голова раскалывается от разных вариантов. Завтра буду звонить.
А что делать, если их не выплатят?
Будем думать. Видишь, контракт составлен таким образом, что эти деньги могут не выплатить по любому поводу. Вот они этим и пользуются. Не хотят и не платят.
А как же быть? Если бы тебе выплатили, мы бы вместе смогли купить квартиру хоть где-нибудь. И уже не быть в подвешенном состоянии.
Я думаю, что они этого как раз и не хотят. Если бы у тебя была квартира, ты бы уже давно оттуда ушла, ну или серьезно об этом задумалась. А так, пока идти некуда, сидишь на «Д2». Они этим и пользуются.
Так неприятно! А как же сделать, чтобы нам деньги выплатили?
Видишь в чем дело, мне деньги не выплатили сегодня, а завтра могут не выплатить тебе. И никакой управы на них нет. Найдут на тебя ролик в Интернете с Гиви или как его там?
Гога.
Ну вот, нашли ролик, где ты с Гогой пьяненькая едешь, и решили, что это очень вредит имиджу телепроекта и каналу в целом. В преддверии парламентских выборов или в связи с войной в Ираке надо бы тебя убрать с проекта и, более того, оставить без денег. Придумают что угодно и так, что ты себя еще виноватой будешь чувствовать.
А что делать?
Нужен рычаг.
И что это может быть?
Думаю, придется их немного пошантажировать.
Для шантажа нужно захватить что-то ценное и просить выкуп!
—- У нас иная ситуация: они владеют чем-то ценным и не хотят терять, соответственно готовы за это платить.
Ты намекаешь на то, что мне придется уйти с проекта?
Какая ты умная?! А так удачно косишь под тупую.
Мама говорит, что умная женщина никогда не покажет, что она умная. К тому же, когда речь заходит о бабках, любая блондинка становится во сто крат умнее брюнетки.
— Ну вот, это тот редкий случай, когда я с твоей мамой
согласен. Ты права, рычаг у нас только один — ты. Точнее,
твое пребывание там. Потерять тебя после ухода Водона-
евой, Мая, меня будет сложно для шоу. Поэтому если ты бу­
дешь бунтовать и собирать вещи, то все может получиться.
Ну это и так понятно.
Тут главное — выставить адекватные условия, на которые они смогут пойти без проблем. Важно не переоценить свою значимость для шоу.
Иначе что?
Иначе придется реально уйти.
Я не хочу. Я хотела бы, чтобы ты туда вернулся! Обратно! Чтобы все стало, как раньше. Я уже привыкла к камерам, к вниманию, мне это нравится.
Не переживай и не торопись. Терпение и время — наше самое главное оружие. Даже если так получится, что мы их пережмем и тебе придется оттуда уйти, мы просто-напросто станем жить обычной жизнью в Москве.
Но я не хочу!
Ну надо будет потерпеть. Пройдет немного времени. Жить пока будем тут. А потом, как только у шоу начнут падать рейтинги, или просто оно станет пресным, а без тебя, я думаю, оно именно таким и станет, нам позвонят и попросят вернуться.
А если не позвонят?
А если не позвонят, тогда позвоним мы. Думаю, нам не откажут. И, как все, вернемся во второй раз! Придется сделать трагическое лицо, сказать какую-нибудь чушь про то, что это наш дом, что мы сильно скучали, жизни без «Д2» не существует.
Так страшненько.
Запомни, мы не нападаем и не просим лишнего. Мы хотим взять лишь то, что нам обещали. Нас обманули. Кинули, а это людей расстраивает.
Ну ладно. Я готова. Давай только, перед тем как все это затевать, ты позвонишь Германовскому, может быть, все выяснится и не придется ничего такого делать.
Ну это понятно. Только вот что-то мне подсказывает, что по-хорошему мы не разойдемся.
Котешь, мне тут водитель уже названивает. Я ему сказала, что через два часа уже буду. Давай я поеду, а завтра сразу после разговора с продюсером ты меня наберешь?
Ладно.
Ну давай, приятно тебе тут оставаться. Я поехала. Целую тебя.
И я. Пока.

спасибо Чукче

Отредактировано loragirl (2010-01-18 22:33:07)

+1

45

12 октября Разговор с продюсером

День не заладился с утра. Серое небо свинцом висело над кремлевскими звездами. Серые здания, старый каменный мост — все это отдавало депрессией. Но я бодрюсь: пишу гадости ублюдкам с форума на нашем сайте, общаюсь по аське с разработчиком о запуске нового раздела. Это будет страница, где все желающие будут выкладывать карикатуры на героев «Д2». У меня уже есть пара забавных работ: Надя Ермакова в образе Марфушеньки-душеньки, Бузова с сиськами Водонаевой (ее мечта) и еще несколько жестких приколов на тему педерастии Калганова.
Мне нравится наш сайт. Он детсадовский немного, эти ярко-зеленые, розовые рамки вокруг блоков с новостями, анонсами событий. Сначала я сопротивлялся, а теперь даже проникся к нему симпатией. Это в духе наших отношений. Я запустил его 25 мая. Сейчас, к октябрю, на него ежедневно заходит порядка семи тысяч человек. Считаю, это неплохо, но может быть больше. Основная его изюминка, что в режиме on-line выкладываются новости с поляны в Сеть, а телезритель может на эти события посмотреть только через шесть дней в эфире. Таким образом, всем, кто смотрит «Д2», я оказываю неоценимую услугу — рассказываю заранее, что случится. Продюсер считает, что я таким образом подогреваю интерес к просмотру серий. Мой бизнес не мешает им, а наоборот, поэтому мне еще ничего не поломали. Иначе сайту и недели не дали бы просуществовать. Холдинг очень ревностно относится к любому стороннему заработку и всеми силами старается его пресечь. Их можно понять: пока герои зависимы от шоу, они не разбегутся.
Звонить Германовскому пока не решаюсь. Собираюсь с мыслями. Разговор предстоит непростой. Но чего тянуть? Надо звонить. Я готов. Волнуюсь. Набираю номер. Гудки. Снял трубку:
-Да.
Але, Николай Алексеевич?
Да, Роман, привет.
— Я вот что хотел спросить.
Слушаю.
Я по поводу денег. -Да.
—Когда вы меня уходили, мы договорились, что 10 сентября я получу свои накопленные на депозите деньги. Тогда же вы поставили условие, что деньги мы свои получим только в случае, если я ухожу, а Оля остается. Мы свою часть договора выполнили.
—Роман, я понимаю, о чем ты. Но мы Ольге все выплатили.
Ольге выплатили. А мне?
С тобой произошла неувязка.— Повисла пауза.— Я долго бился над тем, чтобы выполнить свое обещание, но руководство настояло на своем решении, и они имеют на это право. Выплаты по твоему депозиту не будет.
Как? — Я был шокирован.
Ничем не могу помочь, это решение руководства.
Но почему?
Они посчитали, что ты своим поведением очень серьезно подорвал их деловую репутацию. Они были настроены наложить на тебя дополнительные штрафы. Ты знаешь, согласно контракту они имеют на это право. Но мне удалось убедить их в том, что в отношении тебя не стоит предпринимать такие меры.
Николай Алексеевич, я подорвал репутацию холдинга? Вы что, шутите?
Нет, я вполне серьезно.
Я подорвал репутацию видеороликом в Интернете?
Ты там куришь траву!
Николай Алексеевич, я курю там трубку! Делаю одну затяжку, и все!
Эту историю ты прибереги для родителей. Они в нее поверят. Мне ее можешь не рассказывать. Я бы сам охотно поверил в нее, но...
Видео запах не передает! Доказать, что именно я там курю, невозможно!
Как видишь, руководству доказывать не надо.
— Но почему именно я опозорил?! Почему Руслан, прилетая на гастроли, выходя из самолета, первым делом во все горло орет: есть тут у кого-нибудь накуриться,— это нормально! Он не позорит холдинг! Почему, когда Степа, выходя на сцену со стаканом вискаря, перед детьми в первом ряду глотает его, во время песни лапает девочку, выбежавшую к нему, задирает ей юбку и орет: «Покажи сиськи, сука!» — он остается для ТТТ нормальным персонажем?! Почему кому-то можно раздевать в клубе б...дей, на глазах у аудитории с камерами и фотоаппаратами, имитировать жесткий секс, и это нормально?! Да примеров куча! Рассел ходит в периметре угаше-ным! К нему в предбанник бегают накуриваться ваши операторы, и он тоже вполне нормален для проекта!
Роман, не будь таким наивным. Твоя проблема в том, что видео с тобой плавает в Сети, а Меньшикова нет. Я тебе уже говорил и даже пример приводил: все дают в рот своим секретаршам, но только Клинтон на этом попался. От всех, кто был в этой теме замешан, мы избавились.
Да я это уже слышал! Только вот Рассела вернули обратно, Чуева тоже.
Не переживай ты так. И тебя вернем.
Я сейчас не об этом.
Если тебя так интересуют Андрей и Руслан, то с ними есть особая договоренность. Если кто-то из них будет пойман на этой теме по любому признаку, будь то запах, цвет глаз или поведение, они тут же без каких-либо обсуждений удаляются с проекта.
Мне, если честно, все равно, какая договоренность есть с ними. Я говорю о том, что система свою немилость реализует избирательно.
Роман, ты ошибаешься, если думаешь, что именно по отношению к тебе есть негатив. Мы делаем один большой бизнес, и я стараюсь быть одинаков в решении проблем каждого. Стечение обстоятельств, а это, я повторяю, интересы холдинга, твое видео в Интернете, смена власти в стране оказались не в твою пользу.
—Николай Алексеевич, мы с вами сидели в беседке 24 августа и обо всем договаривались.
Я еще раз повторяю, решение принято руководством холдинга. И я бессилен что-либо изменить.
Б...дь...— тихо, чтобы он не услышал, сказал я себе под нос.— Николай Алексеевич, мне нужны мои деньги!
Я тебя прекрасно понимаю, но решение по выплате твоих денег уже принято.
Я буду тогда разговаривать непосредственно с руководством.
Хм. О-кей. Разговаривай.
А кто там занимается такими вопросами?
Всеми финансовыми вопросами занимается Владимир Попов.
Я могу с ним встретиться и поговорить?
Ну конечно. Я думаю, даже будет лучше, если именно ты встретишься с ним и объяснишь ему то, что сейчас мне сказал по телефону.
О-кей. Я позвоню ему. До свидания.
Удачи.
Меня трясло! Сидеть три года ради того, чтобы выйти и остаться без денег, ради которых сидел! Пи...ец! Нельзя так поступать с людьми! Отчаяние — вещь страшная! Доведенный до отчаяния человек перестает бояться!
Голова молотила, как швейная машинка, выдавая сотни комбинаций матерных слов, которые я бы мог сейчас употребить в разговоре. Сука! Б...дь! Ведь и орать нельзя! Материться нельзя! Нельзя сказать продюсеру: «Да пошли вы на х...й, пидарасы! Ненавижу, суки! Вы меня кинули! Вы, как всегда, наобещали горы и не х...я не сделали!» Б...дь, как же хотелось все это проорать в трубку! Но я ничего этого не скажу! Иначе не видать мне моих денежек вообще! И это бесит меня еще сильнее! Mне противно чувствовать себя на крючке! Я беспомощен! Я лошара! Идиот!
Мне ничего не остается, как ходить по комнате и орать во все горло. А что я еще могу сделать? В суд на них подать? Смешно! Они раздавят меня, как блоху. Хотя может получиться весело. Суд они, конечно, выиграют, но повеселюсь я на славу! Прессы назову, устрою шоу по
хлеще, чем «Д2». Можно представить жирные заголовки в Сети: «Организаторы реалити-шоу обворовали участника!», «Новая форма рабства - реалити!» Будет весело.
Можно еще проще сделать. Писать все эти переговоры на диктофон и, если что, выложить у себя все на сайте. Хороший продукт получится, интересный. У сайта посещаемость будет бешеная. Рекламу буду продавать дорого. Или просто вести дневничок такой правдивый, в
котором все по чесноку. Тоже вариант. Только опять-таки в любом из этих вариантов денег мне заработанных не видать. Расстрою я их этим окончательно.

Спасибо Чукче

+1

46

16 октября Переговоры с большим руководством

Ровно в 10:30 я поднялся на седьмой этаж бизнес-центра на Трифоновской. Тут расположен офис нашей медиакомпании. Меня уже ждала секретарша. Она вежливо проводила в зал для переговоров, предложила чай или кофе. Я попросил зеленый чай.
Сидя в узкой переговорной со стеклянными стенами, я смотрел на муравьиную возню работников офиса и прокручивал аргументы, приготовленные вчера вечером: «Германовский не сдержал обещание», «Мы одно целое, поэтому все, что касается меня, напрямую касается Оли», «Компания не выполняет взятые на себя обязательства»... Я размышлял, прикидывая возможные вари­анты развития разговора, как в дверях появился высокий молодой человек в голубой рубашке. По всей видимости, тот самый Владимир. Его лицо растянулось в приветственной улыбке, я встал с кресла и протянул руку:
Здравствуйте, Владимир.
Здравствуйте, Роман.— У него было монументальное лицо, будто высеченное из камня и насаженное на каркас с голубой рубашкой и серым галстуком. Он мне напомнил эдакого офисного стахановца. Да, Германовский не зря пожелал мне удачи, знал, к кому отправляет. У этого монстра яйца в Пасху не выпросишь!
Рассказывайте,— присев, сразу приступил к делу Владимир.
Мне бы хотелось больше послушать вас. Ведь дело в том, что контракт я выполнил на все сто, не обманув компанию ни разу, не нарушив ни один из пунктов договора, и, если честно, мне неясно, почему не выплачивают заработанные деньги.
Во-первых, Роман, вы нарушили пункт 1.7 этого договора, в котором точно сказано: участник не допускает распространения информации, порочащей честь, достоинство или деловую репутацию продюсера, его представителей, вещателей, а также спонсоров программы.
Простите, а как я нарушил?
В Интернете появился видеоролик, о котором вы, надеюсь, проинформированы, который и послужил нарушением обязательств с вашей стороны. Этот ролик серьезно подорвал репутацию компании в глазах наших компаньонов, и именно поэтому мы приняли решение о штрафе.
Вы смотрели этот ролик? — едва сдерживая свой гнев, произнес я.
Нет.
—Жаль. Так вот, я не думаю, что курение мною трубки может как-то серьезно подорвать честь и репутацию компании. Более того, если вы на досуге посмотрите видеоролик то обратите внимание, что там есть подпись ДК «Нижневартовск», также вам не составит труда спросить у вашего коллеги Вадима Гобика, который отвечает за гастрольный график, когда мы были на гастролях в Нижневартовске, и он вам скажет, что было
это в 2005 году, а обязательства по контракту я взял на себя с 1 сентября 2006 года, так что за этот видеоролик я не могу нести ответственность по контракту.
- Но деловая репутация компании была подорвана.
-Хорошо, даже если так, скажите, пожалуйста, видео, появившееся в Интернете год назад, где снят мой секс с Берковой, не порочит мою честь и достоинство? Не порочит порнушка честь компании? — Я уже давил на него.
Вы знаете, я занимаюсь только финансовой составляющей, не вникая в творческие стороны съемочного процесса.
-Еще нюанс: после ухода мою вторую половину, оставшуюся там по просьбе продюсера, обливают грязью и клевещут на нее, приписывая ей отношения с каким-то азербайджанцем и еще прочими сомнительными элементами.
-Еще раз повторяю, что творческая сторона съемочного процесса меня не интересует. По этому вопросу обращайтесь к продюсерам.
-С продюсером мы уже говорили, и, что удивительно, он ссылается в решении не платить на вас.
-Такого быть не может! Наше сотрудничество построено таким образом, что все решения по выплатам мы получаем от продюсера. Наша задача — лишь реализовать его решение. Мы давно работаем со всеми продюсерами, и у нас нет причин не доверять им.
Его спокойный тон, лощеная внешность, наглаженная голубая рубашка, маникюр на руках меня просто бесит. Этот парень как бронепоезд — мне не удается его ни разжалобить, ни взбесить. Я старался не показывать
своего отношения к нему, но ничего не получилось, я напоминал кипящий чайник.
Ух ты! Как интересно! Оказывается, что продюсеру принадлежит эта чудесная затея! Вас не понять! Господин Германовский говорит, что все вопросы по выплатам принимает руководство, а руководство в лице вас говорит, что Германовский все решает.
-Я уже рассказал, что всеми вопросами по «Д2» занимается Германовский.
-То, что вы будете мной в пинг-понг играть, я уже понял. Правду не найти, но как же быть с депозитом? Когда мы подписывали этот контракт, вот тут на этом месте в этой переговорке сидел я, а на вот этом месте сидела одна очень крикливая дама и убеждала меня в том, что этот контракт и деньги, обещанные по нему, существуют для того, чтобы после проекта у участников было гарантированное будущее. Так что получается, все эти слова — чепуха? А контракт — просто пыль?
-Он стал таковым после того, как вы его нарушили.
-Это весьма сомнительный момент.
-Для нас — нет.
-Простите, а почему?
-Компании пришлось в отношении вас принять некоторые меры на период предвыборной гонки. Как только, Роман, договорные отношения между вами и продакшеном возобновятся, будут выплачены все деньги.
-Что за бред? Почему я работаю сегодня, а деньги должен получать через год, и то только при условии заключения нового контракта? Вам не кажется это унизительно?
-Вы сами подписали такой контракт, а потом еще и нарушили.
-Да сколько можно повторять, что нарушение спорное и было сделано до того, как мы подписали этот строгий договор! Вы понимаете, что это бред?! Может, сейчас пороемся в моей биографии, найдем двойку по поведению в школе и посчитаем, что это порочит честь и достоинство канала?
-Вы, Роман, передергиваете.
-Вы, Владимир, вынуждаете меня это делать! Вы прекрасно понимаете, о чем идет речь, но упорно делаете вид, что не понимаете. Возвращаясь к контракту, когда я его подписывал, вокруг меня сидели десять человек и откровенно давили, объясняя, в чем его прелести. Я только сейчас понимаю, в чем его прелести. Но я по-прежнему н>в пойму, почему такая богатая компания, как вы, не может удовлетворить мою простую просьбу и наделить меня и мою девушку уверенностью в завтрашнем дне? Почему? Ведь это так просто! Тем более что Николай Алексеевич пригрозил мне тем, что в случае если мы уйдем вместе, то никакой депозит выплачиваться не будет, если я ухожу один, деньги выплачиваются обоим.
-Что? Я не слышал этих подробностей.
-Так вот, я вам их рассказываю. 24 августа подходит ко мне Германовский вместе с шеф-редактором и говорит: «Роман, так, мол, и так, ты сегодня уходишь по такой-то причине. Мы договорились с руководством и пришли к выводу, что деньги, накопившиеся у тебя на депозите, тебе выплатят, но только в том случае, если Ольга останется на проекте. «А если она пожелает уйти вслед за мной?» Он ответил: «Депозит вы теряете». Так вот, его просьбу мы выполнили, а про свою он забыл.
-На это я сказать ничего не могу. Могу лишь пообещать позвонить продюсеру и уточнить.
-Уточните, пожалуйста.
-Хорошо, как только позвоню ему, я перезвоню вам и сообщу, к чему мы пришли.
-Договорились. Еще я обещаю вам посмотреть этот ролик.
-Да, тогда уж посмотрите и серию «Д2» заодно в среду и в четверг, но так, чтобы иметь представление о том телепроекте, из которого я пришел.
-Я так понял, что мы обо всем договорились? — спокойно подытожил Владимир.
-Да,— коротко ответил я.
-Ну тогда всего хорошего.
-До свидания.
Не успел я выйти из офиса, как тут же мне позвонила Оля: Ты еще на переговорах?
Нет, уже все. Поговорили.— Я выдавил из себя эти слова, пытаясь говорить по слогам, придавая им ожесточенный окрас.
Как все прошло?
Если вкратце, деньги они платить мне не хотят.
А ты говорил, что Германовский обещал?
Ну конечно, говорил.
И что?
Ничего. Попов пообещал позвонить ему и уточнить этот момент. Думаю, от этого ничего не изменится. Желания платить в глазах этого молодого человека я не разглядел. Думаю, что они играют по разыгранной комбинации: Попов валит на Германовского, а тот в обратную, так до тех пор, пока не надоест. Вот так.
Ты меня расстроил.
Ничего не поделаешь. Теперь уже привыкай.
Хочешь, теперь я тебя расстрою?
Мне кажется, больше уже некуда.
Нашего сайта больше нет.
Как это нет?
Вот так.
То есть как это?
Вот так — нет. Набираешь romaolya.ru, и ничего не происходит. Загружается страница, что сайт недоступен. Вот так.
П...дец. А ты администратору сайта звонила?
Да, звонила! Мальчик в шоке, не знает, что произошло. Говорит, что с таким сталкивается впервые. Звонил в хостинг-компанию, там ему отвечают, что все файлы сайта удалены. Кто это сделал, не знают. Говорят, хакеры запустили какой-то новый вирус, который все удалил.
Что за бред? Такого не может быть!
Нашего сайта больше физически не существует! Будто и не было.
П...дец.
Еще звонили из холдинга, сказали, что в ближайшие два дня надо подписать новый контракт. И еще, если я не подпишу, они оставляют меня без зарплаты.
Здорово обложили.
Вот так, котенок.
Прикольно. И вот с этими людьми мы проработали три года. А ты с какого телефона звонишь? С зеленого?
-Да.
Ты знаешь, что он прослушивается?
С чего ты взял?
Я вчера был в холдинге, и там операторы передо мной извинялись, говорили, мол, извини, мы твой разговор с Олей слышали.
Какой именно?
Когда ты звонила и просила забрать тебя оттуда. Я их спросил, хорошо слышно было? Говорят, прекрасно, будто на мне микрофон надет. Так что по этому телефону никаких больше переговоров.
Поняла. Ну все, котенок. Я тебя очень сильно люблю. Целую. Позвоню вечером.
Да, любимая, звони. Буду ждать.
Пока.
Пока.
Я шел от Трифоновской к метро «Рижская». Погода была чудесная. Мягкое, желтое осеннее солнце светило что оставалось сил, заливая последним теплом несущихся мимо меня прохожих. Москва продолжала жить в своем привычном ритме, а я замер. Мыслей было так много, что стоять с этим грузом в голове я не мог, пришлось сесть на каменную плиту, нагретую солнцем, и предаться течению электрических разрядов в голове.
Хорошенько за нас взялись. Сайт грохнули ребята из холдинга, я в этом не сомневаюсь, видимо, для того, чтобы конфликт не вышел за рамки личных переговоров. Хотя сейчас полно других ресурсов, где я могу выкладывать все эти неприятные подробности отношений с руководством проекта, но пока вокруг ресурса соберется нужная аудитория, страницу снова удалят.
Олю вынуждают подписать новый, еще более жесткий договор. Это понятно, ее никогда отпускать не хотели. Сейчас ее свяжут контрактом и денежный кляп в рот воткнут, чтобы не рыпалась за мной уходить. Как бы она меня ни любила, а денежки и своя жопка, гелем намазанная, важнее. Долг отказываются выплачивать тоже по вполне понятным причинам. Хороший крючок: будешь хорошо себя вести, тихо — выплатим, может быть, и обратно возьмем, а плохо — извини, не получается. Вот такой расклад.
Думаю, настало то самое время «Ч». Если Оля уйдет сейчас, когда мы с организаторами еще не успели переругаться, будет возможность вернуться назад. Это — раз. Продюсер, возможно, будет чувствовать себя виноватым в том, что передавил. Он тертый калач и мыслит несколько другими категориями, именно поэтому сделает все, чтобы не дать уйти или вернуть ушедших. Чув­ство вины по отношению к нам прекрасно! Это — два. Если верить слухам, близится розыгрыш московской квартиры, претендентов не так много, перед голосованием основные золотые яйца не захочет потерять даже самая щедрая курица. Это — три. Если вспомнить, каким скандалом закончился конкурс «Королева "Д2", то мы по-прежнему претенденты на роль оскорбленных и уни­женных. Как он любит говорить: «Основной мотив телесмотрения — несправедливость по отношению к любимым персонажам». И тут мы короли. Это — четыре. Мы им очень нужны! Потерять нас им будет дороже, чем заплатить мне эти вшивые два с половиной миллиона! Можно смело уходить! Рычаг очень серьезный! Пойдут на все! Можно и повышение зарплаты выдавить. А если решат отпустить, то обязательно позовут обратно, как раз перед розыгрышем. И тут будет возможность вернуть себе все долги. Надо срочно звонить Оле! Лишь бы Бузова не спасовала. Хотя, как она говорит, ей там надоело, все клюют, унижают. Она постоянно ревет. Без конца напоминают, что не ушла за мной. Надеюсь, еще немного любит меня. Не спасует. Надо срочно звонить!
Оль, привет еще раз.
Привет, котенок. Ты чего?
Я тут поразмыслил...
И что?
Тебе ни за что сейчас нельзя подписывать контракт!
Это почему?
Себе дороже будет. Пока нет времени, расскажу позже. Ты меня услышала? Ни под каким давлением ничего не подписывай!
Да все услышала. Ничего подписывать не буду.
И еще. Тебе надо уходить оттуда.
Ты серьезно? -Да.
А как же деньги, которые тебе должны?
Никак.
Ты уверен?
—Да, я уверен. Собирай вещи и уходи. Предложат переговоры, подумай и с трудом согласись. Но скажи, что переговоры будешь вести только со мной вместе. У меня есть одна мысль.
Что за мысль?
Приду на переговоры, узнаешь. Справишься?
Справлюсь.
Выполняй!
Есть, котеша.
Все, целую, пока.
Пока.
Я смело нырнул в метро. Спускался по эскалатору и продолжал нервно думать. Остается только ждать. Оля не подведет, сделает все как надо. Все должно получиться. Надо сейчас только ждать и надеяться на Олю. Как же я не люблю ждать! Впрочем, ждать не так долго, все случится очень скоро.

Спасибо Чукче

+1

47

17 октября Побег Водонаевой

Я вышел из метро на «Лубянке». Хорошее место, центр, обилие ресторанов, клубов, кафе, рядом ФСБ. Здорово. Разыгравшийся от волнения аппетит нес меня туда, где вкусно пахло, а пахло везде. Глаза разбегались. Я потянул за ручку двери, сделанную в форме жеста «класс». Оттопыренный вверх большой палец медной ручки, аккуратно лег в руку, и я понял, что заведение мне понравится. Интерьер впечатлил чуть меньше, чем дверная ручка,— пространство, завешанное тряпками, так бы я его описал. Я сел за свободный столик и попросил принести меню. Пока я выбирал, двери снова открылись. В ресторан зашел молодой человек в белой куртке, джинсах и очках. Обычный московский гламуреныш. Все в этом парне было нормально, кроме одного — это был Миша Коко Шанель.
Это был точно он. Его маленькая голова, узкие близко посаженые поросячьи глазки, узкие губы, маленький вздернутый нос, на котором красовались очки в толстой белой оправе. Это был тот самый Миша Коко, который увел Водонаеву с проекта!
Миша! — Он оглянулся в мою сторону и расплылся в улыбке.
Ого! Роман! — Он быстро подошел ко мне, мы обнялись, как старые друзья, хотя никогда таковыми не были.
Присаживайся.
Ты что тут у нас делаешь?
В смысле у вас? Обедаю.
Это наше заведение. Мы его с компаньоном купили недавно.
Поздравляю.
Спасибо. Да я этим еще на «Д2» занимался. Ты помнишь, я рассказывал, что работаю над рестораном?
-Да.
Ну вот, как раз над этим и работал. Надо было его привести в нормальный вид. Мы тут немного интерьер доработали. Диджейскую стойку поставили, колонки развесили по залу. Теперь это DJ-кафе. Тут каждый вечер в девять играют разные диджеи. Приходи вечером, будет очень клево.
Не знаю, у меня дело есть очень важное,— серьезно ответил я.
Что за дело?
1 — Я же с «Д2» пару месяцев назад ушел.
Знаю. Молодец! Поздравляю.— Миша растянулся в улыбке.
Ну вот, мне никак бабло не выплатят.
О! Это у них любимая история. Водонаевой, по-моему, тоже до сих пор не выплатили.
А вы что, не вместе?
Брат, хм, ну ты что такой наивный! На х...й мне нужна одна строптивая старушка, если можно иметь сотни малолеток?!
Я не знаю, мне кажется нельзя равнять Водонаеву и каких-то ссыкух из клуба. Она девушка известная, скандальная. Да и сиськи у нее с жопой почти последнего размера, это тоже нельзя не учитывать.
При чем тут сиськи? Мне вот ее дойки никогда не нравилось особо.
Какое ты слово подобрал — дойки. Я его лет двадцать не слышал.
Да пох! Я люблю, когда небольшие, упругие, в руку помещаются. Зачем мне ее шары огромные? Да дело тут не в сиськах вообще, мне с ней клево было, мы классно тусовались. Она телка отвязная, трешовая. Мы зависали по полной!
А почему с «Д2» ушла? И так тупо получилось. Ушла, потом пришла, чтобы остаться, и снова ушла.
А ты не знаешь этой темы?
Нет.
Ты че, это история — ваще отвал башки. У тебя есть полчасика?
Конечно.— Мне было без разницы, каким дерьмом забьет он мне голову, лишь бы отвлечься от собственных мыслей.
Слушай, давай вискарика возьмем?
Давай.
Да ты не ссы, я угощаю. Заведение-то мое как никак.— Миша явно обрадовался свободным ушам. Я не был против выступить в такой роли, тем более что мне приходилось слышать обрывки этой истории, которые из каждых уст звучали по-разному. Хотелось узнать от первоисточника. Мы глотнули виски.— Короче, начну сначала. Водонаева очень хорошо сдружилась с Васелиной. Ты ее знаешь?
— Ну конечно. Это жена Германовского.
Да. Она продюсер монтажа, если ты помнишь. Так вот, этим летом Алена поехала отдыхать в Египет вместе с Васелиной. У нее как раз никого не было.
А ты?
Я пришел на «Дом» как раз во время ее отпуска. В общем, дамы решили хорошенько отдохнуть. И по счастливой случайности, а может быть и не по случайности, познакомились с Костей Меладзе. Ты его знаешь? Он продюсер «Виа-гры» и Валеры Меладзе. С сентября у него должна была запускаться «Фабрика звезд — 7».
-Ну.
Девочки познакомились с Костей. Ты же помнишь, что Водонаева очень хотела петь в «Виагре».
Да, помню.
Для нее это знакомство открывало очень много возможностей, в том числе и исполнение ее мечты. Как Алена убедила Костю в том, что она достойна участия в группе, нам остается лишь догадываться, но Костя ей пообещал. Дальше все было разыграно как по нотам. Алене надо было досидеть до сентября на «Д2», а потом тактично свалить. Когда она вернулась из отпуска, я ее уже ждал в периметре. Для нее это была прекрасная возможность скоротать время. Мы тусили, отдыхали, а ближе к сентябрю обо всем договорились. Я должен был сказать в кадре, что оставаться больше не хочу и не могу, у меня бизнес, а тут делать нечего. Алена, как женщина преданная своей любви, должна пойти следом за мной. Так в общем-то и получилось, но дальше было еще интереснее. Мы сбегаем с «Д2», и уже на следующий день Алена приходит на кастинг «Фабрики звезд — 7». Костя, видимо, решил провести ее через «Фабрику» и потом закинуть в группу. И все бы для Алены сложилось очень удачно, если бы не люди из ТТТ, которые ее там заметили. Они тут же звонят Германовскому, тот, собственно, поднимает кипишь. Звонит на ТТТ, те, в свою оче­редь, звонят на OFT или куда там я не знаю — одним словом, до Кости сверху доходит, установка: «Водонаеву не брать!» И Алену никто никуда не берет! Вот так рухнула ее мечта, которая почти была у нее в руках.
Короче, ей ничего не остается, как вернуться обратно в периметр. И рна возвращается. Но разгневанный Германовский решает проучить всех остальных примером Водонаевой, чтобы неповадно было. Он собирает всех вас, стареньких, и льет вам в уши чушь про то, что она предала всех, предала «Д2». Все это он делает для того, чтобы сформировать негативное отношение к ней. Далее он беседует с ней и говорит приблизительно следующее: «Ален, ты же понимаешь, что после того, как ты предала ребят, с которыми прожила три года, они больше тебя не примут. Каждый из них надеется на самое прекрасное будущее, но они сидят тут, потому что у них есть честь. Они дали мне обещание быть тут и его держат. У тебя сейчас есть два пути: либо ты досиживаешь до вечернего Лобного места, где я ставлю перед ними выбор, оставить тебя или выгнать, и они, естественно, тебя выгоняют; либо ты говоришь им сама, что уходишь, и вернулась сюда только для того, чтобы попрощаться. Скажи им, что у тебя много дел за периме­тром, у тебя встречи, предложения по работе и прочее. Тебе охотно поверят, еще и немного завидовать будут». Алена, как девушка гордая, почти не сомневаясь, выбирает последнее, не подумав о контракте. А там четко прописано: «В случае, если участник покидает проект по собственному желанию, компания вправе не выплачивать ему вознаграждение». Вот так и Алену развели на бабки. С высоко поднятой головой, но без денег в кармане она покидает периметр.
— Зачем Германовский так старается отправить людей за периметр без бабла — Май, Водонаева, я? Зачем? Он забирает его себе в случае, если устроит «не контрактный случай»?
Не думаю, что наше бабло его интересует. Мне кажется, что он просто оставляет за участниками поводки. Деньги — это способ держать человека в узде. И в любой момент можно дернуть за этот поводок и вернуть обратно в периметр. Суммы немаленькие, и, чтобы получить заработанное бабло, топовые герои возвращаются.
Ну вот и я так думаю.
Но история на этом не заканчивается. Хм. Самое интересное впереди.
Ну давай.
После того как им была разыграна комбинация с Водонаевой, он принялся за меня. Звонит мне кто-то, номер не определяется, и говорит: ты увел Водонаеву! Ты должен нашей компании два миллиона баксов.
Ого!
Пи...ец. И так он на полном серьезе мне это вываливает.
Чтобы предъявлять тебе подобные иски, он должен быть уверен, что они у тебя есть.
Мне, безусловно, есть где взять такие деньги. Он знал об этом. Поэтому и звонил. Как полагается, пригрозил, что придут плотные ребята с битами или с пистолетами, сначала просто пи...ы дадут, а потом уже, если выплаты не последует, будут разговаривать по-серьезному.
Я, если честно, очконул порядочно. Уже собрался бабло искать. А тут мне друзья дядю нашли. Он хорошую должность в шестом отделе занимает.
Что это такое?
ОБЭП.
А! Ну и что дальше?
Я пришел к нему, посоветовался, и он мне велел этого умника смело посылать на х...й. И передал приблизительно следующее: если еще раз с такими претензиями позвонит, скажи ему, что маски-шоу быстрее у него на поляне появятся. И не просто так, а с видеокамерами. Проведут задержание, все по форме, найдут у него там кокс, героин, кучу шприцов, дневники, в которых были записи, кому и когда они телок с «Д2» поставляли. Такое там реалити-шоу снимут, что ему всю жизнь сниться будет.
Так...
Ну и все. На следующий день мне снова звонок, я не растерялся и сказал все, что мне передали, и повесил трубку. Больше мне никто не звонил. А нет, вру, звонили, уже под Новый год, приглашали на съемку.
Хм. Ну ты как, пошел на съемки?
Да на х...й надо. У меня работы и так после съемок в «Д2» стало меньше.
Что, телевизор не помог?
Нет, конечно! До «Д2» меня воспринимали как модного, гламурного диджея, а после «Д2» я стал попсой. Заказы как слизало. Никто не хочет брать. Работы мало. Я играю иногда, диски свои выпускаю. С ресторанами вот вожусь. Нормально. На вискарь и телок хватает. А у тебя как?
Да никак пока. Я все разбираюсь, пытаюсь бабки свои вернуть.
Хм, успеха тебе.
Спасибо.
Ладно, я побегу, а то дел у меня еще много.
Хорошо. Рад был тебя видеть.
И я тебя. Если что надо будет, звони. У меня знакомых много, может, помогу чем-нибудь.
О-кей. Счастливо.
Пока.
Я доел ланч, вышел на улицу, прогуливаясь, дошел до дома. Лег на диван, накрылся пледом и почти моментально уснул.

Спасиб Чукче

+1

48

18 октября Бабий бунт

Меня разбудил телефонный звонок.
Алле, Ром, тут такой п...дец! — Олин голос снова был на грани срыва.
Что? Рассказывай!
Я еду к тебе. Ты дома? — Она говорила через периодические всхлипывания, казалось, что минуту назад она стала свидетелем убийства.
-Да.
— Давай, чтобы не по телефону, я заеду и все расскажу. Но это была такая жесть!!! Ладно, не буду, я у тебя через полчаса, если пробок не будет.
-Жду.
Что там произошло? Снова надо ждать!
Я зашел в ванную, чтобы умыться и стряхнуть с себя сонную пелену до Олиного приезда. В зеркале отразилось мое загорелое лицо, запавшие щеки, рыжая щетина, придававшая глазам тусклый оттенок. Надо бриться.
Процесс бритья лица и головы для меня привычное дело, я не трачу на это больше десяти минут, но сейчас, чтобы чем-то себя занять до ее приезда, растяну процедуру. Тем более что Петя вчера пополнил мои запасы косметики, состоящие из зубной пасты и крема для бритья. Теперь у меня есть набор французской косметики для мужчин. Там куча Ольга Васильевна, которое я никогда не буду использовать, но попробовать прикольно. Есть средство после бритья, крем для рук, крем для век и даже ногтей! Как сказал мне Петя: «Этот крем, проникая глубоко в кожу, питает слабые ногти, помогает восстановлению расслоившихся ногтей и смягчает кутикулу. Он очень быстро впитывается и не оставляет следа и никаких ощущений на коже. Только свежесть!» Надо было видеть мое лицо, после этой метросексуальной пропаганды! Но ничего, я не обломился и попробовал его применить. Вы знаете, и действительно, витамины А, РиЕ ухаживали, питали и защищали мою кожу, а масло «чи» защищало кожу и ногти от агрессивного воздействия извне. Вот такой есть у меня крем, подаренный Петей! После обычной процедуры бритья я намазал что следует на голову, веки и руки, а ногти, естественно, смазал Петиным кремом. Пахнет хорошо. Звонок в дверь. Это Оля.
Что ты так долго открываешь?
Я в ванной был.
Что, купался?
Нет.
А что?
Да, не имеет значения. Пойдем быстрее в комнату.
Дома кто-нибудь есть?
Ульянка. Ваня на работе. Петя еще не приехал. Давай рассказывай.
Короче, началось все с утра. Сразу после твоего звонка я посидела немного, подумала и решила, что, действительно, пора уходить. Я вызвала директора проекта, заказала ему на завтра билет в Петербург. Он спросил, зачем мне билет. Я ответила, что ухожу с проекта и еду домой. Он промолчал, подумал и спросил: Германовский в курсе? Я ответила, что пока не в курсе, сегодня поговорю с ним, но более сидеть тут не намерена. Прошел день, все как обычно, стройка, Лобное место. Вечером меня вызывают по громкой связи и говорят, что со мной хочет поговорить продюсер, просят снять петличку. Мне уже стало страшно, но я все равно сняла и пошла к нему в домик. Там, как всегда, был он и шеф-редактор.
Оля рассказывала в красках, все как было. Разговор был очень непростой.
- Уходить собралась? — Германовский сам начал разговор, он был очень недоволен.
Да, я собралась уходить.
Хорошо подумала?
Да.
Может, озвучишь причину?
Причина очень проста. Роме не выплачивают деньги. Раз ему не выплачивают, то нет гарантий, что через полгода вы не поступите так же со мной.
Тебе же деньги выплатили.— Он говорил так жестко, что мне казалось — малейшее лишнее слово, и я получу пощечину.
Если бы не выплатили, то я бы сейчас тут не сидела.
Так, подумай еще раз.— Он переходил уже на грубый тон.— Подумай и посчитай. К марту тебе за каждый месяц накапает еще десять штук! Плюс Ромины деньги — еще сто. Сто десять штук баксов, где вы еще такие бабки найдете?! Это просто нереально заработать за полгода!
Я думаю не о том, сколько заработаю тут, а о том, сколько мне могут не выплатить.
Не выплатят? Не пойму, откуда такое недоверие. В отношении Ромы руководство приняло меры. Вот поэтому ему и не платят сейчас. Никто не собирается ему вообще не платить.
Но вы лично обещали нам обоим все отдать в сентябре.
Ты слышишь, что я говорю, или нет? Руководство приняло меры! Не я, руководство! — На этой фразе он уже орал.
— Можно на меня не кричать? Я собралась уходить. Завтра я должна быть на занятиях у себя в университете, через неделю я приеду, соберу вещи, и все. Переубеждать меня не надо.
Хорошо. Ты сейчас уходишь и что? Куда ты пойдешь? К нему, к Роману, который сам живет на птичьих правах? И ты туда?
Нет, почему? Поеду домой учиться.
Ах ну да, учиться. Правильно. А зарабатывать кто будет?
Я буду сама зарабатывать, ну и Рома будет помогать.
А где, если не секрет?
Я думаю, найдем.
Найдем, значит, нигде!
—Даже если не найдем постоянной работы, я думаю, что корпоративов на первое время хватит.
Много ты там заработаешь?
Прожить хватит. Не надо меня пугать. Я жила и без «Д2».
Я очень сомневаюсь, что ты будешь зарабатывать больше, чем тут. Иногда, пока тебя будут помнить, будут перепадать еще какие-то крохи с корпоративных мероприятий, а потом, со временем, их станет все меньше и меньше.
За эти полгода я заработаю хоть сколько-нибудь, и это будет намного больше, чем то, что «получил» Рома. Я не хочу сидеть на проекте, где не платят и обманывают.
Да тебе-то кто не платит? В чем проблема? — Эту фразу он сказал уже склонившись надо мной. Я даже почувствовала запах его желудка.
Не надо так со мной!
У тебя сейчас есть своя рубрика в «Утро на ТТТ», радиоэфиры, «Д2», свои песни, гастроли по стране, ты пишешь и издаешь книги, неужели ты не понимаешь, что все это закончится в тот самый момент, когда ты уйдешь отсюда? Все без исключения! ВСЕ!
Не надо меня пугать.
А я не пугаю, я предупреждаю. На все твои песни, книги права — у нас. Согласно подписанному тобою контракту ты не имеешь права сниматься, давать интервью, делать любые публичные заявления, концерты. Ты даже пикнуть без нашего согласия не можешь! Твоя рубрика на ТТТ тут же закроется, точнее, мы просто поставим туда другую девочку — Дашко например. Она с удовольствием согласится. Радио... ты и так от него отказалась. Ты хоть понимаешь, на что идешь?
— Я понимаю одно: дальше с таким отношением у нас ничего продолжаться не может.
-— А тебе не кажется, что ты, Бузова, просто зажралась? — Он сказал эту фразу тихо, смотря мне прямо в глаза.— Ты свободно уезжаешь в Петербург на несколько месяцев учиться, и тебе продолжают начислять за каждый месяц твоего отсутствия зарплату, о которой многие участники шоу могут только мечтать. Да-да, Оленька, наш проект уже давно перестал быть веселым времяпровождением. Это уже труд. Как говорит твой коллега Степан Валерьевич Меньшиков, есть такая профессия — любовь строить. И в этом он прав. Ты и сейчас на РАБОТЕ, и единственное, что от тебя требуется на этой работе, жить в пределах периметра. А теперь посчитай, сколько ты в год отсутствуешь. А мне даже считать не надо — полгода. А бабло ты получаешь за все двенадцать месяцев. Где ты еще такую работу найдешь, чтобы тебе разрешали делать все, что ты захочешь, и еще платили такие деньги? Где? И у тебя совести хватает сидеть передо мной в красивом пальтишке, в дорогих сапогах, купленных на эти деньги, и говорить о том, что я, такой плохой, твоему любимому Роме не плачу? А Рома твой сам обосрался с этим видеороликом. Я его не ловил, не заставлял курить в туалетах с долбое...ами, не бегал за ним с камерой. Он сам спустился в подвал, затянулся и дал себя снять и тем самым поступил как баран! И это его проблема. Он знал про контракт и знал, что ему за это будет, но он, как всегда, поступил наперекор всем правилам! Он просрал свои бабки и участие в проекте. Можешь ему так и передать. И сейчас у него единственная зацепка за проект и за свое просранное бабло — это ты. Вот он тобой и крутит, чтобы хоть как-то вернуть то, что по своей тупости потерял. Что молчишь?
У нас отношения...
Отношения?! Да смешно это все! Я тебе сейчас расскажу, как ваши отношения будут развиваться. Ты уедешь в свой Петербург учиться, а он останется в Москве. Может быть, первое время вы еще будете видеться, но потом все реже и реже. Любовь на расстоянии умрет быстрее, чем ты успеешь закончить свой пятый курс. А что тебя там в Петербурге ждет? Ничего, кроме твоей мамы. Однажды ты оглянешься назад и подумаешь, что ушла зря и зря ругалась с нужными людьми ради Ромы. Мы тебе столько дали: славу, поклонников, песни, шоу, а что он тебе дал? И подумай, что он тебе сейчас может дать и что можем дать тебе мы... Хочешь, будешь сниматься в сериалах, хочешь — в кино, хочешь — сделаем тебя ведущей «Д2»? Я, конечно, не бог, но уж в этом бизнесе кое-что могу. А по поводу ведущей у нас на шоу я не шучу. Собчак и Бородина в последнее время все реже и реже появляются в кадре, нам не нравится, что проект — без постоянных ведущих, ты это место реально заслужила, и мы уже обсуждали твою кандидатуру с каналом.
Но я же ничего об этом не знаю! — уже не так уверенно говорила Оля.
Оль, хочешь уходить — уходи, держать тебя больше никто не будет.
Последнюю фразу он сказал очень мягко, по-отечески, так что мне стало грустно. Я даже засомневалась в том, что надо уходить. Вот такой разговор был, котеш.
— Ну ты молодец, держалась хорошо.
Я, если честно, уже не знаю, стоит ли уходить. Может быть, остаться? Я тебя подожду, а ты посидишь до весны и вернешься.
Ты готова жить там еще несколько лет? Ты готова ради денег глотать унижения? Ты ведь понимаешь, что «Гоги» — это только начало. Через три'месяца про тебя такое будут рассказывать, что для зрителя ты будешь первой б...дью Петербурга.
А на что мы будем жить за периметром?
А на что остальные люди живут? Как-то работают и живут, и мы сможем.
А сколько мы будем зарабатывать? '
Не так много, как там, но я думаю, что тысяч пятьдесят рублей мы всегда сможем заработать.
Ты можешь мне обещать, что мы будем так зарабатывать?
Оль, как я могу тебе обещать то, чего пока нет? Будем вместе трудиться и зарабатывать. Без денег не останемся, это точно. Надо когда-то начинать самостоятельную жизнь.
Мне надо знать точно! — Оля уже истерила.
Оля, за периметром, как работаешь, так и зарабатываешь. Будем стараться — будет получаться, не будем — значит, и денег не будет.
Вот видишь, тут, чтобы иметь деньги, надо работать, а там мне ничего не надо делать, чтобы получить хорошие деньги. Вот в чем разница. Я не хочу работать для того, чтобы иметь деньги.
А ты не устала от этого? Когда тебе дают деньги как зарплату, ты не испытываешь удовольствия и вечно кажется, что дают гораздо меньше, чем ты стоишь на самом деле. А когда зарабатываешь, радуешься каждому рублю! Потому что он заработан собственным умом и талантом, а не продюсерским.
Я не хочу зарабатывать копейки и радоваться этому. Мне надо знать точно, на что рассчитывать. Проект мне оплачивает наращивание волос, хорошего косметолога. Я должна хорошо выглядеть, а значит, ходить в салоны, загорать, мне нужно очень много косметики, мне надо постоянно покупать хорошие дорогие вещи, потому что я в телевизоре! Мне надо отправлять деньги до­мой маме и Ане. На что они жить будут? Ты сможешь обеспечить все это?
Что значит обеспечить все это? Если картина нашей совместной жизни тебе рисуется, что я ношусь в поисках работы, а ты сидишь дома и ждешь, пока я тебе обеспечу наращенные волосы, ногти, процедуры в спа и жизнь твоих родственников, то мне такая совместная жизнь не нужна.
Вот видишь!
Не надо перекладывать ответственность за себя и своих близких на меня. Ты взрослый человек и можешь зарабатывать сама. Ты кричишь мне в трубку: забери меня отсюда, а потом выясняется, что сама уходить не готова. Ты хочешь, чтобы решения за тебя принимали другие люди, а значит, и несли ответственность за твои поступки. Тебе так удобно, всегда можно найти виноватого. Ты ни разу за три года не сказала мне: прости, я была виновата. И поэтому я не хочу, чтобы ты через какое-то время мне сказала: «Ты меня вытащил, а теперь не можешь обеспечить! Ты во всем виноват». Я хочу, чтобы ты взяла ответственность хотя бы за свой уход. Сделай хоть что-то сама и по собственному желанию! Я хочу видеть, что ты хочешь быть со мною рядом всегда, а не тогда, когда тебе это удобно! Это и есть настоящая любовь.
Я просто не хочу испытывать нужду.
В жизни иногда надо довольствоваться меньшим, но всегда рассчитывать на большее. Ты никогда не станешь самостоятельной и богатой, если не поменяешь образ жизни. Чтобы стать самостоятельным, надо уходить от опеки родителей, надо уходить от опеки «Д2». Я понимаю, сложно уходить оттуда, где тепло, есть еда, жилье, да еще и такие соблазны, как слава, поклонники, песни, телепередачи, халявные бабки. Но все это действительно до тех пор, пока идет проект. Он закончится, и вместе с ним закончится и все остальное. На что ты потом будешь жить? Ты официально на «Д2» не работаешь, в трудовую книжку стаж не идет, ты безработная! А пока он идет, ко всем участникам, даже бывшим, у зрителя есть интерес. Можно пробовать себя где угодно: гастроли, новые продюсеры, новые песни, новые знакомства, новые телепередачи. После того как «Д2» закроют, все мы окажемся никому не нужными, про нас очень быстро забудут. Посмотри, где сейчас все бывшие звезды реалити-шоу? Их нет ни­где! Поэтому надо действовать быстрее и думать наперед! Сейчас просто надо уходить и закрепляться в Москве!
А как же деньги, которые тебе должны?
Я все продумал. Мы ничем не рискуем. Ты сейчас едешь, как и планировала, домой на учебу. Оттуда звонишь во вторник в холдинг и говоришь, что никакие документы подписывать не будешь, потому что приняла решение уйти с проекта! Это важно. Дальше среди недели звонишь из Петербурга и заказываешь у директора проекта «газель», чтобы вывезти вещи из периметра. Он, конечно, все передаст продюсеру, и для них это будет последней каплей. Они подумают, что ты поехала домой, поговорила с мамой. Зная, что ее мнение имеет для тебя значение, поймут, что мама тоже настроена против проекта! Раз так, значит, ты действительно уйдешь. Но, исходя из твоего разговора с Германовским, совершенно ясно, что они очень не хотят тебя терять, а значит, пойдут на любые наши условия. Они назначат переговоры, на которых в качестве условия мы озвучим возврат моих денег, тебе — хорошую ежемесячную зарплату. А потом я занимаюсь покупкой квартиры, а ты будешь сидеть и ждать меня, но за хорошие деньги каждый месяц, и никто больше нас не кинет.
А если не получится?
А если не получится, то тебе придется уйти.— Оля заметно испугалась.— Не переживай ты так сильно! Жить за периметром — это не страшно. Дурочка!
А деньги?
Ну, на первом этапе надо будет ограничить потребности, позвонить Ане и маме, сказать, что у нас сложности и временно субсидирование прекращается.
Будет сложно.
Вдвоем проще пережить сложности, и они только сближают. К тому же мы вот так и проверим друг друга. В периметре жить, когда полный холодильник и есть где спать, это все равно, что жить в теплице. А я хочу, перед тем как сделать тебе предложение, узнать, действительно ли ты готова любить меня в богатстве и бедности, переносить тяготы и лишения, заботиться и быть всегда со мною рядом. Ты не раз говорила, что хочешь замуж. Я хочу, чтобы, когда ты скажешь «да», это было взвешенное, осмысленное согласие на ВСЕ рядом со мной! Это должно быть действительно обещанием быть всегда рядом.
Я не пойму, зачем испытывать трудности, если можно их не испытывать?
Трудности — это проверка на вшивость. Я переживаю, что ты к браку относишься как к вечеринке в красивом белом платье, где парень и девушка говорят друг другу сладкое «ДА». Такого отношения быть не должно. Мы прожили три года. Я отношусь к тебе очень серьезно, но, для того чтобы быть уверенным в том, что наши отношения навсегда, даже хочу пожить вместе за периметром и испытывать в чем-то нужду.
А я ее испытывать не хочу.
Оля, не будет в жизни сплошной белой полосы. Лучше темную полосу пережить сейчас, осознанно, когда мы популярны, чем тогда, когда ты реально никому не нужен.
Мне надо ехать на вокзал, у меня через час поезд.
Я провожу тебя.
Мы вышли на Каменный мост, быстро поймали машину. Я отвез Олю на вокзал, посадил в поезд и старательно помахал рукой на прощание. Обратно поехал на метро — надо экономить.

Спасибо Чукче

+1

49

19 октября все в руках Ирины Санны

Я постоянно думаю о том, справится ли Оля? Не предаст ли она меня? Может быть, она, пересказывая разговоры с Германовским, что-то недоговаривает? Любая недосказанность может привести к тому, что я сделаю неверный шаг и останусь в дураках. В шахматной партии, которую мы разыгрываем с продюсером, ставка слишком высока — это не только деньги. Мы разыгрываем мое будущее. И ключевым персонажем сейчас в нашей игре стала Оля. Слишком много я взвалил на ее плечи, а между тем она остается той самой наивной глупенькой Бузовой, которая пришла когда-то на проект в розовых спортивных штанишках. К сожалению, Оля управляемый персонаж, она слушает всех и лишь потом принимает решение, исходя из убедительности доводов, которые приводил тот или иной агитатор. В роли ораторов уже выступили Германовский, я, настало время выхода на сцену главного и самого влиятельного человека в жизни Ольги — ее мамы.
За три года отношений с Олей мне так и не удалось покорить Ирину Санну, хотя я старательно пытался это сделать. Свое недовольство Олиным выбором в мою пользу она выражала в течение всех трех лет наших отношений. Сначала весьма резко и даже грубо: «Оля, он тебе не подходит. С тобой должен быть красивый, высокий и умный мужчина». Потом писала мне письма, в которых пыталась настроить меня на правильное отношение к Оле, я называю их «Инструкция по эксплуатации Ольги Бузо-вой». В последнее время она стала относиться ко мне спокойнее, хотя ее неприязнь временами продолжала вырываться наружу: «Самый любимый мой мужчина на проекте — это Степан Меньшиков! Мы всей семьей от него в восторге! Рома, ты не обижайся, но ведь я не должна разделять симпатии моей дочери». Такие вещи Оли-на мама любит сказать в телевизионных интервью, доводя свое отношение ко мне до широкой аудитории.
Я понимаю, зачем она это делает,— Ирина Александровна жестким контролем личной жизни дочерей пытается избавить их от собственных ошибок, основная из которых — неудачный брак и развалившаяся семья. Но, авторитарно навязывая им свой опыт и мышление, она заставляет их проживать свою жизнь с теми же ошибками, а вовсе не их собственную. В итоге результат может быть тем же самым: несложившиеся отношения и отсутствие семьи.
Боюсь, что Олина мама распорядится сложившейся ситуацией не в мою пользу: «Вот посмотри, его выгнали с проекта! Не выплатили ему деньги! Он не работает. Я же говорила, что он тебе не подходит! Посмотри правде в глаза — он был хорош на проекте, когда защищал тебя и помогал затыкать рты ублюдкам. А сейчас он тебе зачем?»
Тоталитарно-феминистический строй, в который попадала Оля, приезжая домой, не давал мне покоя. Под давлением мамы она может поменять свое мнение на диаметрально противоположное и приехать с совершенно другим настроем. Тогда все пропало. Оля останется на проекте, Германовский создаст несколько тупиковых ситуаций для нее, из которых сам же поможет ей благополучно выбраться. Для Оли это будет неоценимая услуга, она расценит это как любовь продюсера, а он займет место любимого папы в ее сознании. Добрый папа, который защищает и подсказывает, как правильно себя вести на проекте. Со временем приведет ей нового красивого жеребца, который сделает Оле хорошо, а я останусь без денег, без девушки, без телевизора.
Надо срочно что-то делать. Мамин разговор с Олей нельзя пускать на самотек. Завтра с утра она будет в Петербурге. Оля говорила, что сразу с поезда едет на учебу без заезда домой, значит, поговорить с мамой не успеет. Разговор состоится вечером. Можно, конечно, ей звонить, это позволит мне постоянно быть в курсе перемены настроения, но контролировать их беседу я не смогу, к тому же Оля может приврать мне потом, чтобы не обидеть. Телефон не подходит. Нужен тесный контакт с Олей и мамой. Можно прямо сейчас написать Ирине Александровне письмо, в котором изложить свои октябрьские тезисы. Пустить соплю про то, как я устал один с телевизионными иродами бороться... не могу... надоело. Пусть забирают все себе, плакала совместная квартира и обещанная Оле машина. Как жаль, а я уже подбирал ее в салоне. Что поделать, без помощи опытного и умного человека, такого как Ирина Александровна, мне не справиться. Мамы любят утереть нос всем обиженным деткам, это может сработать. Единственный минус — эту крамольную маму словом не разжалобить. Ирина Санна ответит мне коротким и емким письмом: «Ты, Роман, парень неплохой, и помочь тебе рады, но свои трусы всегда к жопе ближе, чем чужие». Или вот так: «Насрал в свои трусы — носи! Нечего в чужие лезть!»
Ничего не остается — надо ехать в Питер. Последний поезд в Северную столицу в 1:05. Сейчас 0:30. До вокзала ночью без пробок десять минут, десять минут на сборы. Должен успеть.

Спасибо Чукче

+1

50

Питер

До отправления поезда оставались считанные минуты, когда я влетел на вокзал и, сбивая зазевавшихся пассажи­ров, выбежал на перрон. Поезд еще стоял. В вагоны торо­пливо запрыгивали китайские туристы, почему-то рус­ских я не увидел. Пришлось достать билет и сверить номер поезда с номером на электронном табло. 0:30 — все совпадало. В последний момент я легко оттолкнулся от перрона и заскочил в тамбур.
Поезд был хороший: аккуратные чистые вагоны, при­ветливая проводница в опрятном синем костюме и на­глаженной оранжевой рубашке. Она меня узнала:
Вы из «Д2»? Роман?
Он самый.— Я пытался отдышаться.— Вот мой би­лет и паспорт.
—Что ж вы так из «Д2» ушли? Скучно без вас.
Мне предложили съемки в Голливуде и многомил­лионный контракт. Пришлось уйти. Извините, а где мое место?
Вот тут, третье купе.
Спасибо. Если вы не против, я загляну.
Да, конечно, заглядывайте.
В купе была пара молодых китайцев. Выглядели они очень хорошо: девушка в кремовом элегантном пальто с бирюзовым шарфиком и парень в темно-коричневом блей­зере с черными брюками. Аня Бузова, когда торговала в сувенирной лавке, часто рассказывала, что от китайцев очень сильно воняет, я принюхался: к моему удивлению, запах в купе был хороший. Молодой человек заботливо застилал места на верхнем ярусе, но делал это очень мед­ленно. Девушка не сводила с него глаз, смотрела на его неспешные телодвижения так влюбленно и преданно, что даже не повернулась посмотреть на появившегося в две­рях спутника, то есть на меня. Я улыбнулся и громко ска­зал «Хай!», хотел было добавить «Гитлер», но решил не пугать. Лишь тогда они оба повернулись ко мне и, улыба­ясь с маленьким поклоном, ответили то же самое.
Поезд уже тронулся, а я после интенсивной пробеж­ки по вокзалу все никак не мог успокоиться и ходил впе­ред-назад по узкому коридору. За окном смотреть было не на что: уродливые подмосковные здания, заборы, стол.' \_fif Наконец мне уступили место в купе, влю­бленные взяли полотенца, зубные щетки, пасту, встави­ли ноги в мягкие китайские тапки и пошли в туалет. Хм, такие милые. Даже по узкому коридору идут и держатся за руки. Так приятно на них смотреть! Я вспомнил Олю, а потом про то, что наши, не менее трепетные отноше­ния на волоске от краха. Ко мне вернулась паника.
Я бесцеремонно разорвал упакованное белье, быстро застелил свою полку, сходил умылся и лег. Через мину­ту зашли мои китайские спутники. Они по-прежнему бережно держали друг друга за руки, мило ворковали что-то друг другу на своем языке. Потушили свет, одно­временно по ступенькам забрались наверх, легли каж­дый на свою полку и снова взялись за руки. Это меня уже возмутило. А если у них руки затекут? Или просто захочется повернуться на бок? Долго они смогут вот так лежать на спине держать руки на весу? Прошло минут десять, они продолжали молча лежать, держась за руки. Ну это уже перебор. Я счел это идиотизмом, отвернулся к стенке и неспокойно уснул.
Проснувшись, я первым делом посмотрел вверх, на этих чрезмерно влюбленных, держатся ли они по-преж­нему или нет. Они спокойно спали, отвернувшись в раз­ные стороны. Руки все-таки затекли. Я так и думал, все рано или поздно заканчивается.
Петербург встретил меня хорошей солнечной пого­дой, я посчитал, что это хороший знак для такого непро­стого дня. Втянул ноздрями холодный привокзальный воздух, пропитанный мазутом, и двинулся в город. Пер­вым делом надо было позвонить Оле.
Алле, Оленька, привет.
Привет, котешенька.
Я тебя не отрываю там ни от чего?
Да нет. У нас как раз перерыв.
Здорово.
Что-то случилось?
С чего ты взяла?
Ты никогда так рано не звонишь.
Да нет, ничего особенного. Звонил мне только что мой приятель из Петербурга, Тимур, ты его должна помнить.
Да, помню, ну и что?
Он хотел мне что-то передать. Хотел к тебе подъ­ехать после учебы. Ты когда заканчиваешь?
— Пусть подъезжает в большой перерыв после второй пары, или нет, лучше после третей. В 14:25 я заканчиваю, думаю, что без пятнадцати три буду свободна.
А адрес скажи, куда приезжать.
«Василеостровская», Первая линия, дом двадцать шесть.
Только ты сама обязательно встречай. Хорошо?
Ладно.
Ну все, целую. Пока.
Пока.
Вот и чудесно. Сейчас полодиннадцатого, к 14:30 надо быть у нее на «Василеостровской». Есть время немного прогуляться.
Я вышел с Московского вокзала на Невский и пошел в сторону Адмиралтейства. Смотрел на здания, которые сияли отражающимся в окнах солнечным светом. Люди бежали мимо и не замечали торжества вокруг, а я заме­чал, и это выгодное отличие радовало меня и делало уникальным на фоне остальных. Я не спеша прошел дворец Строгановых, Аничков мост и дворец, римско-католиче­ский храм Святой Екатерины. Шел и смотрел на уходя­щий в небо Невский проспект. На фоне этих дворцов все мои проблемы казались мелочью и суетой, прахом у моря. От этой мысли мне становилось спокойнее, на место тре­воги приходила нега. Я знал — мне хорошо, вот так одно­му, в чужом городе, на улице, которую не знаю, среди чу­жих прохожих. Всего этого вокруг меня было достаточно для того, чтобы быть счастливым. И не надо ничего более.
Я начал думать о том, что живу одним словом — надо. Мне, как и остальным, постоянно что-то надо: надо вер­нуть деньги, надо защитить свою девушку, надо не опоз­дать на работу, если она есть, или надо ее найти, если ее нет, надо сходить в магазин и купить сыр, надо выиграть приз, надо купить автомобиль, чтобы стоять в пробках, надо купить квартиру, чтобы надо было делать ремонт и покупать мебель, а потом надо будет жениться, завести детей — и вот так всегда надо-надо-надо до того самого момента, когда будет надо умирать. Всю жизнь надо! А кому это надо? Мне? Нет. Тогда зачем все это? Не знаю. Наверное, лучше говорить «хочу». Хочу жениться, хочу сыр и квартиру. В слове «хочу» нет такого должен­ствования, как в слове «надо». «Хочу» — в нем больше во­ли и свободы, а «надо» — это какое-то рабство. Если Ленин сказал «надо», комсомол ответил «есть». Видимо, я прав в своих размышлениях. Теперь буду говорить «хочу».
Так я дошел до канала Грибоедова, тут на углу есть одно кафе, мы часто в нем останавливаемся с Олей поку­шать. Место удобное, и кафе неплохое, к тому же у нас есть десятипроцентный дисконт. Я решил пообедать.
До встречи оставалось не так много времени, всего пара часов. Обед и дорога у меня займут час, оставше­еся время я погуляю по ее университету. Мне очень ин­тересно сравнить его с моими представлениями о нем.
Ровно через час я уже стоял на 1-й линии у входа в дом номер 26. Это тот самый Санкт-Петербургский госу­дарственный университет, про который так любит гово­рить Оля. Здание не впечатляло. Я потянул на себя тя­желую, обшарпанную дверь и вошел в маленькое помещение со старым турникетом, без проблем прошел мимо вахтера, клюющего носом в журнал, и остановил­ся перед старой широкой лестницей, ведущей наверх. В этом здании не было ничего, что радовало глаз. У ме­ня есть несколько эпитетов, идеально подходящих для этого помещения: старое, затертое, мрачное и пыльное. В этот момент я был горд своим ТРТУ, в котором было намного уютнее. Я вспомнил аккуратные светлые стены коридоров и холлов, опоясанные деревянной доской, ла­вочки в сквере университета, зимний сад, оранжерею, продавщиц с пирожками. Там, в моем студенчестве, бы­ло очень уютно, в отличие от этого воспетого Бузовой места. Неожиданно пришла в голову крамольная мысль: наверно, все, что она так воспевает, вот такой же разду­тый мыльный пузырь, как ее хваленый университет. Мое раздражение дополнили ржущие и тыкающие в ме­ня пальцем студенты. Находиться тут более не было же­лания, и я немедленно вышел.
Через полчаса я стоял с веником из разноцветных хризантем (Оля их очень любит) у входа и старательно продумывал речь. Из дверей выходили студенты, девоч­ки оглядывались, перешептывались, некоторые даже просили автограф. Мне было неловко от повышенного внимания, но я продолжал стоять, как солдатик в карау­ле у Виндзорского замка, не обращая ни на кого внима­ния, до тех пор, пока не появилась она.
— А... как... ты что тут делаешь? — пропищала Оля. Она расплылась в улыбке, засмеялась, закрыла руками рот, потом раскинула их в стороны и потрясла ими, буд­то обожгла пальцы. Она не могла договорить ни одну фразу, потому что вопросов, на которые она хотела полу­чить ответы, было слишком много. Все признаки ее бес­контрольного поведения. Но она очень была рада сюр­призу.— Ты зачем... А как... Это что... Как... Это мне?
Это тебе.
Боже, котенок, так приятно! Ты что тут делаешь? Мы же только вчера с тобой виделись. Как пахнут!
Сюрприз. У нас так много сложностей и так мало классных моментов, я решил себе и тебе устроить ма­ленький праздник. Как раньше, помнишь? Сделать что-то нетрадиционное. Я знал, что моего приезда ты не ожида­ешь, вот именно поэтому приехал.
Так классно. Котешенька!!!
Ну что, идем?
А твой друг? Он же хотел тебе что-то передать.
Друга не будет, я его придумал, чтобы узнать, ког­да ты освободишься.
Так мило! Спосибки тебе! Очень приятно.
Ну что, куда пойдем? Ты хочешь кушать? Может, в кафе?
Я хочу кушать, но с букетом будет неудобно. Он такой большой! Давай сходим в кафе завтра, а сейчас поедем домой. Я думаю, мама и Аня будут рады тебя ви­деть. А заодно и поговорим все вместе. Мы с мамой еще не разговаривали. Она сегодня звонила и очень интере­совалась тем, что происходит, но поговорить мы так с ней и не успели.
Ну поехали домой.— Мы быстро поймали маши­ну, сели, поехали.
Вот видишь, как все складывается удачно.
Да. А мамке позвоним?
Зачем?
Ну, чтобы она что-нибудь приготовила.
Это же сюрприз.
Я переживаю, у нас дома не убрано.
А что так?
В нашей комнате сейчас хозяйка Аня, она там устро­ила такой бардак, что я не могу разложить свои вещи, они так и лежат в чемоданах. Места мало, очень тесно.
Что, хуже, чем в женской спальне проекта?
Нет, не хуже, конечно, но все равно не убрано. Иног­да мне даже свой ноутбук некуда поставить. Мы воюем с ней за любой клочок пространства.
Она что, уже по тебе перестала скучать?
Скучает, конечно, но, когда я приезжаю с проекта, она говорит мне: «Ну вот, опять приперлась!»
Ты обижаешься?
Я же знаю, что это у нее такой юмор. А еще у нас те­перь Дольче.
Дольче? — Мне было посрать на Дольче, но я сде­лал заинтересованное лицо.
Это наша лапочка. Анютке ухажер подарил йорк­ширского терьера, девочку. Мы назвали ее Дольче.
Дольче — это что, как «Dolce & Gabbana»?
Да, как D&G. Собачку надо было назвать на букву Д, вот Аня и назвала.
Потрясающая фантазия у Ани!
Да! А еще она у нас большая модница. Я с ней играю, завязываю бантики, кормлю и сплю с ней. Она ложится ко мне на подушку и сопит. Такая лапочка. Я ее очень люблю.
Аня не ревнует?
Нет, ей по фигу. Иногда возмущается, но не осо­бо.— Мы быстро доехали до Черной речки, несколько раз повернули, и типовой дом пятидесятых годов с окнами на автобазу «нарисовался». Мы были на месте. Водитель де­нег не взял. Попросил расписаться для жены и ребенка.
В подъезде все по-прежнему?
Да все так же, аллея славы. Соседи очень недоволь­ны тем, что пишут на стенах, тем более недавно сделали ремонт вскладчину. Это все написано уже после ремон­та.— Все стены были изрисованы маркером, большин­ство наскальных надписей было посвящено «Д2».
Я смотрю, мнения авторов разделились: «Бузова, ты лучшая!», «Бузова, ты тупая!», «Оля + Рома = любовь». Что-то тебя не очень любят земляки.
Тебя тоже: «Рома — лысый карлик и лох!», «Оля, Стае лучше!», «Олечка, я тебя люблю!»
Моя очередь? Вот смотри: «Роман самый реаль­ный пацан в „Д2"!», «Бузова, ты лохушка!» — Читая по­слания фанатов, мы быстро поднялись на пятый этаж. Оля открыла дверь, и мы вошли
Разувайся, тапочки вот тут.
Я помню! — Не успел я это сказать, как из. кухни послышался голос Олиной мамы:
Это кто там пришел?
Мама, это я, а еще я привела одного мальчика.
Ирина Санна, привет.
Ромик! Привет! Вот это сюрприз! — Мы обнялись и поцеловались, как родственники.— Букет что, тоже мне? Ха-ха-ха!
Такую женщину, как вы, Ирина Александровна, букетом хризантем не удивишь.
Это точно! Это вот Оле можно хоть лютиков поле­вых подарить, и она будет светиться счастьем.
У меня для вас, Ирина Александровна, другой подарок...
Какой? Давай дари быстрее, не могу же я такая красивая без подарка остаться. Ха-ха!
Вот бутылка отличного венгерского вина. Вы на­верняка такого не пробовали. Это удивительная вещь!
«Токайское самородни»! Как же, отлично знаю, это прекрасное вино!
—Ух ты, браво, а я думал, удивлю.
— Ну что ж ты, Роман, думаешь, что я всю жизнь толь­ко в зубах у клиентов ковыряюсь?
По всей видимости, не только в зубах.
Ну и шуточки у тебя! Просто среди моих друзей есть много очень интересных людей, они и не про такое расскажут.
Так что уже пробовали?
Нет, не переживай, ты правда удивил. Я только слы­шала, читала, а вот теперь наконец-то попробую.— Мама была явно довольна подарком, а мне импонировало, что по­дарок пришелся по вкусу и настроение у всех приподня­тое. Еще бы не понравилось! Двести баксов за бутылку!
А что в нем особенного? — Оля, как всегда, зада­ла вопрос ради самого вопроса, а вовсе не потому, что хотела получить ответ, но мне было приятно блеснуть свежими познаниями.
«Самородни» прессуется из гроздьев винограда, покрытых плесенью!
Фу! Какой отстой!
Оля! — Мама воспитательным тоном пыталась об­ратить на себя внимание.— Эти вина еще в XVIII веке за­воевали всю Европу и получили похвалу от самого Людо­вика XIV!
Не переживай. Вино очень вкусное, слаще твоего сливового!
Ну тогда ладно, я тоже буду пить вино из плесени.— Оля поставила на стол три бокала.
Да не из плесени! На ягоды действует специаль­ный грибок, который растет только в Токае. Называет­ся: «благородная плесень батрудис!»
Благородная плесень? Прикольно. Мам, теперь я тебя так буду называть,— оживилась Оля.
А мне тебя как?
Никак, зови меня просто — Звезда!
Размечталась. Щас! Ты договоришься, я напомню, как ты у меня в поликлинике полы мыла, звезда.
Ну, это давно было.
Так вот плесень, то есть батрудис, садится только на лучшие ягоды, питается их соком, а в них выделяет очень много сахара. Поэтому вино получается очень сладкое без добавления сахара.
Ну клево, молодец, что заучил! Давай пробовать! — подытожила Оля.
Я бережно открыл и разлил по бокалам. Мы сразу от­пили, а Ирина Санна долго болтала вино в бокале, нюха­ла и лишь потом сделала глоток.
Как вкусно!
Спасибо, зятек. Что там у вас с Германовским, рас­сказывайте, а то Оля вчера позвонила и сказала, что раз­говор был неприятным, но так ничего и не рассказала.
Много всего.
Тебе деньги выплатили? — Ирина Александровна спросила явно переживая.
Нет, и выплачивать не собираются.
Думаю, заплатят, я о другом переживаю. Деньги — это мелочь по сравнению с тем авторитетом, который вы три года там зарабатывали как самая стабильная пара. Сейчас тебя нет, ребята усердно взялись за ваши отно­шения и старательно их топчут.
Ну не все, а Меньшиков ваш любимый и Калганов.— ввернул я.
Он уже давно не мой любимый. Степа стал таким противным, злым, завистливым, не понимаю, что на не­го нашло. Если раньше он был очаровательным, смеш­ным, читал наизусть стихи, пел, то сейчас я просто его не узнаю. Он делает все, чтобы вас зацепить и унизить.
Оля, понимая, что в этом разговоре она лишняя, реши­ла уйти с кухни.
Я в комнату. Завтра тест по английскому, пойду го­товиться. Вы, как наговоритесь, зовите меня.
Хорошо. Так вот по поводу Степы,— продолжил я,— мне кажется, он делает то, что ему скажут. Были ситуации, когда мы с ним договаривались об одном, а после разговора с продюсером он сделал совершенно иначе. На вопрос, почему он нарушил договоренность, он отвечал: «Я буду целовать ту руку, которая меня кормит».
Ты думаешь, что и в вашей ситуации он делает то, что ему велят?
Думаю, да. Руководство сказало: задавить Бузову, вот он и выполняет приказ.
А зачем это ему делать? Ведь зритель верит в то, что он хороший парень, а такими выпадами он только портит свой имидж.
Степа не хочет снова работать ростовой куклой. Он очень боится оказаться в Москве без работы. Ду­маю, Германовский давно это понял и умело им упра­вляет.
Так долго продолжаться не может! — Олина мама действительно очень переживала за наши отношения, я это видел впервые.— Ты когда собираешься возвра­щаться туда?
Когда вернут мои деньги.
Это очень долго! Очень! За это время может слу­читься столько всего, что и от любви не останется и сле­да! — Мама была явно этим озабочена. У меня на душе стало легче.
Если решат отдать раньше, я не вижу ни одной причины задерживаться там.
А ты не боишься, что к тому времени, когда тебе все-таки решат выплатить деньги, Олю обольют такой грязью, что вам ни за что не отмыться? И о выигрыше дома речи быть не может!
Когда я уходил, чувствовал, что дальше будет еще хуже. Предупредил Олю, что теперь она должна отстаи­вать честь наших отношений сама. Насколько успешно она будет это делать, настолько положительно будет на­строен к нам зритель.
Она не может это делать одна! Она не такая, как ты. Ей там очень тяжело одной! Она не может противо­стоять всему коллективу. Ты можешь, а она нет.
Пусть учится.
Она просто не может! Такова ее природа. Она не лидер. Больше всего я сейчас боюсь, что, пока тебя нет, ее опустят и выгонят.
Хм. Ирина Александровна, поставьте себя на ме­сто продюсера, и многие вещи станут ясными. Основная его задача, чтобы зритель смотрел проект. Смотрите, ка­кую он отличную развлекательную программу приду­мал: Третьяков уходит по непонятным причинам, Ольга его ждет, рыдает, а в это время на беззащитную блондин­ку, оставшуюся без молодого человека, нападают все ко­му не лень. Распространяются слухи о том, что она ему изменяет. Все сердобольные зрители с замиранием серд­ца будут на это смотреть и жалеть ее, а более скептич­ный зритель будет ждать, когда же она перестанет лгать и покажет свое истинное лицо. Вы представляете, сколь­ко за это время ей пришлют CMC-советов? Всего этого Ольга Васильевна: «Оля, ты молодец! Супер! Держись! Мы в тебя ве­рим!» или «Бузова, ты лицемерная трусиха! Три года обе­щала уйти за Ромой и не ушла! Вали с проекта!» А это все деньги! Если бы вы знали, сколько канал ежедневно зарабатывает на CMC-сервисах, то мысль о том, что ее выгонят, даже в голову бы вам не приходила. Оля сейчас персонаж, на котором зарабатывают, а это значит, что ее никуда не отпустят. Я бы на их месте запер ее в периме­тре и не пускал даже на учебу. Но я не над этим думаю.
А над чем?
Я думаю, как этой сложившейся ситуацией выгод­но воспользоваться? Я с вами согласен в том, что Олю будут унижать и втаптывать в грязь до последнего.
Я все время думаю о ее слабой нервной системе,— вдумчиво сказала мама.— Она и так расшатана, а сейчас стало еще хуже. Она стала чаще мне грубить, психу­ет по мелочам, иногда даже кричит. Я не знаю, что ста­нет с моим ребенком через полгода! Если честно, я бо­юсь.
Вот и я о том же. У меня есть одна мысль, и с Олей мы уже вчера поговорили. Мне нужен ваш совет.
Да.— Мама была вся во внимании.
Мне кажется, что сейчас, наоборот, ситуация под­ходящая для Олиного ухода.
Почему?
Это проще простого. Оля сейчас главный козел отпущения, на нее сыплют все шишки и будут продол­жать сыпать, потому что на ней зарабатывают. Дашко говорила, что Оля поступила как предатель и не ушла за своим любимым. Дальше будет еще хуже, а, чем ча­ще это будут повторять, тем больше в это будут верить зрители. Поэтому уходить ей надо, чтобы сохранить за собой имидж женщины, преданной одному мужчине.
Ну тут позиция спорная, потому что тебя не вы­гнали. Ты ушел сам и оставил Олю сидеть и ждать тебя на проекте.
В этих деталях разбираться никто не будет. Когда срок Олиного одиночества будет измеряться месяцами, то у зрителя невольно будет появляться вопрос, что она там делает. Она и любовь не строит, и не уходит за лю­бимым. Но это не единственный повод для ухода.
Какой есть еще?
Деньги.
Какие же тут деньги, если она уходит?
Вы меня не понимаете.
Не понимаю.
Сейчас объясню. Я вам уже объяснил, что сейчас Оля центральный персонаж, как сюжетной линии, так и денежной.
Так.
Если еще взять во внимание предстоящий розыгрыш квартиры, думаю, что наше участие смогло бы суще­ственно пополнить денежные сборы при голосовании.
Не думаю, что квартира достанется вам.
Да я не о выигрыше говорю. С нами сборы от голо­сования будут больше, чем без нас! Верно?
Да.
Так вот, я уверен в том, что канал и продюсер сде­лают все возможное, лишь бы Оля осталась, а потом к ней перед розыгрышем квартиры вернут меня. Если все пойдет так, как они задумали, есть вероятность, что по­сле розыгрыша квартиры избавятся от нас обоих. И мо­гут сделать это так же, как и со мной, то есть слить и не заплатить.
Что-то я не пойму, а как это предотвратить?
Очень просто. Сейчас именно та ситуация, когда это можно сделать. Оля собирается и уходит. Ей назна­чают переговоры, на которые прихожу и я в том числе. В качестве условий мы озвучиваем ежемесячную зарплату в пять штук и возврат моих денег, которые задолжали.
То есть ты предлагаешь собрать вещи и уйти, но пос­ле удачно проведенных переговоров вернуться?
Именно!
А тебе не кажется, что вы и так уже слишком часто уходили? Со стороны выглядит как очередная попытка шантажа. Никто не поверит.
Почему?!
Если бы вы с Олей изъявили желание уйти впер­вые, то этот ход имел бы успех. А так организаторы по­думают, что Оля опять поплачет, погрозится и успоко­ится.
Я согласен, Оле не надо выставлять напоказ свой уход. Это надо сделать тихо, кулуарно, Ни в коем случае не в кадре.
Не поверят.
Поверят. Уже поверили. Перед отъездом Оли с поляны у нее был очень неприятный разговор с продю­сером. Он был сильно против ее решения уйти и исполь­зовал в разговоре все возможные уловки, лишь бы пе­реубедить ее.
Было бы неплохо, чтобы так получилось.— Я ви­дел в глазах у Ирины Александровны блеск и чувство­вал, как уровень моего адреналина в крови повышается, меня куражило от мысли, что можно выставить свои условия этим засранцам, и они будут обязаны их выпол­нить!
Есть еще один аргумент, который поможет обес­печить успех операции.
Ты уже говоришь как террорист, и меня это пугает!
Когда у людей отбирают последнее или единствен­ное, надо быть готовым к тому, что люди пойдут на край­ности.
Так что за последний убедительный аргумент?
В прошлую пятницу у Оли была съемка для рекла­мной кампании канала. Баннеры будут развешены по всем городам уже на следующей неделе. Производство этих баннеров идет сейчас. Понимаете, о чем я?
Ну-ну, продолжай.
Как вы понимаете, производство и печать рекла­мной продукции дело недешевое. Их только по Москве надо развесить сотню тысяч, а по всем городам больше трех миллионов. Если она уйдет, получится, что банне­ры надо будет переделывать, и миллионы рублей пойдут на ветер. Может быть, еще поэтому Германовский так на нее давит и не хочет, чтобы она уходила именно сей­час.
Возможно, ты прав. Хотя баннеры можно и не пе­ределывать.
А вам не кажется, что канал будет рекламировать лицо, которое на канале не работает? Да в общем-то дело даже не в этом. Это просто еще одна причина, по ко­торой им невыгодно, чтобы Оля именно сейчас уходила. Надо действовать сейчас решительно и твердо!
Ух ты как распалился! — с улыбкой заметила Олина мама. Я и вправду был на взводе.
Завтра, во вторник, звоним на проект и заказываем машину для вывоза вещей из периметра на субботу. Для холдинга это будет предупредительный сигнал, в среду звоним и говорим, что отказываемся продлять контракт. Это последний сигнал. Я думаю, что Николай Алексе­евич в течение двух дней позвонит Оле, а она по телефо­ну подтвердит свое намерение уйти и выдвинет условия, при которых возможно дальнейшее участие в проекте, что-то вроде: «Во избежание неуплат в будущем хоте­лось бы деньги получать не после ухода с проекта, а раз в месяц». Также попросит выплатить мне все заработан­ные деньги за все время нахождения в шоу. Я думаю, что до пятницы они уже решат этот вопрос и назначат пере­говоры на субботу, то есть в тот день, когда Оля приедет в Москву забирать свои вещи. В субботу мы все вместе встретимся и поговорим. Итогом этого разговора все останутся довольны. Я получу свои деньги, Оля застрах­ует себя от неуплат в будущем, канал получит Ольгу в свое распоряжение для рекламы, а проект — козу отпу­щения.
Ну что сказать, план хорош, и, может быть, он сработает. Только если бы выполнял его ты, я бы не сом­невалась в успехе, а Оля может наделать ошибок.
Для этого на переговорах в субботу буду я, и Оле будет нечего бояться. Она во время разговоров с Герма-новским должна сказать, что мое участие на перегово­рах в субботу обязательно, поскольку речь пойдет о на­ших совместных интересах.
Ну ясно. Я бы, конечно, должна взять паузу для того, чтобы обдумать твое предложение. Но я слишком давно хотела, чтобы вы ушли оттуда и начали свою на­стоящую жизнь за периметром. Я согласна!
Ура! — От моего крика Оля, сидевшая в соседней комнате, оживилась:
Вы чего там кричите?
Оленька, иди сюда, мы посвятим тебя в секретный план.
Иду. А как план называется — Благородная плесень?
Ну, если хочешь, давай назовем его именно так.
Я подробно пересказал все Оле и попросил ее повто­рить все дословно. Она посопротивлялась немного, но, поняв, что это очень важно, повторила все в точности. Сомневаться в том, что план имеет большие шансы на успех, не приходилось. Да и Оля с мамой были настро­ены решительно, и это меня успокаивало. Приятно осо­знавать, что три года, которые я пытался породниться с Бузовыми, не прошли даром и в этот сложный момент они, как настоящие родственники, на моей стороне и го­товы побороться вместе со мной за то, чтобы в итоге сказать: все удалось!
Мы еще посидели на кухне, допили вино, посмотрели вечернюю серию «Д2» и разошлись по комнатам.
Я улегся на Ольгину скрипучую, старую полуторку модели восьмидесятых годов. Было жестко и неуютно. В комнате пахло сыростью, а обстановка вокруг боль­ше напоминала ремонт. Оля пошла в ванную тради­ционно чистить зубы перед сном, снимать макияж, на­мазывать лицо пахучим кремом, а я отвернулся к стенке и попытался заснуть. Ждать от нее секса было бессмысленно. Если у нас сейчас на этой кровати слу­чится трах, то мама сможет точно подсчитать количе­ство фрикций, а Ане, которая спит у окна, будет все от­лично видно. Меня бы все это забавляло, я бы еще как следует хлестал ее по ягодицам, чтобы шлепки вспыш­ками врезались в мозг Ирины Санны, но боюсь, что Бузова на это не пойдет, уж слишком она любит маму. Да и я, честно сказать, после достигнутого сегодня вече­ром «одобрямса» не готов расшатывать установивше­еся равновесие.
Оля пришла из ванной, удобно разместилась на оставшемся пространстве кровати и, положив голову мне на плечо, моментально уснула. Я мысленно возму­щался, сравнивая Олю с Геной Букиным в женском обличье, но, подумав о разработанной сегодня комбина­ции, спокойно и счастливо отправился вслед за ней в на­дежде на эротический сон.

21 октября

Утром, проводив Олю на занятия в университет, я по­ехал на Московский вокзал. К вечеру я уже был в Мос­кве.
Прямо с вокзала набрал Олю:
Привет.
Привет. Как ты добрался?
Хорошо. Ты уже звонила?
-Да.
Ну и как все прошло?
Все отлично. Директор сказал, что передаст мою просьбу Германовскому.
Я думаю, что уже завтра, а может быть и сегодня, он тебе позвонит. Будь готова.
Я всегда готова.
Умница. Целую. Пока.
Пока.
Механизм запустился. Что ж, посмотрим, чем это все закончится.
_________________________________________
(Спасибо, Чукча)
__________________

0

51

24 октября Четыре чашечки Рустама Калганова

Дни летели в ожидании переговоров. Каждый день я звонил Оле и спрашивал о том, как идут дела. Она заве­ряла меня, что все в полном порядке. Германовский уже перезвонил и назначил переговоры. До субботы остава­лась всего пара дней.
Зазвонил телефон. Номер был незнакомым. Я напрягся в ожидании самого худшего. Собрался с мыслями и нажал кнопку приема.
Алле!
Алле.
Ромка, привет.
Привет.— Голос был весьма жизнерадостный и зна­комый, но, чей именно, мне не приходило в голову.
Ты что, не узнал? Это Люба.
Какая Люба?
Люба Ткаченко.
А?! Ткаченко! Привет! Я тебя не узнал.
Я уже поняла. Это мой новый номер, сохрани его. Старый я потеряла вместе с телефоном.
Ладно, сохраню. Ты как поживаешь?
Ну, в целом, конечно, хорошо. А ты?
Я?.. Я даже не знаю. Бывало и лучше, конечно.
Что так?
Да по телефону не хочется.— Я подумал, что хо­тел бы ее видеть, а то я с этими играми из дома никуда не выбираюсь.— Ты что сегодня делаешь?
—Ну у меня есть одна встреча деловая, она за­кончится часов в семь, а потом я ничего не планиро­вала.
Прекрасно, может, увидимся? Я подумал, что нам есть что рассказать друг другу.
Давай. Я с удовольствием. У меня, правда, столь­ко новостей!А где?
Тут рядом с моим домом есть кафе с потрясающим видом на Кремль.
Хорошо. Адрес скажи и как кафе называется.
Кафе «Рис и рыба», это в здании кинотеатра «Удар­ник». Улица Серафимовича, дом два.
Ух ты, дом два?!
Да, именно. Ты не против суш, роллов и прочего дерьма из сырой рыбы?
Нет, ты что! Я же очень люблю!
Ну вот и прекрасно. Ты на чем передвигаешься?
На чем, на метро, конечно.
Станция метро «Боровицкая».
Ладно, в восемь буду.
До встречи.
Пока.
Я был очень рад ее звонку. Мне хотелось отвлечься, бухнуть, покурить кальян, слегка пофлиртовать. Вечер обещал быть интересным.
До восьми часов оставалось немного времени. Я гото­вился, как на свидание, мне хотелось казаться домаш­ним, уютным, располагающим к себе, но не слишком. Надеть вязаный теплый свитер с высоким воротом? Нет, он слишком уютный, я засну. Рубашки? Они все сейчас мне кажутся некрасивыми или неподходящими, да и слишком классически будет. Я провел у шкафа со­рок минут — гигантское время для меня. Пришлось остановиться на классическом вишневом джемпере, си­них джинсах, добротном ремне, классических туфлях и пальто. Уже на пороге вспомнил про запах. Я не пахну! Для флирта нужен запах. Я обильно подушился, открыл дверь и вышел.
От меня до кафе идти не больше пяти минут. Я во­шел, выбрал удобный столик с хорошим видом и заказал себе 0,5 пива. Люба задержалась на полчаса.
Ромка! Привет.— Люба была в прекрасном распо­ложении духа. Она, не стесняясь, кричала на все кафе. Святящееся улыбкой лицо, серое вязаное кепи, белая шуба, высокие сапоги на шпильке. Я встал, чтобы ее встретить, и ощутил какая она большая. Люба обняла меня, как ребенка, слегка нагнувшись.
Любажем, привет!
Ромажем!
Отлично выглядишь.
Спасибо, ты тоже. Ты уже пьешь? Я буду то же. Официант, будьте добры, принесите даме 0,5 пива.— Люба говорила очень громко!
Люба, ты как ураган!
А что скромничать? Я так х...рово себя чувствовала по­сле ухода с «Д2», что сейчас отыгрываюсь! Ты уже заказал?
Нет еще.
Вот меню, давай заказывай.
А что, ты так сильно переживала из-за ухода?
И по этому поводу тоже. Да что, мало поводов для расстройства? Во-первых, конечно, я переживала из-за этого ублюдка Калганова. Сука, тварь! До сих пор его прыщавую морду ненавижу!
Ты знаешь, я тоже никогда его не любил, но ты же вроде с ним жила.
Жила, и что с того? Это не помешало ему устроить заговор и выгнать меня, беременную, на голосовании!
—Так ты что, правда беременная была? — Я очень
удивился.
-Да!
Ого.
Представляешь, какая тварь! Он еще после ухода неделю каждый день своей мамаше звонил и меня блядью, шалавой называл. Мол, я где-то на стороне с солда­тами нагуляла. Вот сука! Ненавижу его!
Подожди, я что-то ничего не понимаю. С какими солдатами?
Да ни с какими! Это он так, для зрителя нап...дел. Хотя, правда, давай я все по порядку.
Давай, а то я ничего не понимаю.
Ты помнишь, пришла я, вся такая раскрасавица, во второй раз? Долго я там свое е...ло марафетила, каж­дый день п...ду брила, умывалась, кремами мазалась, а женишков-то ноль. Никого у меня, такой красавицы, не было. Один вот этот Руся. Я, конечно, знала, что он пти­ца голубая, поэтому внимания на него не обращала, а он все вокруг да около вертелся, на уши сесть пытался: «Люба, ты такая пышная, такая дородная...» Какое у не­го там слово еще любимое было?
Маслакастая.
Точно — маслакастая. Я в таких комплиментах не особо секу. Мне казалось, что и правда ему нравлюсь. Он все мне комплименты свои льет в уши, а потом пред­лагает в домик заселиться. Я думала, пока никого подхо­дящего нет, покручу с ним, чтобы меня как одиночку не выгнали, а потом, думаю, и прынц какой-нибудь появит­ся. Вот и решила заселиться с ним. Я ж по природе сво­ей натура авантюрная.
Я это помню, ты тогда даже на Лобном сказала, что натура ты авантюрная и почему бы тебе не попробо­вать с Рустамом.
Да-да. Ну и что ты думаешь? Месяц мы с ним по­жили, и чувствую — все, Ром, влюбилась по-настояще­му в этот мешок с салом. Да еще как сильно влюбилась! Сначала жили нормально, он такой обходительный был, все Люба-Люба, чай мне приносил, старался. По вече­рам мы кино смотрели. Ты же знаешь, он парень толко­вый, не дурак. Кино мне интересное показывал, а я же не особо в этом разбираюсь, и, знаешь, нравилось. Ну а почему нет? В жизни же любой опыт полезен. Я стара­лась разбираться, пыжилась, мнение свое высказывала. Он ведь собственное мнение человека всегда ценит. Учил даже меня. «Люба,~- говорит,— ты что думаешь, я плохой? Нет, я хороший, просто, чтобы тут выжить, надо быть плохим. Паинькой здесь быть нельзя, а вот, если гадость скажешь или резкость — это всегда пока­жут». И ведь он прав. Да что я тебе рассказываю, ты и сам не хуже моего знаешь. Цветы даришь, в любви при­знаешься — не показывают. А как дерьмом кого-то обольешь — тут же в эфир. А он, хитрый, всегда эфиры отслеживает.
Он же постоянно в периметре.
Ему мама все записывает. На выходные домой вы­езжает и смотрит.
Я вспомнил. Он каждый раз едет на выходные, как в отпуск,— сумки собирает.
А в сумках знаешь что?
Конечно, знаю. Мы даже сцепились с ним один раз по этому поводу. Он в сумку все самое хорошее из холо­дильника выгребает, везет своей богатой семье дешевую колбасу из кармического холодильника, сыр, фрукты, ло­сось слабосоленый — короче, все!
А еще он там возил ворованную у девочек косме­тику, платья, футболки — все, что под руку попадалось.
Правда?
Ну конечно, он так у Бони платье украл, у Тори, а потом, когда мы с ним в Краснодар ездили, я это платье на его тете видела. Я же не дура, такие вещи замечаю. Он у девчонок хорошие вещи тырит и домой тащит. А потом из дома всей своей родне на Кубань отправляет. А его тетки из деревень рады подаркам московским. Они ж не знают, что Руся эти кофточки, платья и косметику ты­рит! Как раз когда к нему в гости приезжала, я это и обнаружила. Тетки по случаю моего приезда вырядились, как матрешки! А я смотрю одно платье — Бони, второе — Тори!
Видишь, молодец какой, заботливый! Кормилец. Такого Любка парня потеряла!
Да п...дец. Как мы с ним в Краснодаре были, это просто ужас.
Он что, из Краснодара?
Да нет, он из Славинска на Кубани. Короче, при­шли мы в его школу, в которой он учился. А там дети, все, кто повзрослей, на него орут: «Пидор, не позорь наш город!» Представляешь! Такой кошмар начался! Те, кто посмелее, пинают его, швыряют в него что под руку попадется, орут! Но, слава богу, в меня ничего не попа­ло, а вот ему досталось. А ведь это еще снимали. Так он потом долго умолял оператора, чтобы это в эфир не да­вали. Что я там пережила, не описать!
Мы что-то сбились. Ты говорила, что жили вы пре­красно и нравилось тебе очень.
Ну да, жили с ним поначалу хорошо. Он очень лю­бит в душ сходить, у него средств разных косметических много, как у бабы хорошей. Выйдет из душа и кричит: «Люба! Любаня, иди ко мне!» Я ж с надеждой бегу в душе­вую, а он баночку крема мне протягивает и говорит: «На­мажь меня». Мне ж несложно, тем более я люблю его. Что делать, беру, мажу его, а меня аж трясти начинает!
Почему? Хотела зарубить его?
Нет, конечно. Я его мажу и чувствую, возбужда­юсь, у меня снизу живота всю теплом заливает, губы на­бухают. Я так сильно его хотела, что аж щеки краснели! Намажу, а он буркнет мне вот так грубо: «Спасибо» и пойдет гордо, как царь.
А секс?
Какой секс? Он же пидор!
Ха-ха-ха! Ну ты даешь. Откровенно!
А что тут стесняться? Это я раньше по нему как овечка блеяла, а сейчас уже все, отвернуло на все сто восемьдесят градусов.
Ну а как же ты с ним жила, если он гей?
Как-как? Вот так и жила, надеялась, что он нормаль­ный, ну или хотя бы бисексуал. А он оказался чистая...
Гомосятина!!!
ДА! Ха-ха-ха-ха! — Люба так звонко и открыто смеялась, что хотелось смеяться вместе с ней. И я сме­ялся от души. Я ржал! Она не стеснялась ни людей, си­дящих вокруг и косящихся на нас, ни официантов — ни­кого! Ей было насрать на них всех, и это мне в ней очень нравилось.
Ой, фуф, я давно так не смеялся.
Так вот. Я сначала думала, что он стесняется. На­чала соблазнять его понемногу, то пеньюар красивый надену, то по домику в белье пройду. Нормальный му­жик уже давно бы клюнул, а он ноль внимания. Ты пом­нишь, для Бузовой кровать под потолком делал?
-Да.
Вот и у нас такая была, только в другом домике. Так вот. Он из душа выходит, только полотенцем при­крыт, а я полупрозрачную сорочку надела, трусиков нет и по этой лестнице забралась, только жопа торчит, типа в ноутбуке ковыряюсь. А я ведь, Ром, в нем, в ноутбуке этом, ничего не понимаю. Но стараюсь! Сам понимаешь, какой вид снизу открывается. Я торчу, а сама одним гла­зом через отражение в окне за ним наблюдаю. Ну и что ты думаешь?! Он ходит по комнате, будто ни в чем не бывало! Никакого внимания! Ну ладно, думаю, может быть, ночью его одолею. Как я только к нему ни ложи­лась, и ноги раскину, и жопой к нему повернусь, и со­гнусь раком, и разогнусь — бесполезно, будто нет меня. Спит, даже не притронется.
А мысли у тебя не было, что он другой ориентации?
Была, конечно, но я его так сильно любила, что мне казалось, это неправда. Он из душа выходит, капли по телу стекают, а я смотрю и горю. Хочу его жутко. Ведь он как мужчина привлекательный. Ну согласись?
Ну... может быть,
Лицо, плечи... Крупный он такой, настоящий му­жик. Мне казалось, что наконец-то я нашла свое счастье. И как тут поверишь в то, что он голубой? Ведь если лю­бишь человека, никаким рассказам про него не пове­ришь. А он еще умело мои мысли направлял в другое ру­сло. Кто-то, типа тебя, ляпнет про то, что он гомосек, Рустам отмолчится, а потом после Лобного, в домике, скажет мне с обидой и дрожью в голосе, что, мол, Третья­ков не верит в то, что я тебя люблю, мол, завидует. А я ведь и правда начала к тебе неприязнь питать. Думала, правда, не верит Ромка в нашу любовь! Завидует!
Хитрый!
Да что ты! А бывало, как ляпнет что-нибудь типа: что-то ты, Любка, поправилась, и жопа у тебя жиром за­плыла. Я обижалась сильно, а ему на мои обиды пле­вать. Я же думаю, что он меня не хочет, потому что я не такая, как ему бы хотелось. Давай худеть, на дорожке беговой часами зависала, на мне лица нет, а он меня еще больше долбит: то страшная, то тупая, то готовить не умею. Да что он мне только не говорил! Я уже в пани­ке, а ведь люблю! Представляешь, чувствую, что закле­вал меня, а уйти не могу.
Ну а забеременела-то ты как?
Ой, это вообще обоссаться история!
Подожди, давай еще пива по 0,5 закажем? Будешь еще что-нибудь кушать?
Пиво еще давай. Есть уже не хочу. Наелась.
Официант, принесите нам, пожалуйста, еще по 0,5.
Помнишь, Настю с Сэмом организаторы на ребен­ка разводили?
Помню.
Ну так вот. Рустам прослышал, что им за рожде­ние ребенка обещают трехкомнатную квартиру в Мос­кве. И он, не будь дураком, решил у Насти с Сэмом квар­тиру увести. Видимо, переговорил с Германовским, тот ему слухи подтвердил, и Рустам решился делать детей. Мы в тот день как раз поехали за периметр на какую-то тусовку. Я обрадовалась, ну наконец-то вот мой шанс обратить его внимание на себя. Мужички на меня будут смотреть, делать комплименты, Рустам начнет ревно­вать. Я намазалась как следует, платье шикарное подоб­рала, каблук, прическа, все как надо. Мы поехали. Как я и предполагала, мужиков там было очень много. Вы­глядела я роскошно, но все комплименты почему-то де­лали Рустаму: Рустам, какая у тебя Люба красавица! Руся, она такая веселая! Но контрольный комплимент мне сделала его мама: «Рустам, посмотри какие у Любы роскошные бедра, она очень легко родит и, судя по все­му, будет прекрасной матерью. Люба создана рожать детей!» После этих слов он откинул все сомнения.
Вот уже интересней становится.
Мы приехали домой. Он мне говорит: «Готовься Любка, будем детей делать!» А я, ты ж знаешь, всегда готова. Он закрыл домик, выключил микрофоны, замо­тал камеру своим полосатым шарфом и пошел в душ. Ап­паратная ничего нам не сказала, наверное, были в курсе того, что мы там должны делать. Я в это время быстро разделась и легла. Очень нервничала, думала о ерунде: снять трусики или нет, какую позу принять, как буду смотреться выгоднее — так или так. Надо ж было рас­положиться так, чтобы складок жировых не было видно. Мне казалось, что самый важный день в моей жизни на­стал, и именно сейчас, оттого как я его встречу, так все и пройдет. В итоге я раскорячилась на столько роскош­но на сколько смогла: ногу одну согнула, руку под голову, пеньюаром себя красиво так прикрыла. Жду. Прохо­дит минута, две, три, пять, десять, двадцать. У меня уже рука затекла. Выходит Рустам из душевой комнаты с ка­кой-то чашечкой, в резиновых перчатках. Я его спрашиваю, что это такое? Он отвечает так робко: «Это то самое...» Что это? «Это то, чем делают детей...» Ну не придурок ли? Никогда я его таким не видела, он был похож на ребен­ка! Я, конечно, поржала над этим как следует. Он жут­ко покраснел и даже немного разозлился, но, поскольку деваться ему было уже некуда, продолжал стоять в две­рях с чашечкой надроченной спермы. Я его спрашиваю: «А может быть, мы как-нибудь традиционным спосо­бом?» Он, на полном серьезе: «А как это?» Я ему объяс­няю: так, мол, и так, достаешь свой член и вставляешь мне его вот сюда — и показала ему, не стесняясь, куда. Он та-а-ак скривился! Ром, будто у меня там все грана­той разорвало, а потом плесенью покрылось. Вот тут я как раз поняла, что женщина для него — последнее су­щество на планете, и он никогда к ней не прикоснется. Дальше наше общение выглядело вот так:
А что ты думаешь, так не получится?
Как?
Ну вот так, я тебе по... помажу.
Что ты мне помажешь?
Ну... пипку твою.
Тут я, конечно, не выдержала и заржала еще больше.
Придурок! Нет, конечно! Ничего так не получится!
Ну, может быть, получится?
Со мной, конечно, такое впервые, ну а чем такой опыт плох? Я завелась и подумала, ну раз нормально трахнуть не может, пусть помажет, хоть какое-то удо­вольствие. Мазал он, конечно, добротно, пальцами прям туда, внутрь, все до последней капли! Даже мне ноги поднял и потряс, чтобы все поглубже прошло. Я, пока он мазал, ржала как укуренная, а он все серьезно делал. Старался, сопел. Потом, когда первая чашечка закончи­лась, он побежал делать вторую и снова мазать!
Как Русе квартиру хотелось!
И так, представляешь, четыре раза! Четыре ча­шечки Рустама Калганова! Он старался, мазал мне п...ду и поднимал ноги. Потом бежал в душ, дрочил и снова мазал. Четыре раза! Лучше б трахнул столько раз! А я все это время лежала и хихикала до тех пор, пока сперма у меня не побежала через край. Он это увидел, быстро подушку мне под жопу засунул и сказал минут десять—пятнадцать лежать.
И все?
— Да, и все! А потом прошло две недели. Мы начали ругаться еще больше. Я на него обиделась. Как раз в это время была задержка. Я сделала тест, он оказался поло­жительным. Говорить ему я не хотела, слишком обраду­ется, поэтому молчала. И вот домолчалась до того, что он устроил заговор и слил меня.
А что, он до конца так и не узнал, что ты забереме­нела?
Узнал, только чуть попозже. После голосования меня вывели к воротам, крикнули вслед: «Мы счастли­вы»., Ко мне подошел Германовский и деликатно начал разговор, на тему того, что жаль, что все так получи­лось. Говорил, по мне было очень видно, что я его люби­ла, что он козел, ну и все в этом роде. Ты же знаешь, он может такие беседы вести. Потом аккуратно спросил про мою беременность, а я возьми и выпали: «Да, бере­менна». Он ненавязчиво сказал мне, чтобы я, когда вер­нусь собирать вещи, обязательно это сказала в кадре, а то зритель никогда не узнает о том, какой Рустам подо­нок. Еще сказал, что на моем месте он дал бы ему по ро­же. Я была в таком состоянии, что готова была сделать все что угодно. В итоге, что ты думаешь? Я так и делаю! Возвращаюсь в периметр собирать вещи, с Калгановым, естественно, возникает ссора. Я ему говорю, что бере­менна. Он меня обзывает шлюхой, блядью, говорит, что меня толпой е...ли какие-то солдаты, и я от них залете­ла! Именно поэтому он меня бросил! Представляешь, какой мудак?! Я ему отвечаю, что его чеченскую морду, как только он выйдет отсюда, превратят в кровавое меси­во. Он ведь этого очень боится. Рустам размахивается и бьет меня со всей силы кулаком по лицу, я падаю на стол, он хватает меня за шею и начинает душить. Я, есте­ственно, пытаюсь ему ответить, но что у меня может по­лучиться? Он хоть и пидарас, но сильный. Короче, завя­зывается драка. А поблизости еще никого нет, одни малолетки, разнять некому. Он меня башкой по столу елозит, а я ничего сделать не могу. Я уже думала, что он меня задушит. Короче, все-таки кто-то ввязывается, разнимает, я еще продолжаю орать на него, что ему пи...ец, потому что его братья ему отрежут голову за то, что он так со мной обошелся. Вот так.
Жесть.
А потом, сообразив, что этот разговор через шесть дней будет показан, Калганов бежит в аппаратную, по дороге встречает продюсера, падает ему в ноги, я не шу­чу, правда, падает на колени и, целуя обувь, просит, что­бы это по телевизору не показывали. Он рыдал и умо­лял, чтобы Германовский вырезал этот разговор из эфира. Представляешь?! Не знаю, что еще Рустам сде­лал продюсеру, но наш разговор к эфиру очень сильно подрезали. По кадру получилось, что я истеричка, ору на него, а он просто схватил меня за шею, решив успо­коить таким образом. Про то, что он чеченец, а никакой не татарин, как всем говорит, все вырезали. Вот так.
А потом?
Что потом? Потом он каждый день звонил своей маме и рассказывал про меня такое, что уши вяли. Моя мама смотрела на него вместе со мной и была готова застрелить этого ублюдка и тех, кто решает это показы­вать на всю страну. А я, беременная от него, сидела и смотрела. Ты можешь себе представить, я ношу его ре­бенка в себе, часть этого ублюдка, а он каждый вечер на всю страну называет меня б...дью и шалавой! Мне даже сейчас больно вспоминать то, что я тогда чувствовала. Ром, мне жить не хотелось. Я впервые всерьез задума­лась над тем, чтобы покончить с собой. Я думала, что все, кто меня видит на улице, в метро, в кафе,— все они думают именно то, что Рустам каждый вечер орет по те­левизору. Представляешь, я же его любила по-настоя­щему, думала, что он — мое счастье, решила забереме­неть от него. Мне было так тяжело! Я всерьез думала про то, как долго буду висеть на суку, прежде чем умру, а еще я думала над тем, как скоро во мне умрет малыш после того, как умру я.
П...дец.
А потом мы с мамой долго советовались, что де­лать. Мое мнение менялось раз десять в день: то я хоте­ла оставить малыша, то снова решалась на аборт. Мне хотелось, чтобы у меня был ребенок,— неважно, что от этой мрази, ведь это была часть меня, которая росла во мне каждый день. Мама настояла на том, чтобы я сходи­ла к гинекологу и проконсультировалась. Я сходила. Доктор сказал, что аборт нежелателен, так как есть вы­сокая вероятность бесплодия. Представляешь, во что я вляпалась? Идиот, которого я любила и от которого за­беременела, каждый вечер позорит меня на все страну, а мне еще от него аборт нежелательно делать, потому что могу вообще бесплодной остаться. А тут еще вдоба­вок Германовский начал названивать. Ты же знаешь, он давно хотел, чтобы ребенок родился на проекте.
Да, я знаю. Это его голубая мечта превратить шоу в бесконечное «The Truman show». Ребенок позволил бы ему сделать шоу бесконечным! Зрителю было бы очень интересно наблюдать за тем, как плод развивается вну­три героини шоу, вместе с тем как развиваются ее отно­шения в коллективе. Будущую мать ставили бы в такие условия, которые бы очень возмущали зрителя. А потом роды, развитие самого малыша — все это очень интерес­но. Они бы обеспечили интерес к шоу еще лет на пять и сумасшедшие рейтинги.
Германовский начал мне звонить и убеждать, что мое возвращение на проект просто необходимо. Он обе­щал мне квартиру в Москве, хорошую зарплату, гаран­тировал самые лучшие клиники, лучшие условия после родов. Пел как соловей. Ты его знаешь, он может. На­званивал мне каждый день, приглашал на тусовки, ужи­ны в рестораны, презентации в кино и прочую чепуху. Говорил о том, что мы этому ублюдку Калганову еще по­кажем! Мы обязательно проведем анализ ДНК ребенка, и вот тогда-то ему будет не отвертеться! Мы всем пока­жем, какая он сволочь! Я уже начала склоняться к тому, чтобы вернуться. Начала представлять, что действи­тельно таким образом отомщу ему. А потом мы как-то сели дома на кухне с мамой, поговорили. Я ей рассказа­ла про все, что происходит со мной, на что провоцирует меня продюсер, и в результате я решилась на аборт.
Жесть, Люба!
После того как я сказала об этом продюсеру, его, естественно, как ветром сдуло — звонки прекратились, приглашения в рестораны тоже.
Ну это понятно, ты просто перестала быть ему ин­тересна.
Аборт прошел нормально. Единственное, что, ког­да все закончилось, со мной была настоящая истерика. Я как будто видела, как из меня вынимают по частям моего маленького сына...— Люба глотнула еще пива и отвернулась к окну. Слезы градом покатились по ее ли­цу. Она повернулась ко мне, вытерла их одним махом, громко шмыгнув носом и продолжила: — А через не­сколько дней мне стало плохо. Сильно болела голова, я часто теряла сознание, меня тошнило и рвало. Я в пря­мом смысле жила в туалете. Я думала, что это — по­следствия аборта, и сн*ва пошла в клиник^. С трудом залезла на это их страшное кресло, раскорячилась там, как смогла. Моя врачиха долго там все смотрела, иска­ла. Сказала, что во мне остались куски плода... Меня еще долго скребли какой-то хреновиной. Бля, это так больно! После этой экзекуции меня оставили в клинике. Я поле­жала немного, но здоровье не улучшалось. Становилось только все хуже и хуже. Меня повели еще на одно обсле­дование, потом еще на одно и еще на одно. В конце концов выяснилось, что у меня случился инсульт.
Ни х...ра себе!
Да. Вот такой ценой мне обошлось участие в попу­лярном шоу.
У меня тут просто детский сад по сравнению с тобой.
Но даже и это еще не конец.
Ничего себе!
После инсульта я очень долго сидела дома и не вы­ходила. Мама ухаживала за мной, как за ребенком, прино­сила кушать, готовила, убирала, я ничего не могла делать сама. Потом по чуть-чуть начала отходить. Стала бывать на свежем воздухе, дышать, меня стали навещать старые друзья. Короче, я приходила в норму. Начала работать.
Где?
Помнишь, я говорила, что до «Д2» работала в одной маленькой фирме, которая организовывала праздники?
-Да.
—Я к ним вернулась и начала снова полноценно жить. Писала песни и продавала их тем, кто хотел сделать люби­мому или любимой подарок. Короче, жизнь налажива­лась. Я накопила немного денег и решила поехать отдох­нуть в Испанию.
Ух ты!
Да, я знаю, что ты с Бузовой тоже там был. Так вот, я ку­пила тур и полетела. Прилетаю в Мадрид. Аэропорт огромный.
Я был там. Знаю.
Ну вот, я, как баба из Марий Эл, смотрю вокруг и всему удивляюсь. Взяла тележку, получила багаж и вы­шла покурить. Тут ко мне подходит какой-то красивый загорелый мальчик в белой маечке и начинает что-то по-испански тараторить. Я ж по-ихнему ничего не пони­маю, но слушала очень внимательно. Мальчик мне по­нравился, симпатичный был. Он что-то мне старательно рассказывал, а я внимательно слушала, но ни хрена не по­нимала. Короче, сказала ему что-то вроде: я не ондестен. Гуд-бай. Он ушел. А когда я докурила и оглянулась, по­няла, что меня обчистили!
Серьезно?
Да! У меня сперли сумочку, в которой было все! Паспорт, деньги, мобильный телефон, путевка — короче, все! У меня остались с собой только два чемодана, заби­тых тряпками.
Люб, ты не можешь без приключений.
Видимо, да. Я очень долго пыталась добраться из аэропорта до нашего посольства в Мадриде.
Денег-то нет.
Вот именно. Как добралась, рассказывать не буду. Долго это и неинтересно. Встретила в посольстве рус­ского мальчика. Он учится в МГИМО и тут в Испании проходит практику. Хороший мальчик, как ты понима­ешь, из хорошей семьи, он мне помог оформить времен­ные документы, поселил меня в гостиницу на неделю. Начал ко мне заезжать. Я ему понравилась. У нас закру­тился роман. Представляешь!
Ну ты даешь!
Вот так. Он помог мне вернуться в Россию, и вот недавно я прилетела.
Тебе теперь, видимо, надо заново делать документы?
Да, надо делать. Надо ехать в мою любимую Ма­рий Эл и все делать заново, я же там прописана. Но де­ло не в этом, а в том, как долго я шла к своей любви и что мне пришлось пережить на пути к ней.
Н-да-а...— Я даже не знал что ответить. Все мои переживания и расстройства казались теперь такой че­пухой.
Ну а у тебя что?
После твоего рассказа у меня, наверное, все нор­мально.
Нет, ну серьезно, расскажи.
Я подробно рассказал ей все, что со мной случилось за последние два месяца, начиная с ухода. Люба внима­тельно слушала и, как любая впечатлительная женщи­на, охала и кивала головой. Я рассказал все честно, не привирая и не приукрашивая. Вплоть до того, что сей­час ищу работу, но это, оказывается, не так просто, как мне казалось.
Люб, я, наверное, пойду домой. У меня завтра тя­желый день, переговоры с Германовским.
Это по поводу денег?
Совершенно верно.
Ну хорошо, пойдем.
К этому моменту в ресторане осталась всего пара свободных столиков. Мы быстро рассчитались и вышли. Я помог ей поймать такси, чмокнул ее на прощание в щеку, посадил в машину и, подняв воротник пальто, по­шел домой. Все-таки хорошая девушка Люба, веселая.
Мысль о завтрашнем дне и предстоящих перегово­рах, как ветер, разогнала туман опьянения. Я уже прос­читывал алгоритм разговора, продумывал всевозмож­ные комбинации аргументов. Германовский относится к тем людям, которые своей болтовней могут завести со­беседника куда угодно. Он может разжалобить, рассердить, испугать, приласкать. Он большой плут и умник, этот Николай Алексеевич. Он не раз убеждал меня в том, с чем я отказывался соглашаться. Арсенал его средств убеждения очень велик: обаяние, интеллект, оратор­ское мастерство; когда первые не действуют, он подклю­чает весьма распространенные средства управления: страх, стыд, долг, ответственность; когда и это не рабо­тает, в ход идут контракт и деньги. Я не раз ему прои­грывал, но были моменты, когда и одерживал верх. Я знал его любимую тактику: заболтать. Он, как цыган­ка в контакте с лохом, смотрит в глаза и заставляет со­глашаться с тем, что еще пять минут назад вызывало жуткое раздражение. И сейчас я переживаю, что завтра у меня может не хватить духу настоять на своем.
_________________________________
(Спасибо, Чука)

0

52

25 октября Переговоры

Погода была отвратительная: мелкий дождь, ветер, кру­гом лужи и грязь. В такую погоду лучше сидеть дома или стоять в пробке, слушать радио и смотреть на съеженных прохожих, а я без зонта, в легкой куртке и панамке шле­паю по лужам демисезонными туфельками. Дождь с ве­тром лупили по мне изо всех сил, а я, как придурок, им сопротивлялся. От метро до холдинга пешком минут де­сять, я шел двадцать.
Мокрый, замерзший и, естественно, злой, я вошел в чистый и светлый холл здания. Там уже сидела Оля. Она была в нарядном серебряном пуховичке, светлых сапожках, волосы заплетены в косу, на лице ни капли косметики. Видно, снова мама ей наговорила, что она и так красивая.
Привет, котеша!
Привет.
Ты что-то слегка промок,— с самодовольной ухмыл­кой произнесла она.
Да есть немного, а ты, я смотрю, сухонькая.
Меня на вокзале встретил водитель.
Хорошо быть звездой.
Да, неплохо.
— Ну что, идем?
— Идем.
Мы выписали пропуск и прошли турникет.
Вам на третий этаж,— заботливо сообщил охран­ник.
Спасибо, мы знаем.— Я смело улыбался, будто се­годня выиграл в лотерею миллион долларов США. На деле, при самом благополучном исходе разговора, лишь верну заработанное за три года. Всего сто тысяч долла­ров. В пересчете на рубли два с половиной миллиона. Когда я приехал в Москву на подписание контракта, за победу был объявлена сумма 50 тысяч долларов. Мысль о том, что я могу стать ее обладателем, возбуждала мое провинциальное сознание до крайности. Для меня это были огромные деньги. Тогда я уже был миллионером в мечтах. Сейчас сумма потеряла былую привлекатель­ность, а годы, проведенные в Москве, дорогие машины, элитные квартиры, бутики в Третьяковском проезде — все это превратило мое придуманное богатство в пыль. Не радовала даже мысль, что за участие в шоу мне дол­жны в два раза больше, чем за победу. Если я все-таки получу эти деньги, можно будет считать, что мое уча­стие в шоу закончилось победой. Я молча шел по кори­дору с этими мыслями и уже пересчитывал деньги.
Ну что, заходим? — спросила Оля. Мы останови­лись перед кабинетом продюсера и не решались захо­дить.
Давай еще раз все проговорим?
Да сколько уже можно? Мне надоело. Мама дома все уши прожужжала, теперь еще ты,— раздраженно от­ветила Оля.
Давай так: что нам надо?
Нам надо: мне — ежемесячную зарплату в пять тысяч баксов, а тебе — твои заработанные деньги.
Верно.
Все, заходим.
Я уверенно постучал в дверь.
Это мы, здрасте.— Оля открыла дверь и пробежа­ла вперед.
Да, заходите. Я уже вас жду. Присаживайтесь.
Николай Алексеевич, какой кошмар! У нас в Пите­ре двадцать градусов и солнце, а тут слякоть, холодно, дождь. А еще говорят, Питер — пасмурный город! Вооб­ще, я в шоке.— Оля затараторила будто ей год не давали говорить.
Здравствуйте, Николай Алексеевич.— Я протя­нул ему руку, он охотно, ее пожал:
Салют. Присаживайтесь.
Германовский сидел за столом в небольшом кабине­те. Стол стоял прямо у окна, так что свет падал ему на спину. Не самое удачное расположение, хотя по-друго­му его не поставишь. Я почему-то представил себя сидя­щим в доме напротив- со снайперской винтовкой и поду­мал, что удобно будет стрелять, попаду точно в голову. Комнатка была действительно маленькая, поэтому если разлетятся мозги, то большая их часть шлепнется в пу­стой шкаф напротив стола, а по зеленоватым стенам с вывешенными фотографиям музыкантов размажутся яркие капли крови. Все станет более торжественным, только вот Германовский останется прежним в этой же белой рубашке и черном велюровом пиджаке с закатан­ными рукавами. Его черная бейсболка вместе с остатками головы упадет на клавиатуру и замажет ее, хотя как раз клавиатуры мне было не жаль, она была старая и за­мызганная, а я такие терпеть не могу.
Он же, как всегда, был хорош и смахивал больше на пижона, чем на работника телеиндустрии. Те всегда хо­дят в засаленных бейсболках, пуховых жилетках, широ­ченных штанах с обилием накладных карманов и в корич­невых кроссовках, которые шьет «Columbia Sportswear Company». А в нем все было прекрасно: и одежда, и ли­цо, возможно, даже мысли, только взгляд казался устав­шим.
Стены кабинета были увешаны фотографиями Джона Леннона, Стива Тайлера, Мика Джаггера, «Kiss», Тома Уэйтса и участников «Д2»: Степы, Алены, братьев Кари­мовых, Солнца, Мая. Наших с Олей фотографий не было.
Если честно, даже раздеваться не хочется,— про­должала возмущаться по поводу погоды Оля.— Вы представляете, мы на съемках моего утреннего шоу де­вочку прямо с постели подняли!
А разве она не была предупреждена?
Нет, я же говорю, прямо с постели!
Очень странно, потому что эта девочка может по­дать в суд на вашу команду за незаконную видеосъемку. Команда должна страховаться и перед съемкой или по факту подписывать соглашение с человеком, которого снимали, иначе они проиграют.
Я продолжал разглядывать фотографии, вывешенные в ряд, как в картинной галерее.
Удивительное сочетание звезд мирового масшта­ба с участниками «Д2»,— вслух сказал я.
Тут нет ничего удивительного. Это те люди, кото­рые влияют на массовое сознание.
Вы хотите сказать, Николай Алексеевич, что я, Ольга Бузова, влияю на массовое сознание? — игриво спросила Оля.
Оля, ты влияешь даже на меня.— Германовский поддержал ее игривый тон.
Ну что вы, Николай Алексеевич, разве я, студент­ка из Санкт-Петербургского государственного универ­ситета, могу повлиять на такого зрелого мужчину в рас­цвете сил? — Переходить к делу Оле явно не хотелось. Я тоже медлил, но оттягивать этот момент было бессмы­сленно. К тому же мне очень не нравилось ее кокетство. Во мне проснулась ревность.
Николай Алексеевич,— передразнивая его низ­кий тон, продолжала игру Оля,— но ведь мы с вами взрослые люди, ну я-то еще не очень взрослая, но вы-то уже о-го-го! Вы просто поймите, мы тоже очень много берем полезного для себя из работы с такими талантли­выми людьми...
Я больше скажу,— заметно оживился продю­сер,— я тоже что-то выношу для себя полезного из той жизни, которую вы проживаете в кадре. Каждый день человек должен чему-то учиться, и, как только он сел и понял, что он знает все — ему п...дец. Поэтому я всегда готов признать за собой какие-то не очень приятные вы­сказывания, ошибки. Я тоже человек, и мне свойствен­но ошибаться. Я заранее приношу свои извинения, если мои слова в прошлый раз тебя, Оля, оскорбили или по­казались грубыми. Они, безусловно, были эмоциональ­ными, но мы все люди и, к сожалению, можем выходить за грань и терять над собой контроль. И в итоге, что бы мы друг другу ни говорили, результат от этого не меня­ется: вы все равно защищены нами, закрыты, и у вас есть все. На сегодняшний день, как бы мы ни ругались, как бы ни спорили, мы друг друга не подводим и не под­ставляем. Да, мы можем устраивать интриги на площад­ке, и они могут быть не очень приятными, но это шоу. И я тебе, Оля, еще тогда говорил, что если именно ты с этим не согласна, то никакие деньги ничего не решат.
Потому что деньги в итоге за это и платятся. Твои сле­зы, Оля, к сожалению,— самый дорогой товар!
Я понимаю эта, это и шоу, это и все понятно,— Оля хотела сказать что-то очень ее волнующее, и поэто­му речь ее становилась бессвязной и ломаной.— Раз у нас разговор на откровенную тему, то почему как бы я, потому что я помню, когда мы сидели в беседке, вы гово­рили: ребят мне так жалко, что так происходит, но вы не переживайте, мы будем вас поддерживать, потому что вы по сути одна из единственных пар. Я понимаю, что мне не от кого ждать больше поддержки, кроме как от руководства, от вас, и мне хочется, чтобы лишний раз вы сказали: «Ты не переживай, все будет хорошо». Но после этого я мало того, что не получаю поддержки сло­весной, но вы еще и через ведущую говорите не очень приятные вещи. Ладно, мы с Настей разбираемся, но когда поднимается вопрос про видеоролики в Интерне­те — а вы, как никто другой, знаете, что это за ролики, я вам рассказала еще два года назад про ту ситуацию — зная что у меня никого нет, позволяете как ребятам, так и ведущим выставлять одну сторону.
Оля, вы должны понять наши резоны в этой ситуа­ции. Мы делаем шоу на различного рода провокациях. Я думал, что за три года ты к этому привыкла и научи­лась защищаться. Надо понимать одну простую вещь, что, если даже в какой-то момент мы положили на одну чашу весов чуть-чуть больше, мы обязательно через ка­кое-то время переложим на другую. В этом система на­шей работы. Мы постоянно поддерживаем эти весы вот в таком колебании и балансе. И если мы допустили эту ситуацию сейчас, значит, мы обязательно развернем ее обратно и против других людей. Разве ты ни разу не ви­дела, чтобы так было? Мы всегда так делаем. Всегда, если человек в каких-то отношениях проиграл или по­страдал, он потом получает возможность оправдаться, подняться и ответить своим противникам. Это шоу, и мы делаем его таким образом с самого начала. У нас нет какой-либо личной неприязни ни к тебе, ни к тебе,-*- он показал глазами на Олю и на меня,— ни к кому-то из ре­бят — ни к кому! Эмоциональный фактор часто присут­ствует. Да, меня часто что-то раздражает и даже бесит, но мы все люди. Ничего не поделать. Считайте, что эту волну вы пережили. Я не то чтобы настаиваю, я настаи­вать не могу, в данном случае Рома сейчас у нас как бы свободный человек,— он подчеркнул слово «как бы»,— но я считаю правильным сейчас появление его на терри­тории, твое присутствие, Роман, на Лобном месте, что­бы расставить все акценты.
Но вы же сами мне сказали,— наконец-то я всту­пил в дискуссию,— что я ушел и не должен никак ассо­циироваться с «Д2» до марта месяца.
О-кей, Роман, если я тебе сейчас говорю можно, в этой ситуации, значит, это можно,— Германовский вда­вил эту фразу. Я начал чувствовать его напряжение.— Ты все равно официально числишься в «Д2», для зрителя по крайней мере. Мы же объявили о том, что ты уехал, точнее, ты сам это сказал, что уехал по неким семейным обстоятельствам. Твое присутствие на площадке для зрителя, оно абсолютно...
Логично,— вставила Оля. Она развернулась ко мне и жалобным тоном продолжила: — Каждый раз я слышу на поляне от ведущих: «Ты одиночка! Ты без пары». Когда, например, кто-то говорит: «Ты не ушла за Ромой!» Это ча­сто говорит Дашко. Это обман, потому что Рома не ушел!
Поверить не могу, Оля, ты просишь меня вернуть­ся? — Я резко повернулся к ней.
Ну да! Ты видишь, Николай Алексеевич говорит, что ты можешь принимать участие в Лобном месте. Я бы очень хотела, чтобы ты, как раньше, пришел и поставил всех на место.
Логично,— продолжил товарищ продюсер.— Мне странно слышать, что ты, Роман, не хочешь защитить Олю. Потому что все три года ваших отношений это бы­ло твоим кредо. Зритель именно за это тебя полюбил. За то, что, невзирая на обстоятельства, ты свято оберегал свою любимую девушку.
Николай Алексеевич, я прекрасно понимаю, о чем вы говорите, но у меня нет желания возвращаться в пе­риметр ни на минуту до тех пор, пока мне не будут вы­плачены мои заработанные деньги.— Я наконец-то заце­пился и озвучил мысль, которая возвращала мне надежду на скорейшее возвращение средств.— Мое уча­стие на Лобном и конфликт, которым оно, безусловно, закончится,— это работа, которую вы мне предлагаете сделать бесплатно. Давайте рассчитаемся за предыду­щий этап и начнем новый.
Смотри сам, это, конечно, твой выбор, но за время твоего отсутствия картинка ваших отношений, которая до твоего ухода была выигрышной, может существенно поменяться, учитывая Олино неумение постоять за се­бя. У Оли в твое отсутствие нашлось слишком много ум­ных врагов: Степан, Рустам, Дашко, Тори, Рассел,— и все они будут прилагать максимум усилий, чтобы пото­пить ваши отношения до розыгрыша квартиры.
Николай Алексеевич,— снова залепетала Оля,— а нельзя этот конфликт вообще раз и навсегда разрешить?
Оля, я не могу запретить ребятам говорить про те­бя и осуждать твое поведение. Это, пожалуй, самое ин­тересное в сложившейся ситуации. Телезритель хочет это видеть. А от тебя мне странно слышать подобные высказывания, потому что так было всегда. И вы сами неоднократно осуждали ребят за это. Кто-то не ушел за кем-то, и к человеку возникали вопросы — это логично. Вы сейчас говорите о деталях, а я пытаюсь донести до вас ситуацию в целом. Мне самому интересно, чтобы тот конфликт балансировал, и где-то мы будем подкре­плять одну сторону аргументами, через ведущих, где-то другую, в этом есть наша работа. Опять же поймите, если вы считаете, что это вам вредит, что это как-то очень сильно отражается на вашей жизни, тогда лучше не играть во все это. Поймите это раз и навсегда. Надо либо с этим соглашаться и играть в эту игру, либо ухо­дить. Да, у вас настоящие отношения, отлично, замеча­тельно. Я ничего не имею против, и пусть они будут, но это же игра! — Германовский возбуждался от собствен­ных слов.— И ты, Оля, правильно сказала, вы в ней живе­те. В этом есть некоторый дисбаланс всего происходяще­го, вы уже привыкли в этом жить и начинаете забывать, что это всего лишь игра — игра по своим правилам, по своим законам и в итоге игра на деньги, за деньги и за главный приз. И люди будут делать все, чтобы получить этот главный приз. Так неужели не понятно, почему Дашко именно сейчас затеяла эту войну?
Почему она говорит, если бы ты, Оля, хотя бы из­винилась... я перед ней извинялась три раза! — глупо вставила Оля.
Нет, нет, нет! Да пойми ты, Оля, наконец,— про­должал Германовский,— что это делается для усиления некой гиперболизации ее позиции, для того, чтобы по­том с треском провалить. У нас нет задачи кого-то уни­зить, а кого-то возвысить — нет. Но, чтобы шоу продол­жалось, мы должны это делать. Вы помните, по ряду причин вначале мы не делали этого, и что на проекте бы­ло? Болото. Помните? Были такие времена. Мы же за­нимаемся бизнесом, так же как и вы! Мы зарабатываем деньги на ваших эмоциях. И либо вы соглашаетесь с этим, либо не соглашаетесь. Но нельзя жить на проекте с несогласием внутри. Мы постоянно будем вынуждены иметь вот такие неприятные конфликты и ситуации, ко­торые имеем. Опять же, возвращаясь к Дашко, понятно, почему она сейчас начала это. В этом есть ее резон. 14 фе­враля состоится розыгрыш квартиры, это единственный фактор, который сейчас влияет на все.
Ну понятно,— спокойно ответила Оля, отрешен­но глядя в окно.
Но наша встреча сегодня состоялась по другому поводу.
Совершенно верно,— довольный возвращением разговора в интересующее меня русло, подчеркнул я.
Насколько я знаю, Оля собралась сегодня поки­нуть проект.— Германовский снова начал говорить спо­койно и размеренно. Так обычно говорят учителя в шко­ле, которые имеют огромное желание за урок отыграться на учениках.— Мое личное отношение к этой ситуации как продюсера пусть остается личным. Любое ваше ре­шение я приму. Если вы приняли решение уходить, зна­чит, вы сегодня уйдете. По своей работе я обязан согла­совывать рабочие моменты с руководством, и они ищут выходы из сложившейся ситуации.
Последнее предложение, которое они поручили мне сформулировать вам, звучит следующим образом: по­скольку ты, Оля, в качестве главной причины своего ухо­да озвучиваешь отсутствие гарантий и неприятный слу­чай, произошедший с Романом, есть предложение выплату денег по Роминому договору перенести на дату его возвращения на проект. Деньги будут перенесены на действующий договор, который ты, Роман, надеюсь, под­пишешь при возвращении в марте. Второй момент: если ты, Оля, настаиваешь на ежемесячной выплате в пять тысяч долларов, то мы делаем ее возможной для тебя с первого ноября. Вот эти два условия. Если они вас устраивают, то все в порядке, если не устраивают — ну что ж, больше нам, к сожалению, предложить нечего. Да, и еще, если вы, несмотря ни на что, сейчас принимаете решение уходить, то теряете все накопленные деньги...
После его слов повисла огромная пауза. Сейчас за ок­ном должна сверкнуть молния и разразиться гром, но ничего подобного не случилось, Оля своим раболепским голоском отбила у молнии желание блеснуть.
На самом деле, вы сказали то, что я хотела... — Она была довольна!
Да, и еще,— вернулся к разговору Германовский,— твои, Оля, деньги за сентябрь ты получишь уже десято­го ноября, если, конечно, подпишешь договор о дальней­шем пребывании в шоу.— Он улыбался.
Я перекинул взгляд на Бузову. Это немыслимо, но она сидела с трудом скрывая свою радость! Ее распирало от мысли, что все окончено, уже не надо уходить с проекта и совсем скоро ей будут платить по 120 тысяч рублей. В ту самую секунду я почувствовал, что больше ей не нужен, она получила с моей помощью все, что хотела, и теперь ее больше не интересуют мои проблемы. Тем временем меня все больше раздражало ее цветущее лицо, самоуверенная ухмылка продюсера и его бескомпромиссный тон.
— Если мне не изменяет память, вы обещали выпла­
тить в сентябре целиком всю сумму.— От злости и бе­
зысходности мое лицо заливало краской. Я сдерживал
себя, чтобы не перейти на крик: — Так почему сейчас
речь идет о выплате денег в марте?
Германовский был чрезмерно спокоен, более того, он говорил с издевкой:
По поводу марта я уже сказал — это решение ру­ководства. Тебе пошли навстречу и готовы выплатить деньги только на предложенных условиях.— Я кожей чувствовал, как он, нащупав слабое место, давит туда, упиваясь моей беспомощностью.
Я и не сомневалась, что все решится,— расплылась в улыбке Оля.
Дело не в тебе и не в твоих сомнениях,— взяв мяг­кий, отеческий тон, говорил Германовский.— А в том, что над этим вопросом работают люди из юротдела, эти люди общаются с другими людьми, которые бывают на площадке, и в конечном итоге это доходит до девочки Маши, которая является участницей, а Маша в свою очередь делится по-девичьи с подругой, и слух про не­уплаты участникам расползается по всем людям, свя­занным с проектом. Это неверно.
Где гарантии, что деньги выплатят в марте? — про­должал злиться я.
Роман,— обращаясь ко мне, Германовский сло­жил руки, как учили в школе. «Руки на парту»,— проне­слось у меня в голове.— Я знаю, ты всегда и во всем ви­дишь подвох. Тебе кажется, что все вокруг пытаются тебя нае...ать. Это, безусловно, полезная х...йня.— Он выпрямился в своем кресле и заговорил намного гром­че: — Но нельзя превращать это в свое знамя, которое ты несешь по жизни. Потому что в конечном итоге с та­кой позицией ты проиграешь. Сейчас у тебя, к твоему сожалению, не та ситуация, в которой ты можешь дик­товать условия.
А что мне делать сейчас, если я решила...— Оля вклинилась в разговор.
Тебе нужно срочно...— Германовский сделал пау­зу и продолжил в более дружелюбном тоне: — Сегодня какое?.. 25 октября? Так вот, сегодня же надо встре­титься с юристами и подписать договор. В этом случае ты уже десятого ноября получишь свои пять тысяч дол­ларов за сентябрь. Сейчас я скажу юристам, чтобы они уже начинали готовить форму договора, по которой бу­дут проходить ежемесячные выплаты твоих, Оля, денег.
Оля повернулась ко мне и шепотом заговорила: «Ко-теш, ну что ты опять злишься? Видишь, все удачно скла­дывается. Я думаю, что большего от них мы не добье­мся. Надо соглашаться на эти условия. А? Как ты?»
Извините, Николай Алексеевич,— наклонив голо­ву набок, с сосредоточенным лицом поинтересовалась Оля,— скажите подробнее, что надо будет подписать?
Тебе надо будет подписать задним числом новый договор, по которому тебе будут начислены деньги за сентябрь. Заявка на тебя в бухгалтерии уже есть, ну это мы обсуждали по телефону.
То есть получается, что я в ноябре уже получу свои деньги?
Да, да, все именно так, уже 10 ноября.— Германов­ский расплылся в доброй улыбке.
Ура! — Оля запищала что есть силы, вскинула ру­ки к потолку и радовалась так, будто только что забила победный гол за сборную омского «ГазМяса». Она кину­лась мне на шею и начала хаотично наносить поцелуи, размазывая свою помаду с блестками мне по лысине. Я натянуто улыбался.
Германовский, приняв такую реакцию за положи­тельный ответ, поднял трубку внутреннего телефона, набрал короткий номер и заговорил:
Ирина, салют. Подготовь, пожалуйста, Ольге до­говор на подпись. Роман остается без изменений. Да-да. Хорошо. Спасибо.— Он повесил трубку и, улыбаясь, с издевкой произнес: — Оля, ты можешь уже идти и под­писывать договор.— В этот момент я не видел в нем ни капли сострадания. Он был счастлив в своем локальном величии.
Что, уже можно идти подписывать? Так быстро? — переспросила Оля.
Да, конечно, юристы уже ждут.
Котеша, класс! Идем скорее, а то они передумают.
На обратном пути ко мне зайдите.
Его фраза, сказанная мне в лоб, догнала Олю уже в коридоре. Она неслась по холдингу вприпрыжку, как ре­бенок. Я же шел, как слепой, сталкиваясь с дверными проемами, шатаясь, чувствуя, как моя кровь пульсирует в висках, как холодным потом покрылись руки. Я не ви­дел ничего перед собою, кроме красной колыхающейся тряпки, облаченного в золотые доспехи матадора с тор­жественно поднятой рукой и окровавленной шпагой. В голове пульсировало: «Убил... убил... убил... прода­лась... продалась... продалась...»
— Котеша, тебе что, плохо? Котен? — заботливо за­
тараторила Бузова, склонившись надо мной.— На вот,
глотни водички.
Я глотнул. Мне стало заметно легче.
Мы пошли по коридору к юротделу, Оля настойчиво пыталась вложить свою руку в мою. Я отказывался ее брать.
Ну что, котеша, я считаю хорошо, что мы так по­беседовали. Да?
Ты серьезно? Может быть, и хорошо, но для себя я ничего хорошего не наблюдаю. Мои деньги как были виртуальными, так ими и остаются. Единственное, чего мы сегодня добились,— это повышения твоей зарплаты.
Ну все равно хорошо.— Оля довольно улыбалась.
Оль,— я говорил, пытаясь унять гнев,— хорошо для кого? Для тебя? Думаю, да. Тебе, безусловно, хоро­шо! Только вот мне не очень.
А что. тебе мешает? Тебе сказали, что деньги бу­дут в марте, разве это не здорово?
Ты что, издеваешься? Германовский обещал мне все выплатить в сентябре, не сделал. Почему я должен верить в то, что он сделает это в марте?
Я не вижу в этом ничего противоестественного.
Еще пятнадцать минут назад ты хотела уходить оттуда, потому что сомневалась, а сейчас уже уверена?! Может, ты меня еще попросишь вернуться?
Я действительно считаю, что тебе надо вернуться.
Зачем? — не выдержал и прикрикнул я.
Меня там обижают. Ты что, не понимаешь? — Она начинала злиться. Ноздри раздулись, лицо покраснело.
Оля, кого защищать? Тебя?! Ты только что меня предала! Как только ты услышала, что вопрос с твой зар­платой решен, ты тут же наплевала на меня, ты созна­тельно перечеркнула «нам» и жирно написала «мне»! Ты променяла любимого человека на вшивый комфорт в не­навистном тебе месте с хорошей зарплатой. Ты бело­брысое чудовище! А то, что ты сделала,— это не любовь и даже не партнерство, это называется предательство!
Предатель — это ты! Ты отсиживаешься за пери­метром в то время, когда меня морально уничтожают! Поэтому я сегодня выбрала для себя лучшее!
Что, «Д2» лучшее?
Нет, деньги, которые мне там платят! — Оля нео­жиданно вышла из образа глупой блондинки. На меня это подействовало отрезвляюще. Она четко, уверенно, без из­лишних сентиментальностей продолжала: — Ты сидишь там за периметром, зарабатываешь копейки, и что, я дол­жна уходить к тебе? Почему я должна это делать?
Наверное, потому что ты любишь меня... и хо­чешь, чтобы мы вместе прошли сложности. Так обычно делают любящие люди. Знаешь, как у Булгакова в «Ма­стере и Маргарите»: «Любящие, к сожалению, вынуж­дены принимать на себя невзгоды любимых».
Я готова была тебя любить в периметре, но я вижу, что за периметром ты ни на что не способен. Я бы сосала твой х...й, и это была бы моя единственная еда!
Как у тебя язык поворачивается такое говорить? Только что я тебе зарплату повысил, и ты, выходя из каби­нета с довольным лицом, мне такое способна предъявлять?
Зарплату я сама повысила, и не надо приписывать себе лишние заслуги! Извини, ты не разрешишь мне войти в лучшую жизнь,— сказала она, взявшись за ручку две­ри юротдела.
РОМАН ТРЕТЬЯКОВ
Простите, госпожа Бузова... конечно.
Вот и прекрасно. До свидания. Можешь постоять тут, тебе есть о чем подумать.
Она закрыла за собой дверь. Я еще несколько мгнове­ний стоял, молча уставившись в захлопнувшуюся пере­до мной дверь, а потом тихо произнес: «Пока» — и, раз­вернувшись, быстро зашагал к выходу из здания.
________________________________
(Спасибо, Чука)

0

53

1 ноября Созвездие

Позавчера состоялся первый концерт бывших участников «Д2»'. Ничто в жизни мне сложнее не да­валось.
Все началось после нашей встречи с Любой Ткачен-ко. Тогда в кафе «Рис и рыба» мы решили сделать коман­ду из «бывших», сколотить концертную программу и прокатиться по стране с гастролями. Идея в общем-то проста, и воплощение ее в жизнь не предполагало ника­ких сложностей. Я с энтузиазмом начал этим занимать­ся. Тем более что недавно на меня через Интернет вы­шел один скромный продюсерский центр, который предложил сотрудничать. На переговоры приехала обычная, немного полноватая девушка Лена. Мы бы­стро нашли общий язык. Свою задачу я обозначил как «подготовка концерта», а она на себя взяла производ­ство и расклейку афиш, аренду зала, рекламу. Мы по­жали друг другу руки и приступили к делу.
Собрать коллектив было самым простым. Я позво­нил всем, кто в моей записной книжке был отнесен к группе «Д2». Среди выбранных мной оказались Люба Гкаченко, Антон Потапович, Давид Каландадзе, Ольга Моцак, Эрика, Маша Политова, Антон Бородин, Юра Никитченко, Алена Роксис, Катя Тачева и Май. Я был уверен, что этими силами можно было сделать непло­хой концерт. На первую репетицию собрались все, кроме Мая. Я ему перезвонил. Май долго выспраши­вал детали: кому принадлежит инициатива, что за продюсерский центр вызвался помочь, как его найти в Интернете, кого еще я пригласил, где мы репетируем, когда должен состояться концерт, в каком зале, какие у нас планы, на какие гонорары рассчитывают ребята. Он задавал слишком много вопросов. Через день в CMC он сообщил мне, что наше рвение ему неинте­ресно.
Тем временем подготовка к концерту шла уже бо­дрыми темпами. Я работал с каждым героем, чтобы пе­редать на эстраде его характер и имидж, закрепившиеся на проекте. Меньше всего мне хотелось сводить про­грамму к традиционному концерту участников «Д2», где все поют сопливые песни. Хотелось сделать нечто боль­шее. Как мне казалось, зритель идет на концерты «Д2» вовсе не потому, что ему хочется услышать «потрясаю­щие» песни в исполнении героев,— нет, ему необходи­мо увидеть их живьем, тех, кто за три года стали частью его жизни. И еще зритель хотел общения, он хотел спро­сить: «Платят ли Вам деньги? Сколько? По сценарию ли у Вас там все или нет? Когда все это закончится?» И все это я мог ему рассказать.
Впервые за многие годы я чувствовал себя на волне, я занимался тем, что мне нравится. Я был исполнен сил и радости. От меня заражались энергией все осталь­ные. Люба каждую репетицию играла с Давидом и Антоном на рояле, придумывая новый гимн нашего «Созвездия», ребята, работающие в речевом жанре, вы­думывали новые миниатюры про «Д2», кто-то распевал­ся. Все это напоминало хаотичный оркестр, но при этом все были заняты делом. За две недели до концер­та материал был полностью готов, надо было только его отточить. Для усиления концерта я пригласил Олю и Солнце, чтобы они спели финальные песни. Я был не­вероятно счастлив, когда Солнце согласилась. Ее со­гласие для меня было чем-то большим, оно означало, что все неурядицы между нами остались в рамках пе­риметра. Оля выступать бесплатно на моем концерте отказалась.
Мы встречались с организатором Еленой каждый день, и она рассказывала мне про то, где уже повеше­ны афиши, в каких местах Москвы можно купить би­леты, какие сайты рекламируют наш концерт. Я был так занят творческой составляющей, что не проверял искренность сказанного, но, чем ближе мы приближа­лись к назначенной дате концерта, тем меньше я ви­дел в глазах Елены желания довести задуманное до конца.
За неделю до концерта я начал проверять работу мое­го партнера, и оказалось, что ничего из того, за что она отвечала, сделано не было. В городе не было ни одной афиши, а в кассах не было ни одного билета. Более того, ДК «Прожектор», в котором у нас должен был пройти концерт, ничего о нашем мероприятии не знал!
Моему отчаянию не было предела, но несмотря на это я не остановил подготовку. Распустить ребят озна­чало проиграть. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что если первый концерт не состоится, то не будет вто­рого и не будет тура. Потом я уже никогда никого не со­беру. Концерт любой ценой — так я решил. О своих проверках Елену я извещать не стал. Всю неделю мы с Любой сидели на форумах фанатских сайтов и инфор­мировали народ о нашем прорывном мероприятии.
Утром в день концерта от Елены пришла CMC: «В кас­сах не продано ни одного билета! Я отменяю концерт».
Слава богу, для меня эта CMC не была неожиданностью. Еще вчера мы с Любой уже собрали сумму, необходи­мую для аренды зала, и занесли директору ДК. Остава­лось самое малое — уговорить выступать бесплатно ребят.
За полчаса до назначенного времени я собрал всех участников концерта в гримерке и сообщил им непри­ятную новость о том, что по непонятным причинам Елена, которая до сегодняшнего дня выступала орга­низатором мероприятия, сделала все для того, чтобы наш концерт не состоялся. Также я сказал, что мы с Любой на свои деньги оплатили зал. Заставить ребят выступать бесплатно я не мог, но попросить во благо нашего общего дела сделать сегодня концерт и пода­рить зрителю то, что мы создали за месяц, был обя­зан.
Никто мне не отказал! Никто не развернулся и не ушел. Концерт состоялся! И несмотря на то, что в зале было не так много народу, как нам хотелось, никто не ушел разочарованным! Это была маленькая победа, ко торая была мне так нужна.
Сегодня я разговаривал с Еленой. Я сказал ей, что «вопреки ее усилиям» концерт состоялся. Она извиня­лась и почти сразу призналась в том, что на следующий день после моего разговора с Маем ей позвонил мужчи­на, который представился Николаем Алексеевичем Гер-мановским. Разговаривал с ней очень грубо, давил. Ка­кие именно термины он употреблял в беседе и как именно давил, она предпочла не рассказывать, но ре­зультатом этого телефонного звонка явилось ее пассив­ное отношение к нашему концерту. Он попросил ее до­вести подготовку до концерта, который не должен состояться.
Я думаю, мне мешают работать намеренно, вынуж­дая таким образом вернуться в периметр.
_________________________________
(Спасибо, Чука)

0

54

2 ноября Цикличность и Петя

В этот день, к моему удивлению, на дорогах не было пробок. Водитель такси довез меня до дома. Я вышел из машины, и, как только закрыл дверь, машина рванула с места. Я задумчиво посмотрел ей вслед и пошел в «Седь­мой континент». У меня родилось сильное желание вы­пить. Я купил литровую текилу, лайм, торт «Взмыл» и, пройдя через арку, был уже дома.
В предвкушении алкогольного опьянения, я зашел в подъезд, пролетел мимо консьержки, взмыл по лестнич­ной площадке, вызвал лифт, он тут же открылся. «Уда­ча»,— подумал я и нажал цифру «9» на панели, лифт шумно закрыл двери и со скрипом потащил меня вверх. Двери в квартиру были открыты.
Петя, ты дома? — громко спросил я, зная, что он дома.
Дома,— недовольно, как старик, проскрипел Петя.
Петь, что дверь не закрываешь? — Я откинул тя­желую портьеру и вошел к нему в узкую комнатушку.
Если нас захотят обворовать, они это и так сдела­ют, независимо от того, будем мы закрываться или нет. Современные взломщики могут все. Вторая причина, по которой я не закрываюсь, это то, что воровать у нас, кроме Ванькиного ноутбука и старого телевизора, нече­го. Из моих вещей представляющий для воров интерес нет, а значит, опасаться лично мне нечего.
Петя, ты придурок.
А я этого и не отрицаю.
Привет,— я наконец-то протянул ему руку.
Привет,— пожал он ее мне в ответ.— Ты какой-то грустный.
Петя, у меня сегодня тот самый день.
Наконец-то у любимой пошли месячные?
Что-то вроде того. Будешь пить со мной текилу?
Что ж, Роман, я понял ваше предложение и даже не буду спрашивать, есть ли лайм.
Не надо, бросай свой скучный отчет и пошли со мной хряпнем.
Прекрасно.— Петя оторвался от кровати и с сон­ным, но довольным видом засеменил на кухню.— Так что за повод? — рассматривая забитые полки холодиль­ника, спрашивал Петя.
Мы недавно говорили с продюсером.
Поздравляю! Ты теперь не будешь заниматься по­иском работы?
Нет, буду, просто многие вещи стали на свои места.
Вот и прекрасно. Я думаю, что нам совсем не по­мешают обжаренные овощи с грибами и куриной груд­кой.— Он уже включил плиту, поставил сковородку и начал закидывать на нее нарезанный болгарский пе­рец, красный лук, какие-то травы, измельченный чес­нок.
Я втянул ноздрями воздух, поднимавшийся от плиты:
Пахнет вкусно.
Это чеснок дает такой запах. В детстве, когда я был совсем маленький и в магазинах было пусто, мама рассказывала, что я говорил так: «Люблю чесночок, он колбаской пахнет!» А ты что делаешь?
В Интернете нашел рецепт запивона к текиле: то­матный сок, выжатый лимон, соль, много перца черного и красного, какой-нибудь томатный соус, можно немно­го уксуса. Будет остро.
Прекрасно. Так что там у тебя с Германовским, раз­решилось?
Вроде да.
Поздравляю.
Спасибо. Только вот не с чем.— Я уже размещал получившуюся красную жижу, поставил ее в холодиль­ник и торопливо выставлял шоты на стол.
Давай тарелки, у меня все готово,— скомандовал Петя.
Держи. У меня тоже все готово.— Я разлил холод­ную текилу по шотам, а красное содержимое кастрюль­ки по бокалам.
Что там было на переговорах? Рассказывай, инте­ресно же.
Он решил Бузовой платить ежемесячно по пятер­ке. А мои деньги пообещал вернуть в марте.
С Олей понятно, в этом нет ничего удивительного, а по поводу твоих денег в марте, надеюсь, ты понима­ешь, что это бред?
Да, но после того, как Бузова решила подписать контракт, сопротивляться было бесполезно.
Правильно.
Давай еще выпьем.
Лей!
Мы выпили, лизнули, запили.
Конечно, обидно,— жадно закусывая, бормотал я,— пробиваю ей зарплату, порчу отношение с организато­рами, и ведь даже спасибо не сказала.
Конечно, и не скажет. Никогда. Более того, еще виноватым тебя сделает. Я уже в этом бизнесе десять лет, и давно к этому привык, и давно с этим живу» и счи­таю совершенно бесполезной тратой времени ожидание чего-то другого. По сути, все люди предатели. Так было всегда. В какой-то момент тебя обязательно предадут, потому что их интересы окажутся выше твоих. Своя ру­башка ближе к телу. Зачем на это делать ставку? Это бессмысленно. Только на себя. Я тебе говорил, делайте все, что возможно, только для себя, при этом стараясь не нарушать отношения с партнерами, потому что мы живем в корпоративном мире, и эти отношения в любом случае помогают. Еще один момент, в лице руководства ты теперь нажил себе врагов. Никто не любит прогиба­ться, уж тем более руководство, а ты поставил их раком.
Мало кому это удается.— Я глотнул ядерной красной смеси и непроизвольно скривился.
Никому вообще. Не знаю, хорошо ли это. Если бы ты сейчас сидел тут с баблом, то возможно, а так тебя лишний раз тыкнули в собственную несостоятельность. Деньги будут начислять Оле, а с тобой договор предпоч­ли не заключать.— Петя погладил себя по гладкому подбородку, будто по бороде.— Это значит, что ее це­нят куда больше, чем тебя. Извини, конечно, за откро­венность.
Но я хоть зарплату ей сделал. После моего возвра­щения туда тоже смогу ее получать.
Да, ты, безусловно, крут! Но пока бабло получает все равно она! А ты ищешь работу. В прошлый раз тоже ругался с руководством, все это закончилось появлени­ем порно с Берковой в Сети. На что ты сейчас их спро­воцировал, даже не знаю.— Петя наколол вилкой гриб и задумался.— Я не хочу оскорблять твои чувства к ней, и сейчас я на твоей стороне, но в любом бизнесе есть понятие торговли.
Давай я еще раз налью, и ты продолжишь.
Прекрасная мысль.
Я снова разлил, и мы выпили.
Хорошо!
Я бы сказал: чудесно! Так вот, Роман, я считаю те­бя своим другом.— Петя уже заметно захмелел, он гово­рил медленно, чеканя каждое слово.— И именно поэто­му считаю своим долгом указать тебе на твои просчеты. Заметь, не ошибки, а просчеты. Мы с тобой работаем в одной компании, но по разные стороны баррикад. Ты ра­ботаешь в кадре, я за кадром. Ты выставляешь свою личную жизнь напоказ, а я пытаюсь ее продать. Везде есть понятие торговли, наш бизнес — не исключение. Я по­нимаю тебя, ты хочешь добиться лучшего для себя и своей девушки, это обычное дело, это хорошо, правиль­но и даже здорово, в этом твой успех как мужа, как ге­роя, именно за это тебя полюбил зритель. Но как умно­го парня я тебя не пойму.
Почему? — Я зачерпнул вилкой содержимое та­релки и отправил в рот.
Потому что ты дурак! Не обижайся.
Продолжай.
Ты идиот! Ты бесконечно бьешься с подонками на поляне, защищая Бузову, смело наживаешь себе врагов в лице тех героев, которые могли быть тебе полезными как в периметре, так и за его пределами. Ты отталкиваешь нужных тебе людей только потому, что они замечают за твоей пассией ляпусы. А происходит это по глупейшей схеме: Бузова косячит, кто-то это замечает и предъявляет ей, она бежит с соплями жаловаться тебе, и ты слепо, на­дрывая голосовые связки, защищаешь свою куклу. Но самое мерзкое даже не в этом, а в том, что, как только ты отстоял ее интерес, она тут же бежит к ним и извиняется за тебя: мол, извините, что Рома был так груб с вами. Она умывает руки и сливает все на тебя. Все классно: в глазах зрителя ты — злой ублюдок, а она — хорошая, добрая де­вочка. Она очень умно пользуется своей глупостью. Я ви­жу это со стороны и больше не могу терпеть. Извини. Бу­зова трахается со Стасом, а ты, ее молодой человек, вытираешь ей сопли, она ругается с Водонаевой, а по за­тылку от Степана получил ты, Бузова проиграла конкурс «Королева „Д2"», а завистливым уродом показали тебя. Ты уходишь с проекта, а она, три года крича о своей самой сильной в мире любви, до сих пор сидит там и еще сегод­ня, после того как ты ей сделал зарплату, послала тебя на х...й. А ты этому рад! Ты что, идиот?! Ладно бы ты был Христос, я бы не парился, но ты — не он! Я не пытаюсь вас рассорить, это просто взгляд со стороны, это факты, а факт, как говаривал кто-то из этих умных ублюдков,— са­мая упрямая вещь в мире! Конечно, нет ничего плохого в том, что ты хочешь лучшего будущего для себя и для нее, но нужно знать меру. Хорошо, что в этот раз руководство холдинга тебя не послало на х...й, возможно, именно в этом ты молодец, правильно выбрал время, рассчитал, проанализировал, надавил, но когда-нибудь твой люби­мый прием «уход с проекта» перестанет работать.
Но я же не просил ничего сверх того, что обеща­ли,— начал было оправдываться я.— Почему мне при­ходится просить выплатить заработанные деньги? Это нормально в вашем бизнесе? Почему мне надо провора­чивать эти сложные комбинации для того, чтобы вер­нуть заработанное?
Потому что твой случай — это исключение из пра­вил, и я смотрю, Ольга это уже поняла, судя по принятому ею решению остаться. Тебя слушают, считаются с твоими капризами вовсе не потому, что ты крут, ты им для чего-то нужен, и убрали тебя не просто так. Платить тебе отказы­ваются не потому, что ты нарушил контракт...
А почему?
Я думаю, руководство боится, что ты заберешь свои заработанные денежки и свалишь.
Не исключено, что я именно так и сделаю. Их по­ведение, точнее то, что касается выплат, подталкивает меня сделать это.
Ну вот видишь, значит, они правы в своих расче­тах. Давай шлепнем и будем двигаться в рассуждениях дальше.
Согласен.— Я снова налил, мы залпом выпили.
Скажи, а как они обосновали твой уход?
Германовский сказал, что в Сети появился ролик, где я курю, руководство посчитало, что это марихуана, и в преддверии президентских выборов это может силь­но навредить каналу ну и так далее.
Это, конечно, полная х...йня. В эфире канала есть такая программа, как «Комеди Клаб», в которой «жопными» шутками и шутками про «покурить» удержива­ется огромная зрительская доля, так что даже не бери в голову. У них в эфире даже «Саша и Маша» накурива­ются, так что тебя убрали по другой причине.
Какой?
Не знаю, может быть, это часть большого плана, а может быть... Знаю точно одно, тебе еще дальше жить и работать с этими людьми, а от них, поверь мне, многое зависит, и не только в телевизоре. Поэтому нельзя с ни­ми ругаться! Ты уже сейчас приобретаешь опыт финан­совых отношений с различного уровнями менеджерами. Какой это опыт, хороший или плохой, тебе решать. Мо­гу сказать одно: этот опыт, безусловно, полезный. По­добные меры с их стороны в общем-то нормальные, пло­хо, что в процесс переговоров, поскольку ты человек эмоциональный, вмешивается много личного и того, что связано с происходящим на площадке. Я не советую это путать. Деньги есть деньги, а контент есть контент. Ду­май, прежде чем что-то сделать, и прошу, не лезь ты на вилы из-за Бузовой. Ей проще, у нее есть ты, а, если вдруг тебя не станет, у нее есть пи...а, которая ей всегда поможет со всем разобраться.
Понятно.— Я непроизвольно опустил голову и уста­вился в рюмку.
Давай не бзди, наливай!
Я послушно и аккуратно налил. Половина бутылки была выпита.
Терпения тебе и силы, иначе ты не победишь.— Мы чокнулись и выпили.
Я бы на твоем месте не особо переживал по этому поводу.— Петя улыбался.
Я знаю механизм, знаю, как это все работает, а ты только догадываешься. Вот поэтому ты переживаешь по поводу всякой ерунды, выплатят тебе деньги или нет, возьмут тебя обратно или нет. Для того чтобы не парить­ся, надо понимать, как устроена система. Это все равно, что ты сидишь перед часами с кукушкой и переживаешь — вылетит она или нет, а я, как часовщик, знаю точно — вылетит.
Может, расскажешь подробнее?
С удовольствием. Я по этой теме готов диплом за­щитить. Термин «реалити-шоу» вошел в лексикон жите­лей планеты 16 сентября 1999 года, когда на крошечном голландском канале «Veronica» в эфире появился «Большой брат». Этот день стал отправной точкой ре­ального телевидения по миру. Первое реалити, показан­ное в нашей стране, было запущено в ночь с 27 на 28 сентября 2001 года, в оборудованном под квартиру помещении, которое находилось в западном крыле го­стиницы «Россия». В течение месяца шесть человек, три юноши и три девушки, отобранные редакторами, психо­логами и врачами, жили в помещении, утыканном каме­рами и микрофонами. Каждый день герои шоу получали задания, которые обязаны были выполнять. Раз в неделю в большой студии проходило ток-шоу, в ходе которого ге­рои шоу могли высказаться по поводу взаимоотношений. Все просто и гениально. Организаторы «Застеколья» утверждали, что это авторский проект, хотя, если чест­но, они подчистую слизали все с «Большого брата». «За-стеколье» имело колоссальный успех! 70,5 миллиона в нашей стране посмотрели это шоу. Такого рейтинга не было ни у одного проекта за всю историю отечественного телевидения! Продолжение, естественно, не заставило себя долго ждать: вскоре ТВ-6 зарядило вторую серию «Застеколья», гордо именуемую «Последним бифштексом». Герои нового шоу уже не просиживали штаны, а в поте лица трудились на кухне ресторана и готовили для его посетителей десерты и бифштексы.— Петя отхлеб­нул ядерной смеси, закусил и, жуя, продолжил: — Од­нако повторить славу предшественников им, увы, не удалось. Пока новоявленные кулинары сидели взапер­ти, из-за разногласий между собственниками ТВ-6 пре­кратил свое существование. После этого был «Послед­ний герой» на первом канале, аналог американского «Survivor», «Фабрика звезд», аналог «American Idol». С каждым днем жанр «реалити» все больше и больше интересовал продюсеров. Страна замерла на пороге че­го-то нового. Телеканалы, до этого закупавшие форматы шоу за рубежом, задумались над созданием собственно­го реалити. Проанализировав все сделанное, они поня­ли, что именно отношения мужчины и женщины больше всего привлекают зрителя. Так появилось шоу про лю­бовь, которое назвали «Д2». Это реалити сразу было рассчитано на бесконечную историю. Пятнадцать моло­дых ребят строят любовь, каждую неделю неудачник по­кидает шоу и на его место приходит новичок. Изначаль­но хотели снимать в Ялте, на море, но потом решили, что зрителю нужны герои в таких же условиях, как он сам: у реки, в грязи по колено, с морозом, холодом и стандартными проблемами, которые близки каждому жителю России. Вот так появилось шоу, в котором ты жил чуть более трех лет.
Ну а почему ты думаешь, что меня обязательно вернут?
Тут все еще проще. Дотошные американские соци­ологи уже давным-давно все подсчитали. Ты же знаешь, они там любят и могут все считать. Короче, самыми вы­сокими рейтингами зрители награждают скандальных и агрессивных персонажей. Их предпочитают спокойным, рассудительным, занимающимся в кадре рисованием или музыкой. А наибольшую аудиторию получают се­рии с элементами насилия. Тебя убирали сознательно, зная, что ты человек с гипертрофированным чувством справедливости и ответственности. Они в течение трех лет наблюдали за тобой и видели, что за свою «суслеш-ку» ты кидаешься на любого, даже превосходящего в силе противника. Короче, не ответить на провокацию ты не сможешь. Вот тебя и провоцируют. А деньги не платят только лишь потому, что не хотят терять такого колоритного персонажа, тем более как ты там гово­ришь?
Что?
Ну вот эту хрень про отношения?
У нас самая долгая пара на проекте?
Да, да, да! Ты, наверное, не наблюдал за тем, как работают редакторы?
Что ты имеешь в виду? Как они сидят в аппарат­ной перед телевизорами и через наушник руководят ве­дущими?
Да нет! — Петя уже пил ядерную красную смесь без всякой реакции на лице, изредка запивая ее теки­лой.— Редакторы работают с каждой парой по очереди, если в периметре нет случайных событий.
Что-то я тебя не совсем понимаю.— Я последовал его примеру, глотнул смеси и запил текилой.
Все просто, к примеру, в периметре есть пары: ты и Оля, Настя — Сэм, Солнце — Май, Степа — Алена.
Да этих пар уже нет в помине! Даже героев таких нет!
Какая разница! Пары могут быть любые, главное — принцип. А он с годами не меняется, какие бы ни были персонажи. Если снимать нечего, редакторы провоциру­ют на скандал одну пару, потом вторую, третью и так до бесконечности. Провокации могут быть разные. Самая простая, когда к ней или к тебе приходит новый участ­ник с явной симпатией, а лучше, если с какой-то историей. Например, приходит девушка и говорит, что она с то­бой три года встречается за периметром, что ты с ней регулярно спишь и у нее от тебя двое детей. Ей это все надоело, и она решила прийти сюда, чтобы раз и навсег­да покончить с твоим враньем.
Но это же неправда!'— Я искренне возмутился.
Да какая разница! Это ты знаешь; что это непра­вда, а Бузова и зритель не знают. Представь, чем это обернется! Бузова будет сопли лить недели две, все это время ты будешь доказывать, что это неправда, будешь рыдать вместе с ней, а в это время новенькая, если ты ее не зашибешь, будет успешно строить отношения с ка­ким-нибудь засидевшимся гуру.
И зачем все это делать?
Ты что?! Это ж такое шоу! Я бы сам с удовольстви­ем смотрел.
Спасибо.
Не расстраивайся, вы сами на это пошли. После то­го как с вами отработают конфликт и вытянут все жилы, примутся за следующую пару, и так до бесконечности. Тут важно не пережать, чтобы люди не ушли с проекта. Заметь, что так происходит с каждой парой. Потрепали нервы вам, потом Насте с Сэмом, потом Солнцу с Маем, Степе с Аленой. Пока пройдет полный цикл, вы уже от­дохнете, и редакторы снова примутся за вас.
Жесть!
Но интересней всего, что это только малые циклы, есть еще большие.
Так! — Я уже избавился от навалившейся на меня сонливости и внимательно слушал. Петя был энергичен и весел. Похоже, ему очень нравилось все это мне втирать.
Год традиционно делится на четыре времени года: весна, лето, осень, зима — всего четыре квартала. Так же и большие циклы в шоу. Заметь, что тебя убрали как раз на грани цикла, то есть в конце лета. Какое там число?
— Двадцать четвертое августа.
— Ну вот видишь, лето подошло к концу, закончился цикл.
А почему меня слили в осень? Не в зиму, не вес­ной. А именно осенью.
Тут все еще проще. Осень — это традиционное на­чало большого телевизионного сезона. Люди возвраща­ются из отпусков, школьники начинают больше прово­дить времени дома, студенты начинают учиться. Именно в это время люди больше всего смотрят телевизор.
Слушай, действительно, я ушел 24-го, а в эфире это было 30-го, как раз в начале сентября. Все совпадает.
О чем я и говорю! К этому времени запускаются все новые многомиллионные телевизионные проекты, на всех каналах страны. Чтобы зритель не слез с «Д2», ему предложили твой уход в качестве основной осенней интриги. Более того, на следующий день после твоего ухода объявили о переезде старичков в городские кварти­ры. Заметь, объявили в начале сентября о том, что в сере­дине ноября люди въедут в квартиры! И тут же оспорили право Бузовой без тебя въезжать в квартиры. Зрителя спросят: сможет ли Оля без Ромы вселиться в москов­скую квартиру? И именно ответ на этот вопрос будет три месяца интересовать аудиторию. То есть на техни­ческом языке: зрителя поставили в режим ожидания на три месяца.
Резонный вопрос: что произойдет после того, как все переедут?
Опять все просто. Зрителя снова надо поставить в режим ожидания на очередные три месяца. Потому что главное, чтобы он продолжал смотреть шоу. Ему скажут: 14 февраля состоится розыгрыш квартиры. Кто достоин получить собственное московское жилье? И снова имен­но этот вопрос будет очень интересовать людей целую зиму. Они будут смотреть очередные три месяца проект.
Логично предположить, что на весну приготовле­на очередная интрига, а на все лето традиционный кон­курс.
Совершенно верно. Ты уже думаешь как продю­сер. Поздней весной, то есть в конце мая, скажут, что в конце августа кто-то одержит победу в конкурсе «СуперМен», и снова зритель будет поставлен в режим ожидания на лето.
И что, так происходит постоянно?
Да. Зрителя плотно держат в рамках одной боль­шой интриги «Кто выиграет хату». Есть сезонные интри­ги — трехмесячные, такие как конкурс, вселение, высе­ление, ну я прочая чепуха, и есть мелкие интрижки на каждый день — сплетни, скандалы, мордобой, так ска­зать, на злобу дня. Вот они, основные циклы «Д2».
Я бы назвал это механизмом привлечения внимания.
Совершенно верно. И когда ты меня спрашиваешь, почему тебе не платят, я просто понимаю, что ты сейчас — часть сезонной интриги.
Сезонного цикла.
Да назови это как угодно, сезонная история или просто сезонный сценарий. Тебя держат за периметром на коротком поводке, которым являются заработанные гобой деньга. Ты и податься никуда не можешь, потому что не возьмут, и вернуться не можешь, потому что не время пока. Вот именно поэтому все выплаты тебе на­значают на март.
Да, кстати, а почему именно на март?
Да нипочему. У тебя контракт до какого года?
До 2011.
А почему?
Не знаю.
Вот и про март то же самое. Никто тебе не сможет этветить. Просто телекомпания решила, что до марта твоя осенняя история точно закончится.
— Теперь ясно. Вот видишь, все-таки текила помогает!
-Так точно!
— А вот ты говорил про сценарии... Извини, что спра­шиваю такую глупость, мне теперь надо окончательно все прояснить. Если раньше всем интересующимся на этот вопрос я уверенно отвечал: нет, у нас сценариев нет, то сейчас я уже не знаю что ответить.— Я пытался произ­носить слова четко, это уже говорило о том, что я «хоро­ший».
Да отвечай как хочешь. Тебе все равно не поверят. Скажешь, что живем по сценарию, не поверят, обязатель­но найдется тот, кто скажет — ерунда! Скажешь, без сце­нария, результат тот же — не верю!
Но кто-то же придумывает эти сезонные интриги.
Правильно. Вот это как раз и делает продюсер. В компании есть еженедельные планерки, на которых со­бираются умные ребята и решают, куда дальше повернуть сюжет. Твой уход — это, несомненно, их рук дело. И как бы ты сейчас ни поступил, этот твой шаг уже просчитан и ожидаем.
Знаешь, Петь, мне как-то не по себе.
Наверно, чувствуешь себя куклой?
Хуже. Я с большим удовольствием играл бы в се­риале, где судьба моего персонажа заранее известна.
Я так не думаю. Гений реалити в том, что ты жи­вешь честно, по-настоящему, но в предлагаемых обстоя­тельствах. Иными словами, вами играют взрослые ум­ные дяди, но делают это так искусно, что вы даже не замечаете этого.
Это ужасно!
Это гениально! Где ты видел сериал, в котором так искренне и по-честному герои проживали свои роли? Сериал — это фальшь кругом, куда ни плюнь! Мне про­тивно на все это смотреть. Взрослые мужчины, женщи­ны кривляются, изображая, я подчеркну слово, изображая любовь, ненависть, злость, и все ради того, чтобы сразу после съемок получить свои гонорары и разбе­жаться по домам. Они даже вжиться в роль не успева­ют. Если бы ты был на съемках сериала, то понял, о чем я говорю.
Я был.
Ну и что, много тебе дали времени, чтобы выучить роль? — Петя пристально посмотрел на меня, припод­няв правую бровь.
Полчаса,— честно сказал я и сразу подумал о том, что это ничтожно мало для того, чтобы хорошо сыграть даже маленький эпизод.
Тебе еще много времени дали. Сериалы — это телевизионный фастфуд, сеть быстрого питания эро­генной зоны домохозяйки. Это наигранное дерьмо и в конечном итоге обман! А реалити — это откровенно, но зато по чесноку! В этом его прелесть. Ни один фильм, ни один сериал или мыльная опера с ним не сравнятся. Потому что вы там по-настоящему люби­те, ругаетесь, ненавидите, ссоритесь, боретесь, вою­ете, но делаете это в заранее придуманных обстоя­тельствах.
С твоих слов получается, что реалити мало чем от­личается от сериала. Просто форма другая, а содержа­ние то же. Честности в реалити ни на грамм не больше, чем в сериале. Смотри: герои сидят в клетке, и им сказа­ли, что приз получит тот, кто построит любовь и дока­жет всем зрителям, что она самая настоящая. Уже в за­даче кроется фальшь, героям дали задачу — строить любовь. Как любовь можно построить? Любовь — это чувство, которое либо возникает, либо нет. В жизни, где количество комбинаций бесконечно, любовь встречает­ся крайне редко. А вы хотите, чтобы в ограниченном кругу, в замкнутом пространстве, при очень скудном выборе у людей возникала любовь! Это почти невозможно! Да и вот еще слово «строить». Вы хотите, чтобы мы строили любовь, а не любили. А ведь это большая разни­ца. Более того, в задании есть слово «доказать», а как любовь доказывать? Как можно доказать, что один чело­век любит другого? Видимо, нужно всеми выразитель­ными средствами демонстрировать свои чувства. А что в данном случае выразительные средства? Это подарки, цветы, поцелуи и так далее. То есть получается, чтобы доказать, надо демонстрировать. Любой, даже мало­опытный преподаватель актерского мастерства скажет тебе, что любая, даже очень хорошая демонстрация,— это фальшь. Таким образом, получается, что само зада­ние толкает людей «любить» вопреки своей воле только ради достижения определенной цели, то есть играть, об­манывать, лишь бы выиграть соревнование. Получает­ся, что реалити это не меньший обман, чем мыльные оперы.
— Ром, ты безусловно прав, хотя не учитываешь, по­жалуй, самого главного. В условиях замкнутого про­странства, когда люди лишены необходимости тратить большую часть своего времени на то, чтобы добыть еду, жилье, лекарства и прочую чушь, им ничего не остает­ся, кроме как трахаться и ругаться. Ты наверняка слы­шал про старика Фрейда, он говорил занятные веши. В подсознании есть лишь два основных желания, моти­вирующих человеческое поведение,— это агрессия и секс. Так вот, если отбросить всю повседневную шелу­ху, на которую мы тратим всю свою жизнь, в итоге именно это и получится.— Петя и я были уже вдрызг пьяны, оба это понимали, но усердно продолжали от­стаивать свои позиции. Он, распустив волосы, до этого собранные в хвост, размахивал полной рюмкой и, раз­брызгивая текилу, продолжал дебаты:— Мы не вводим героев в заблуждение, говоря им: работайте, получайте деньги, красиво одевайтесь, и тогда у вас появится вторая половина, мы даем им самую простую и главную установку в жизни — стройте любовь! Да, это шоу, и у него, как у всех остальных, есть правила. Самый не­удачливый уходит, но и тут все честно — естественный отбор. Успех приходит лишь к самым-самым. Мне вооб­ще странно все это слышать от тебя, особенно слова про обман. Ведь это чушь. Мы приводим самых клас­сных телок в периметр и трахаем их там, и у каждого ге­роя есть такая же возможность их трахнуть. Неужели в этом есть какой-то обман? А при помощи каких вырази­тельных средств ты доведешь дело до траха, это уже за­дача твоей фантазии. Можешь танцевать ей на ночь ри­туальные танцы, петь, читать стихи или попросту пи...ить. Но в том, что зритель видит с экрана, нет ни капли лжи и ни капли фальши. Мы торгуем чистыми, здоровыми, первородными эмоциями, которые рожда­ют герои каждый раз, когда попадают в новые для себя обстоятельства. А то, что обстоятельства эти — выду­манные, никак меня не смущает. Посмотри вокруг, все это — плод чьего-то воображения, даже вот эта стрем­ная кухонная мебель, вот эта вилка и тарелка — все! — Петя уже расплескал все содержимое рюмки, его дви­жения стали замедленными.— Так что грань между вы­думкой и реальностью очень тонкая. Я считаю и считал, что придуманный мир во сто крат интереснее реально­го. Так что нет ничего плохого в том, что продюсер...— На этих словах Петя замер, уставился на меня остекле­невшими глазами, посмотрел секунд десять и, отмерев, произнес: — Я уже что-то в жопу пьяный. Пошел я спать.
Петя встал и, шатаясь, пошел к себе в комнату. Че­рез несколько секунд я услышал, как его тело повали­лось на кровать. Я еще немного посидел и с трудом ото­рвавшись от стула пошлепал к себе.
_________________________________
(Спасибо, Чука)
__________________

0

55

3 ноября 63-й этаж

Ровно в одиннадцать часов раздался телефонный зво­нок. С огромным трудом открыв глаза, я взял трубку и хриплым, незнакомым мне голосом сказал:
Алло.
Роман Вячеславович, здравствуйте,— произнес серьезный мужской голос. Мне почему-то захотелось тут же вытянуться в струнку и отдать честь, но резкая боль в голове помешала это сделать.
Здравствуйте.
Болит голова? — тем же строгим тоном спросил голос.
Откуда вы знаете?
Мы все знаем. У нас работа такая. Налейте 5—6 ка­пель мятного спирта на стакан холодной воды и выпейте сразу. Через 1—2 минуты — полностью избавитесь от всех последствий вчерашнего кутежа.
У меня нет мятного спирта,— почему-то совер­шенно не удивившись рецепту, произнес я.
Тогда лучше всего снова ложитесь спать. Не за­будьте, проснувшись, принять лекарство типа антипо-хмелина. Выпейте побольше воды и отправьтесь в горячий душ. Постояв немного под горячей водой, постарайтесь поесть. Особенно хорошо есть горячие супы или бульо­ны. Ровно в 18:00 у вашего подъезда будет стоять черный автомобиль представительского класса. Садитесь в него, водитель отвезет вас в место, где вас ожидают. Не опаз­дывайте, Леонид Яковлевич этого не любит.
Простите, а кто это? — Я уже почти проснулся.
Это не имеет значения. Николай Алексеевич дол­жен был проинформировать вас о встрече.
Мне никто ничего не говорил.
Это уже неважно. Желаю вам побыстрее прийти в чувство. На встрече вы должны быть в полном порядке.
Хорошо.— буркнул я.
В ответ раздались телефонные гудки. Может быть, разыгрывает кто-то? Наверное, Ванькины приколы, хо­тя он ничего не знает про Николая Алексеевича, Стран­но все это. Я поставил на всякий случай будильник на 16:00 и, зарывшись в постель, снова уснул.
Как часто бывает после огромного количества выпи­того, время во сне летит незаметно. Не успел я закрыть глаза и раствориться в сладком сне, как стал противно звонить будильник. Пришлось вставать.
Странно, но от былого гадостного ощущения не оста­лось и следа. Меня немного пошатывало из стороны в сторону, но вопреки подозрениям я чувствовал себя хо­рошо. Наверно, текила была хорошая. Я решил последо­вать рецепту загадочного мужчины. Порылся на кухне в аптечке, выпил нужную таблетку, пошел в ванную. Приняв контрастный душ, почувствовал себя ощутимо бодрее. На плите стоял легкий куриный суп, наверно, Ульяна готовила, я сцедил бульон в кружку и охотно, стоя у окна, глядя на храм Христа Спасителя, медленно выпил. Жизнь налаживалась. Причесываться мне не на­до. Может, побриться? Нет, пойду так, мне кажется, что с перегаром и щетиной я буду выглядеть гармонич­но. Глядя на себя в зеркало, я подумал, что, с точки зре­ния Шнура, я настоящий мужчина. Все соблюдено: есть яйца, вчера курили табак, вот перегар, и вот она, щети­на. Я медленно оделся и вышел из дома. На часах было без четверти шесть.
Машина уже действительно стояла. Черная, до бле­ска натертая, красавица BMW седьмой серии. Я непро­извольно замер, рассматривая детали. Тонированное стекло автомобиля медленно опустилось, водитель в строгом черном костюме наклонился в мою сторону и радушно улыбнулся:
— Роман?
-Да.
Садитесь сзади.— Я потянул на себя дверь и залез в салон. Темно-бежевое кожаное кресло послушно при­няло меня. Салон пах новым автомобилем. Я провел ру­кой по дивану, кожа отдавала в руку прохладой.
Вам комфортно?
Да, все в порядке.
Можем ехать?
Да.— Мне импонировало такое обходительное общение. Автомобиль тронулся, медленно миновал двор, заставленный машинами, и выехал на оживлен­ную улицу. Смотреть на кремлевские звезды из BMW было куда приятнее, чем из окон «семерок» или каких-то других авто отечественного автопрома. Я чувствовал прикосновение респектабельности, и оно мне очень нра­вилось.
Простите, а куда мы едем?
Москва-Сити. Слышали о таком?
Да, это справа от Кутузовского?
Да, на Краснопресненской набережной.
А разве он уже достроен?
Еще нет, но нам туда можно.— Водитель улыб­нулся и прибавил скорости.
Мы проскочили Большой Каменный мост, свернули на Моховую, потом на Воздвиженку. На Новом Арбате была пробка. Водитель выставил мигалку и выехал на разделительную полосу. Мы мчались по разделитель­ной, оставляя по левой и правой стороне толкающиеся в пробке машины. Я попытался почувствовать себя прези­дентом. Смешно, но очень приятно.
— Может, музыку включим? — глядя в зеркало за­днего вида, спросил водитель.
Да, было бы очень хорошо.
Какую предпочитаете?
Спокойную и желательно нерусскую.
Водитель загрузил в чейнджер-диск. Из колонок по­слышались первые аккорды. Звучание было чистым и объемным, я бил ногой в такт до тех пор, пока не услы­шал вокал.
Это Том Йорк.
Что?
Поет Том Йорк из «Radiohead».
Нет, не знаю.
Песня «Everything in Its Right Place». Эта песня была саундтреком к «Ванильному небу»!
Я не смотрел, но Леонид любит этот диск слу­шать.
Удивительно. Я тоже люблю в последнее время их слушать.
Мы мчались по Кутузовскому. В окнах мелькали элит­ные бутики, монументальные сталинские высотки, под­свеченные желтыми лампами. Мы молчали, а Том Йорк наполнял машину электронным голосом и семплирован-ным органом. Вечерняя Москва предстала перед нами в пышном многообразии неоновых ламп, рекламных бил-бордов. Я сидел и смотрел в окно как зачарованный. Сов­сем скоро из-за сталинских высоток стали выглядывать башенные краны и неостекленные монолитно-бетонные пе­рекрытия. Стройка была освещена лучше Красной площа­ди. Зрелище завораживающее. На площади 60 гектаров, отражающиеся размытыми огнями в Краснопресненской набережной, стояли пятнадцать небоскребов. Башни, сделанные из света,— так мне хотелось их назвать. Сре­ди всех объектов из стекла и бетона композиционный центр занимала башня «Федерация».
Водитель, словно читая мои мысли, начал рассказы­вать про башню:
Мне задумка понравилась. Башня «Федерация» должна стать самым высоким зданием в Европе. Высота комплекса со шпилем может превысить отметку в 506 ме­тров. Причем высота уже готовой части «Запад» 243 ме­тра. Это та, которая к третьему кольцу ближе.
На которой прожектор стоит? — уточнил я.
Да, и значок ВТБ-24.
А кто строит?
«Mirax Group». У них даже на логотипе компании эта башня. Так вот, башня «Восток» по проекту должна быть высотой в 360 метров. А вот шпиль, объединяю­щий эти башни, как раз и будет высотой в 506 метров. По нему лифты реактивные будут ходить. У него еще название такое интересное — стилобатный. Для срав­нения, Эйфелева башня — 300 метров, а Московский государственный университет — 240 метров. Так что здание будет очень авторитетное.
По всей вероятности, башня «Запад» олицетворяет Европейскую часть России,— вслух предположил я.— А «Восток» — восточную.
Может быть.
А почему Леонид Яковлевич назначил встречу именно тут?
Он любит тут встречаться.
У него тут офис?
Нет, владельцы строительной компании — его хо­рошие друзья. Он часто тут переговоры назначает.
Почему?
Со смотровой площадки роскошный вид на вечер­нюю Москву. Он вообще высоту очень любит. Даже курсы вождения самолета закончил.
Что, у него и самолет есть собственный?
Самолет есть, только маленький, спортивный. А та­кой, ну, большой, для дальних перелетов, у него тоже был. Продал.
Понятно.
Ну вот, мы, собственно говоря, и приехали.
Я вышел из машины и тут же задрал голову вверх. Пе­редо мной высилось огромное сооружение в шестьдесят три этажа. Башня "Запад" гордо возвышалось над Мос­квой, в то время как на «Востоке» шла оживленная рабо­та. Каждый этаж «Запада» был подсвечен голубым неоно­вым светом, и снизу Башня больше напоминала огромный светящийся голубой фаллос.
Москва-Сити по всем законам мегаполиса продол­жал жить и ночью. Вокруг нас кипела работа. Время су­ток не имело значения, на стройплощадке было еще яр­че, чем днем.
Роман,— окликнул меня водитель,— вам вон ту­да.— Он указал мне на вход в здание, напоминавший стеклянную пещеру, прямо напротив меня.
Туда? — с иронией переспросил я.
Да, туда. Леонид Яковлевич вас уже ждет. Ресторан «Residents Club», это на 63 этаже.
Высоко.— Я снова посмотрел вверх.— Ну, счаст­ливо,— сказал я, протягивая водителю руку.
Мы с вами еще не прощаемся. Я должен после встречи вернуть вас домой.
Прекрасно.
Я еще раз оглянулся на машину с водителем и твердо зашагал к входной двери. Помещение было настолько просторным, парадным, сверкающим и ярким, что я не сразу сориентировался. После полумрака улицы свет огромной люстры слепил глаза. Коричневый мрамор, ко­ваные винтовые лестницы, небольшие статуэтки грече­ских богов приковывали внимание. Я покрутил головой вокруг, никого не было. Вдруг откуда-то сзади, где была стойка ресепшена, раздался мягкий девичий голосок:
— Простите, а вам куда? — Красивая тоненькая де­
вушка-брюнетка в черном костюме с сиреневым шелковым галстуком смотрела на меня. Она была больше по­хожа на стюардессу.
— Такая красивая девушка одна охраняет вход в баш­
ню «Федерация». Забавно.
Ее строгий взгляд пронзил меня, и я услышал:
Охрана ушла на пересменку.— Мы встретились гла­зами, и ее тон тут же сменился на мягкий и дружелюб­ный:— Ой, Роман!
Здравствуйте.— Я тоже улыбался. Такая резкая смена настроения рассмешила меня.
—Роман, а вы куда?
У меня тут встреча в ресторане назначена.
В каком?
А что, вы хотите со мной? — Девушка еще боль­ше разулыбалась.— В «Residents Club».
Это закрытый ресторан только для владельцев апартаментов и их гостей.
Было бы удивительно, если бы этот ресторан был открытый. Меня там уже ждут.
А кто, простите?
Вы такая любознательная.
У меня работа такая.
— Ясно. Меня ждет Леонид Яковлевич Бенгальский.
Девушка опустила глаза. Видимо, за стойкой стоял ком­
пьютер. Я слышал щелканье клавиатуры.
Да, все верно. Проходите. Центральный лифт.— Она тоненькой ручкой указала на стальную дверь в мра­морной стене.
Спасибо.— Я шагнул к двери и нажал на кноп­ку вызова. Я впервые видел такое обилие кнопок в лифте., Немного растерявшись, нажал 63, и меня тут же потянуло вверх. Прошло не более минуты, как, звякнув колокольчиком, двери бесшумно разошлись в стороны. Передо мной открылась удивительная па­норама.
Метрдотель указал на столик в дальнем углу ресто­рана. Я пошел через анфиладу стеклянных комнат с ро­скошными бежевыми диванами, белыми подушками, медными светильниками с желтыми абажурами на сто­лах. Каждая комнатка, окруженная овальной стеной из стеклянных витражей, была маленьким произведением искусства с собственным интерьером, индивидуальны­ми аксессуарами, мебелью, коврами, люстрой, но при этом индивидуальность не выходила за рамки общей стилистики ресторана.
Ресторан был пуст, пахло ванилью и кофе. Я шел сквозь анфиладу комнат к своему столику у стеклянной стены. Надо мной проплывали огромные, диаметром в два метра, диски из матового белого стекла с золотым узором, выполняющие функцию люстр. Все было сдела­но потрясающе смело и роскошно. Группа официантов из шести прилизанных юношей в белых накрахмален­ных рубашках и длинных фартуках сдержанно и син­хронно поклонилась мне. Два больших дивана, развер­нутые в сторону стеклянных стен с видом на Москву, на одном из них сидел мужчина. По всей вероятности, это и был Леонид. Волнистые черные волосы, аккуратно уложенные на затылке. Я посмотрел поверх затылка в окно, куда, по всей видимости, был обращен его взгляд. Белый дом, гостиница «Украина», Новый Арбат: вся Москва как на ладони. Она огромным святящимся бли­ном растянулась по поверхности земли с уходящими за горизонт желтыми венами дорог, по которым медленно текли желтые и красные реки машин, отсюда больше похожих на светлячков. Светящийся желтым горизонт плавно переходил в прохладный свет звезд, которые приветливо моргали в черной мантии бесконечности. Потолок в этой части ресторана был тоже стеклянный. Поэтому, сидя на диване, достаточно было поднять го­лову, чтобы увидеть небо.
Не правда ли прекрасный вид? — не поворачива­ясь ко мне, начал разговор Леонид. Его голос был чи­стый и дружелюбный.
Отличный.
— Присаживайтесь, Роман, будем любоваться вместе.
Я обошел диван и встал напротив него. Мне всегда
интересно смотреть на лица. Леонид всем видом демон­стрировал дружелюбность и уют: широкая, радушная улыбка, спокойное лицо. На нем был толстый бежевый свитер поверх рубашки с галстуком, классические чер­ные брюки, дорогие часы. Он был чем-то похож на Ле­онида Якубовича, только гораздо моложе, и взгляд у не­го был какой-то липкий.
Ну что, Роман, давайте знакомиться.— привстав с места, немного торопливо сказал Леонид и протянул мне руку.
Роман,— представился я.
Да я в общем-то в курсе. Леонид. Можно Леонид Яковлевич, как тебе будет удобно.
Ну вот наконец-то и познакомились.— Я почему то боялся замолчать и поэтому заполнял паузы всякой ерундою.
Да-да. Даже представить себе не могу, каково это, быть членом миллионов семей! Рома — это чудо! Пред­ставляешь, ты ровно в 21:00 каждый вечер появляешься на канале ТТТ и входишь через экран в дом к каждому! Это потрясающе. Телевидение — великое чудо! Ты мо­жешь пребывать одновременно в миллионах домов! Тебя любят и прощают тебе все ошибки. Просто потря­сающе.
Но это еще и огромная ответственность.
Совершенно верно, а по-другому в нашем деле быть не может.
Вы с такой теплотой об этом говорите. Может быть, и вам в кадр?
Нет, Ром, для меня это непозволительная ро­скошь. К тому же это не моя работа. Светиться должны звезды, а немы.. Изумительный город.— Леонид вер­нулся к панораме.— Москва, как женщина, ее нельзя не любить. Может быть, она неказистая, местами даже уродливая, вот пробки эти, рынки с торгашами, пере­полненное метро, но не любить ее нельзя. Ею надо вос­хищаться, боготворить, вот тогда и она будет щедро те­бя за это одаривать... Ты голодный? Может, закажем поесть?
С удовольствием.— Я правда был голоден.
Тут прекрасный ресторан. Шеф-повара привезли из Франции и прячут его от всех, чтобы не переманили. Какую кухню предпочитаешь? Тут есть все что угодно, хочешь — пельменей налепят, хочешь — роллов накру­тят, но я тебе рекомендую морепродукты. Их привозят с Атлантического побережья Франции самолетом, так что свежее устриц и моллюсков ты в Москве не найдешь. Ты вообще как относишься к устрицам?
Да я, честно признаться, не пробовал.
Ну тогда что мы думаем.— Леониду стоило повер­нуть голову в сторону официантов, как тут же подбежал один из шести мальчиков с блокнотом и ручкой.— Нам дюжину устриц спесиаль де клер № 2, минеральное вино «Gewurztraminner», только не винтаж.— Официант внимательно слушал, кивал и записывал.— Морских ежей ел?
Нет.— Мне было неловко, я чувствовал себя как девочка из провинции.
Нам еще по три морских ежа, воды без газа, на де­серт принесите свежие ягоды в сливочном соусе.— Офи­циант беззвучно поклонился и исчез.— Тут еще отлично готовят фуа-гра в ягодном соусе.
Нет, спасибо, достаточно. Я много слышал про про­изводство фуа-гра.
И чего же?
Одна из историй, что трехмесячных уток подве­шивают за ноги и активно бьют специальными резино­выми дубинками по печени. Так продолжается две неде­ли, после чего птицу разделывают прямо на месте, достают печень и тут же кладут в морозильную камеру.
Ха-ха-ха, это ж какой идиот тебе рассказал? Не мент случайно?
Нет, девочка одна.
У нее, наверное, молодой человек милиционер. Они любят так пошутить. На самом деле все происходит иначе. Большая печень у уток развивается в результате так называемого гаважа, это интенсивный откорм куку­рузой, который продолжается 14—18 дней. Не пережи­вай, процесс кормления вполне гуманен. Птице очень аккуратно держат голову, открывают клюв, придавлива­ют язык, осторожно вводят трубку, смазанную жиром, через нее заполняют пищевод кормом до определенного уровня, закрывают птице клюв, следя, чтобы она не по­перхнулась, помогают передвинуть корм по пищеводу. Чтобы птица не нервничала, кормит ее один и тот же че­ловек.
Пока Леонид рассказывал про фуа-гра, нам уже при­несли устрицы на большом блюде со льдом.
— Прекрасно, я очень люблю устриц. Не стесняйся, бери. Тут все просто.— Леонид с удовольствием взял устрицу.— Отделяем специальной вилкой устрицу от раковины, выдавливаем лимон, можно добавить винный уксус, и отправляем в рот. После закусываем черным хлебом, французы считают, что именно черный хлеб очищает вкусовые рецепторы, это как имбирь в япон­ской кухне или кофе в парфюмерных магазинах. Ну, пробуй.
Я проделал все то же самое и выпил устрицу.
— Ну как?
Склизко и непонятно, но думаю, что мне понрави­лось.
Вот и прекрасно, бери еще.
По консистенции похоже на маринованные грибы вместе со слизью, только вот вкус я еще не понял.
Ничего, поймешь это со временем.— Он заострил на мне взгляд.— Бери-бери, не стесняйся. Предлагаю залить устрицы вином.
Согласен.— Я поднял бокал.
У тебя прекрасное время, Роман,— говорил Ле­онид, глядя чрез свой бокал на светящийся город.— Пе­ремены! Могу представить, каково тебе одному, неопыт­ному в большом городе... Сложно, но жутко интересно, особенно после трех лет в шоу. Я тоже когда-то приехал сюда из Харькова...— Он застыл, посмотрел в окно.— Давай за перемены, они всегда к лучшему, в этом их прелесть.
Согласен.
Мы чокнулись и отпили из бокала. Леонид продолжил:
— После развала СССР, в девяностых, на Украине был голод. Отцу, он работал в шахте бригадиром, плати­ ли 5% от его зарплаты, да и задерживали почти всегда на месяц, а то и не два. Мама работала секретарем в ма­шиностроительном техникуме, ее деньги вообще не в
счет. Мы жили впроголодь. Чтобы выжить, воровали с отцом горох на полях, остатки картошки, после того как ее выкопали. Выращивали подсолнечник, выбивали се­мечки, сдавали на маслобойню. Нам давали немного растительного масла и чуть-чуть денег. На эти копейки мы
покупали мешок сахара и муки. Покупать хлеб не мо­гли, мама пекла его сама и делала всем бутерброды. Бу­терброд со свиным жиром, с растительным маслом и со­лью, с маргарином и томатной пастой. Если хотелось сладкого, ели тюрю, это размоченный в воде хлеб, посы­
панный сахаром, или бутерброд с маргарином и сахаром. Я помню, как отец с мужиками ночью пошли на по­ля к корейцам и наворовали лука. Он притащил домой целый мешок! Для нас это был праздник! Мама нажари­ла целую сковородку лука на свином жире, разложила по тарелкам, мы все это уплетали за обе щеки. Тогда ка­залось, что вкуснее ничего на свете нет. Я до сих пор вспоминаю вкус этого лука, и мне по-прежнему кажет­ся, что нет ничего вкуснее.
Я, кажется, начал понимать вкус устриц! — Я улыб­нулся собственной шутке.— А что, на заработки никто не ездил?
А куда ехать? Ехать было некуда, вся Украина так жила. Можно было, конечно, в Москву податься, но, для того чтобы купить билет, надо было зарплат десять отца. Таких денег не было. Вот и сидели. Голубей ели, котов, собак. За три года ни одного бродячего животного в горо­де не осталось. Были семьи, в которых убивали младших детей и кормили ими старших.— Леонид посмотрел на меня и улыбнулся.— Да, и такое было. Ты ешь-ешь.
Я ем-ем.— Я взял очередную устрицу с подноса со льдом, обильно полил винным уксусом и отправил в рот. Мысли про голубей, котов и собак лишь подогревали ап­петит и делали вкус устриц более выразительным, даже противоречивым. Я чувствовал себя буржуем!
Здесь не Украина, да и время другое, а тогда мне одеться и обуться было не во что. Я помню, у меня были единственные туфли, я носил их в техникум. Кожа по бо­кам на сгибе треснула, дырка получилась очень замет­ная, а поскольку другой обуви не было, я их зашивал, за­ливал бесцветным лаком, основательно кремил и снова обувал. К вечеру дыра появлялась снова, и я повторял процедуру. После того как окончил техникум, я собрал­ся в Москву и поехал в тех самых ботинках.
Я почему-то посмотрел на его ноги. К моему удивле­нию, там были хорошие, новенькие туфли.
Я приехал в этот город не для того, чтобы продол­жать учиться или пробивать дорогу своему таланту,— продолжал Леонид.— Я ехал, чтобы выжить и помочь выжить своим родным.— Он отпил вина.
А тут в Москве кем работали?
Тут? Тут просто было зарабатывать. Сначала на рынке торговал, потом с лохотронщиками завязался, интересно было, зарабатывали хорошо. Потом решил пойти на телевидение. Работал у Маслякова админи­стратором.
У Александра Васильевича, КВН?
— Да, у того самого. Говорит мне Александр Васильевич: «Леня, надо, чтобы завтра на сцене был слон, и из попы у него вылетал голубь мира». Вот я слона целый день по Москве и искал. Можешь не верить, а на следующий день у меня голубь мира из жопы слона вылетал.
Символично.-^- Я отхлебнул вина и принялся за морских ежей.
Ничего с тех пор не изменилось.— Он перевел свой липкий взгляд на меня и продолжил: — Повзро­слел немного, но по-прежнему ерундой занимаюсь, го­лубей вот ищу и из жопы их в небо запускаю.
...Хорошо, что не ежей.
Хорошо, что не из своей. Ха-ха-ха-ха!— Он замет­но оживился.— А что, Ром, может, водки выпьем?
С удовольствием!
Ну вот и прекрасно. Я смотрю, ты наш парень. Мо­лодой человек,— Леонид повернулся к официанту, и тот мигом подбежал к столу.— Водочки нам с Романом принесите. Только очень прошу, ледяной.
Будет сделано.
Я слышал, Роман, что ты с Николаем обо всем до­говорился?
Ну... наверное.
Ольга договор подписала?
Да.
Хорошо, что подписала. Правильно. А вот и водоч­ка. Давай выпьем.
Под ежей грех не выпить.— Я чувствовал себя за­метно свободней.
Что ж, Роман,— Леонид поднял запотевшую рюм­ку —за продолжение твоей творческой карьеры!
— С удовольствием.— Мы опрокинули рюмки и за­черпнули содержимое морского ежа с подстриженными колючками.— Хорошо.
— Анекдот. Идет Алеша Попович по лесу, пить хочет — умирает. Видит камень, на камне написано: налево — жизнь потеряешь, направо — богатым станешь, прямо — вволю напьешься. Пошел Алеша прямо. Видит Змей Горыныч перед ним на полянке травку щиплет. Алеша подошел и громко кричит: «Змей, давай биться!» Бьются они день, ночь, еще день, изрубили друг друга почти до смерти, тут Змей спрашивает Алешу: «Алеш, а ты чего хотел?» , «Пить!»
«Так пей! Х...ли ты на меня с мечом кидаешься?» — Леонид натянул на лицо скромную улыбку. Я тоже улыбнулся, поняв, к чему это он.
— Роман, мы давно работаем вместе, наверное, даже слишком давно, и именно поэтому я сейчас сижу с то­бой тут. Я понимаю, у вас там нелучшие условия и об­щество, от которого ты в своей обычной жизни, наверное бы, избавился. У вас накапливается усталость, в
основном эмоциональная, которая часто мешает делово­му подходу в решении ряда вопросов. До сих пор мы старались сглаживать все неровности в наших отношениях с вами и, как мне кажется, делали это успешно. Так?
-Да.
— Я не открою тебе истину, если скажу, что вы с Ольгой относитесь к иконам этого проекта. Нам бы очень не хотелось терять ни тебя, ни ее. Ты человек амбициоз­ный, целеустремленный, и именно поэтому мы стара­лись, чтобы на протяжении твоего участия в шоу вас что-то подпитывало. Именно поэтому у тебя вышла кни­га, и не одна, поэтому у вас было ток-шоу на ТТТ, про­грамма на радио, песни, гастроли и многое еще, о чем сейчас я уже не упомню. Тебе разрешают делать многие вещи, которые выходят за рамки правил нашей работы. Но это еще потому, что проект «Д2» — один очень боль­шой эксперимент как для вас, так и для нас. Но что бы ни происходило и какими бы попутными проектами вы ни обрастали, надо всегда помнить, что «Д2» — главное! Когда на поляне происходят такие конфликты, с которы­ми мы столкнулись в течение этой недели, а о них непре­менно докладывают, мне это становится непонятно.— Я внимательно слушал.— Неужели твое недоверие к нам настолько сильно, что ты сомневаешься в нашей деловой порядочности? — Он смотрел так пристально, что я с трудом выжимал из себя каждое слово.
Мне обещали выплатить все...
Да знаю я все, можешь мне не пересказывать. Вы­платят тебе эти несчастные деньги. Я тебя вот о чем хочу спросить.— Леонид Яковлевич набрал побольше воздуха в легкие и, сделав грустные глаза, на выдохе жалобно про­изнес: — Ты вернешься на проект? — Он играл со мной.
Я не знаю...— совершенно честно ответил я.
Надо, Роман! — заглядывая мне в глаза и улыбаясь, говорил Леонид.— Надо обязательно возвращаться! Как же, мы должны на тебе еще заработать! — Я молча улы­бался, не зная, что на это отвечать.— Роман, пожалуйста, дай мне на тебе еще заработать! Заработаю я, заработа­ешь и ты! — Леонид смотрел мне в глаза, улыбался и бы­стро-быстро, как в мультиках, моргал. Он сейчас был на­столько не похож на большого босса, что я не знал, как себя вести.
Я даже не знаю...
А что тут думать, возвращайся, и все. Ну не сейчас, конечно, а когда время придет. Ты нам очень нужен, Ром,— снова, давя на жалость, произнес Леонид.— И если тебе иногда кажется, что мы ставим тебе подножки, то это только оттого, что мы желаем тебе лучшего. Я вложил в этот проект очень много сил и денег. Понимаешь?! Очень много денег, в том числе и в тебя. И все для того, чтобы те­бя узнавали на улицах, чтобы у тебя брали автографы, чтобы на твои концерты приходили люди. Я фея, кото­рая все время осуществляла твои желания, и сейчас, если ты что-то пожелаешь, я снова буду рад для тебя ис­полнить твое желание, но, как в любой сказке, с одним условием — дай мне на тебе заработать деньги...— Ле­онид перевел взгляд на красавицу Москву.—И еще,— уже совершенно серьезно сказал он,— не надо за собой тянуть Олю, не порть ты ей малину, пусть покайфует нем­ного. Отдохнет от тебя. Она хорошая девочка, ей можно немного пошалить. Оставь эту дурацкую затею с ее ухо­дом. Не приведет она ни к чему хорошему. Поверь мне.
Я... я... я даже не знаю.
Леонид смотрел мне прямо в глаза, кажется, он видел меня насквозь.
А тут и знать не надо. Ты, конечно, правильно де­лаешь, что пытаешься что-то сделать. Молодец. Ты прав, потому что, как только остановишься и скажешь сам себе: все, я король, целуйте меня в жопу,— вот тут тебе сразу настанет писец. Но ты только не забывай про нас в своих делах. Надо всегда, Роман, про нас помнить. И если ты пытаешься создать свой бизнес на нашем — это плохо. Поэтому, если уж ты решился делать деньги на том, что принадлежит нам, давай это обсуждать. Вот с этим концертом, который ты так усердно делал... ну х...йня же полная получилась.
Ну почему же...
— Пардон, Ром, не хотел обидеть твои организатор­ские и режиссерские способности. Тут как раз все было на отлично. Ты собрал ребят, которые ассоциируются с нашим проектом, за что тебе отдельная благодарность. А ребята, не имея грамотного наставника с нашей сторо­
ны, вышли на сцену и показали дерьмо! А если бы на это посмотрели несколько десятков тысяч человек? Что бы было? А я тебе скажу. Все зрители единогласно сказали бы: концерты «Д2» — это говно! И неважно, бывшие участники это делали или нынешние, пострадали бы от этого все. Эта твоя самодеятельность бросает тень на всю гастрольную деятельность «Д2». А если быть еще более откровенным, то портит. И не надо делать все в об­ход, как ты всегда пытаешься. Приходи, излагай, и давай обсуждать! Запомни: мы всегда договоримся! Всегда! Да­вай еще выпьем.— Леонид взял бутылку и налил.— Ты же понимаешь, что у нас для этого все есть. Есть Нико­лай Алексеевич, связующее звено между мной и тобой. Если есть какие-то предложения, звони смело ему и предлагай. Мы назначим переговоры и обо всем догово­римся.
Мы еще раз выпили. Закусили ежом.
Ну что ж,— начал подводить итоги Леонид.— Я считаю, что встреча прошла плодотворно. Я рад, что наконец-то познакомился с тобой, и это знакомство ни капли меня не разочаровало.—Леонид протянул мне руку. Я ее пожал. Он взглядом позвал официанта. Ле­онид достал кошелек, отсчитал пятитысячными купюра­ми сумму счета, и мы направились к лифту.
Так вот, Ром,— продолжил Леонид уже в лиф­те.— Тебе придется еще какое-то время провести за пе­риметром. А потом, ближе к весне, ждем — добро пожа­ловать. Анекдот напоследок. Две блондинки купили по хомяку. Сидят и думают, как их будут различать. Одна говорит: «Давай я своему лапку оторву. Мой будет с тремя лапками а твой с четырьмя». Вторая говорит: «Классно придумала». Ночью хомячок с тремя лапками обиделся, что у него три лапки, а у другого четыре, взял и оторвал лапку другому. Утром просыпаются блондин­ки и охают. Думают, как теперь хомяков отличать. Когт да от хомяков остались только туловище да голова, одна блондинка говорит: «А давай так отличать: твой хомяк белый, а мой серый».— Леонид растянул губы в улыбке, я тоже, но никто не засмеялся. Звякнув, двери лифта разъехались в стороны. Мы зашагали к выходу.
Роман, мой водитель довезет тебя до дома. Был рад пообщаться. Надеюсь, мы друг друга поняли.
Да,— ответил я с натянутой улыбкой.
Леонид сел на заднее сиденье черного «Maybach», захлопнул дверь, и машина, шурша шинами, отъехала. Я посмотрел ему вслед и перевел взгляд на башню. Про­жектор по-прежнему рассекал темноту над Москвой, шел мелкий снег.
__________________________________________________
(Спасибо, Чука)

0

56

5 ноября Опля или Упс

На следующий день я проснулся в двенадцать. Вски­пятил чайник, сделал себе кофе, подошел к окну своей комнаты и, держа обеими руками кружку, отхлебнул го­рячий напиток. Мне очень не хватало сейчас кресла-ка­чалки, вязаного пледа и окна во всю стену. Целый час смотрел на Кремлевские стены, зеленые купола, руби­новые звезды. Это ж какому идиоту пришла в голову мысль сделать красные стены и ярко-зеленую крышу? Сумасшедшее сочетание. Ничего в этом Кремле нет кра­сивого. Ничего! Так же нет ничего хорошего жить в центре Москвы: свинцовое небо, вонь, бесконечные пробки и этот страшный Кремль из окна. Жуть.
Я прокручивал вчерашний разговор в голове. Выводы напрашивались сами собой. Телефон завибрировал. Пришла CMC от Оли: «Я не чувствую наших отноше­ний!!! Для того чтобы они были, их надо подпитывать присутствием в эфире! Мне надоело доказывать всем, что у меня есть ты. Меня выселили из московской квар­тиры! А ты не приложил ни одного усилия, чтобы защи­тить меня!» Я ответил: «Германовский говорил, что деньги платят в конечном итоге за твои слезы. Тебя предупреж­дали. Ты сама это выбрала! Не надо теперь мне жало­ваться. Если бы ты была со мной, этого бы не случи­лось».
Ответ не заставил себя ждать.
«Если бы я была с тобой, с голоду уже умерла!»
Следом последовал ее звонок. Я снял трубку и услы­шал ее наглое:
Н-н-н-да.
Я, может быть, что-то не понимаю?
Меня выселили из квартиры,— мрачно и как-то холодно ответила Оля.
Ты чего хочешь?
Я же говорю, меня выселили из квартиры!
Так при чем тут наши отношения?
Действительно, при чем тут наши отношения?! Те­бе что, на меня окончательно насрать? — завелась Оля.
Ты осталась без жилья? Ты на улице? Тебе некуда пойти? Тебе надо провести ночь на вокзале? Без чего ты осталась? Тебя переселили из одного угла в другой, вот и все.
Ты как со мной разговариваешь? — возмутилась она.— Мне просто нужна сейчас поддержка.
Меня раздражают твои бессмысленные и идиот­ские обиды. Если бы это выселение было впервые, я бы переживал и жалел, но с тобой на проекте это происхо­дит каждые полгода, пора бы уже привыкнуть!
Я тебе по другому поводу писала, что не чувствую отношений. Тебя нет рядом, и ты даже сделать ничего не хочешь для того, чтобы мне стало чуточку легче.
Тебе не кажется, что ты слишком уже зажралась?
При чем тут зажралась?
Хватит играть в дуру! — Она меня раздражала.— Тебе Германовский говорил, что платит деньги за эмо­ции, и если ты с этим не согласна, то будь любезна ухо­ди с проекта. Ты согласилась, осталась, подписала новый контракт, а сейчас мне звонишь и высказываешь свое не­довольство тем, что тебя провоцируют! Оля, ты что там совсем отупела, не помнишь, о чем договаривалась?
Что ты так со мной разговариваешь?
А как мне прикажешь с тобой разговаривать, если ты ни х...ра не понимаешь?
Я все понимаю,— спокойно проговорила Оля.— Видимо, просто ты так ничего и не понял. Если я тебе го­ворю: не чувствую отношений, значит, я их не чувствую, и ты должен ко мне проявлять всю свою любовь, о кото­рой так пламенно говоришь.
Слушай меня,— я начал злиться,— я не люблю, когда со мной говорят в подобном тоне. Я тебе ничего не должен.
Прекрасно, мой малыш, тогда и я тебе ничего не должна. Мне тут ребята-футболисты предлагают поле­теть с ними отдыхать в Таиланд. Я, пожалуй, соглашусь.
— Что? Не надо так шутить. Ты не с тем играешь.— Я пытался угрожать, хотя сам покрылся испариной.
Знаешь что, мой дорогой? Иди-ка ты на х...й!
Что ты сказала?!
Что слышал. Считай, что это маленькая компенса­ция за все твои издевательства надо мною. Теперь ты можешь назвать меня б...дью, шлюхой — кем угодно.
Каждый твой мат в мою сторону уже оплачен. Так что предлагаю тебе как следует высказаться.
Что ты за человек?!!!.— Рука, в которой был теле­фон, взмокла. Меня охватил сильнейшей гнев, смешан­ным с жесточайшим разочарованием. Я был готов зуба­ми раскрошить телефон, из которого слышал ее голос, но ничего не смог из себя выжать кроме:
Сука, что ж ты делаешь?! Что... ты... делаешь?!! Я те­бя уничтожу!
Ты можешь жаловаться кому угодно, писать, зво­нить, говорить, орать! Ты издрочишь весь свой мозг, по­тратишь все свои оставшиеся деньги, но только тогда поймешь, что все это бесполезно. Так что, котик, даже не думай залупаться. Ты глазом моргнуть не успеешь, как мои новые друзья тебя вые...ут по полной програм­ме. Я знаю, ты очень не любишь пидарасов, могу пред­ставить, что ты будешь испытывать после того, как тебя вые...ут семеро мужиков, накончают в твой располз­шийся по швам зад литр спермы и засунут тебе в жопу кирзовый сапог.
— Какая же ты тварь!
—А ты полнейший мудак, я даже представить сей­час себе не могу, что любила тебя! Все твои выходки, ужимки, смешки, все твои речи на Лобном месте. Ты же у нас самый умный, самый смешной, самый реальный мужик на проекте! Да ты просто тупой, лысый, само­влюбленный ублюдок! Ты эгоист! Самовлюбленный ин­дюк! В твоей жизни нет ни одного человека, которого ты любишь! Ты не можешь осчастливить даже себя самого, я уже не говорю о других. Мне жаль тебя, потому что у тебя могут возникнуть чувства только в случае, если они исчисляются в денежном эквиваленте. Можешь не отпираться, я это давно знаю. Ты всегда и во всем ищешь выгоду. Даже нашу любовь ты превратил в биз­нес. Ты продаешь по чуть-чуть все то хорошее, что тебя окружает, и говоришь, что делаешь это ради нас или для меня. Хватит уже пи...еть! Ты делаешь это исключи­тельно ради себя! Я очень долго все это терпела, и те­перь я наконец-то поняла, что больше терпеть не хочу. Хватит.
Какой потрясающий спич! Ни одной помарки! Учитывая твое умение высказываться, ты, видимо, дав­но учила;
Какая тебе разница? Ты мелочный, гадкий, мер­зкий, низкий. Меня в тебе раздражает решительно все! И всегда раздражало... слышишь, всегда!
Ловко ты претворялась все это время.
Я тебе уже не раз говорила: возвращайся, возвра­щайся, возвращайся, но нет, тебе собственные амбиции дороже! «Как же я вернусь, если меня выгнали! Выигры­вать надо учиться!»
Ну, раз так у нас получилось, скажи мне, подо что ты продала отношения? — Я говорил еле сдерживаясь.
Что ты имеешь в виду?
За что продала отношения? Что тебе пообещал Германовский помимо зарплаты? Тебе намекнули, что закроют твою рубрику в «Утро на ТТТ», если ты меня не бросишь? Или пообещали сделать тебя третьей ведущей телепередачи «Д2»? Может быть, еще денег пообещали дать? Я что-то не помню ситуации, чтобы ты от них от­казалась. Что тебе предложили, что ты так скоро реши­ла со мной распрощаться?!
Что за чушь ты несешь? Ничего мне никто не пре­длагал.
Не думаю, что ты сделала это бесплатно. Ты за каж­дый напряг своей жопы берешь деньги.
Выбирай выражения!
И еще вопрос на прощание: ради чего ты меня тер­пела? Ради денег?
Да пошел ты на х...й!
Ты просто б...дь.— Как-то уж слишком обреченно у меня вышло.
Не более, чем ты,— тут же парировала Оля.— Я думаю, тебе и так слишком много информации для од­ного дня. Подумай, перевари. Будет желание выразить свою любовь, звони.— Она отключилась.
Я еще стоял какое-то время с трубкой у уха, потом сел на кровать. Сейчас я хотел ей сказать тысячу матов на всех языках мира, я бы задушил ее через телефон, я бы вырвал ей все волосы из головы, а оставшиеся опа­лил лампой. Мне хотелось ей сделать все, что приносит невыносимую боль, чтобы она хоть чуть-чуть сравня­лась к моей!
Я не мог поверить в то, что это звонила она. Я даже посмотрел входящие. Звонок был действительно от нее. Сука! Ярость и обида рвались наружу. Я столько для те­бя сделал! К горлу подкатил ком, нижняя губа задрожа­ла, лицо исказилось. Я так тебя любил! Я ничего не мог поделать с собою, закрыл лицо руками и в первый раз в жизни заплакал. Я рыдал, всхлипывая, как маленький, и мне впервые не было стыдно. Несмотря на то что нико­го не было рядом, квартира была пуста, я ощущал, что меня снимают, но остановиться не мог. Теплые слезы текли ручьем, они затекали мне в рот, я чувствовал их вкус, текли по рукам и капали на ковролин. Я всхлипы­вал, шмыгал носом и снова продолжал рыдать. Слезы текли и текли, будто отыгрываясь за все те годы, кото­рые я держал их. В голове все пульсировали ее фразы, и я каждый раз, поддаваясь волне, снова всхлипывал и продолжал лить слезы.
Что-то маленькое, съеженное и робкое внутри меня, то, что я старательно прятал три года, стремительно вы­прямилось и с треском пробило наросшую корку созна­ния. Меня захлестнула неконтролируемая волна гнева. Я вскочил и начал орать, что есть мочи:
— Б...дь, сука, п...да, мразь, тварь! — Я выкрикивал эти слова и чувствовал как каждое из них, выходя из ме­ня, забирает часть того ужасного гнева, который меня мучил. Я что есть мочи швырнул телефон на пол, из ко­торого она только что говорила. Б...дь, я тебя ненавижу! Сука! Убью! Из телевизора донеслись знакомые напевы: на-на-на-на-на... Я, не контролируя себя, схватил комнат­ную сушилку обеими руками, занес ее над головой и со всего маху обрушил на телевизор.— Заткнись! Зае...ал уже! — что есть мочи проорал я. Картинка слегка иска­зилась, но телевизор продолжал показывать и говорить: «Здравствуйте, меня зовут Ксения Собчак, я ведущая те­лепроекта «Д2», вчера к Ольге Бузовой пришел краси­вый итальянский жеребец Алессандро Матраццо...» — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — С каждым словом я наносил новые удары по телевизору. Я лупил что есть мочи, каждый раз вкладывая все больше и больше сил. Я неистово орал и продолжал колотить сушилкой по те­левизору.
Мое оружие гнева, мой меч справедливости — сушил­ка, уже давно превратилась в скомканный кусок алюминия, но я продолжал уничтожать объект своей ненависти — те­левизор. Я бил по пластиковому корпусу, экрану, колон­кам. Я хотел, чтобы он заткнулся! Я хотел, чтобы он пере­стал показывать. Я хотел, чтобы меня перестали снимать! Я хочу, чтобы это идиотское чувство покинуло меня! Я хо­чу забыть про все это! Я хочу, чтобы шоу закончилось!
Даже тогда, когда из-под разорванного пластика по­казались платы, я не останавливался ни на секунду и продолжал крушить с размаху. Меня било током, искри­ло, но гнев не унимался. Я продолжал уничтожать те­левизор.
Лишь когда я увидел капли крови на расколотом экра­не, гнев неожиданно схлынул. Его не стало почти так же резко, как он возник. Я бросил обесформленные алюминиевые трубки, когда-то бывшие сушилкой, на размоз­женные платы телевизора и сел на диван. Меня била су­дорога, я всхлипывал, порезанные руки тряслись от на­пряжения и от бродившего в крови адреналина. В дверь позвонили. Слегка пошатываясь, я лошел открывать. На пороге стояла Ульяна.
— Боже мой, Ромочка! — Она кинулась ко мне и об­няла. Я провалился в темноту.
6 ноября
Сознание пришло не сразу, не знаю как, но я это почув­ствовал, понял, что прошло какое-то время. Помутненное зрение восстановилось, я видел перед собою белый пото­лок, штатив, капельницу. Наверное, это больница. Я при­поднял голову: знакомые обои, шкаф — я дома.
Ульяш! — позвал я тихим, сорванным голосом. Темная красная портьера откинулась, вошла перепуган­ная, но улыбающаяся Ульяна.
Привет, как ты? — Она присела на край кровати.
Не знаю.
Тебе уже лучше?
А что было?
Я пришла с работы, позвонила в дверь. Ты мне от­крыл, белый как известка, на лбу кровь, на руках тоже, не успела я войти, как ты начал падать. Хорошо я успе­ла тебя подхватить. Ты отключился. Я затащила тебя в комнату, а там катастрофа: все разбросано, телевизор разбит, сушилка скручена в улитку, постельное белье в крови, вещи разбросаны, ужас какой-то. Я еле дотащила тебя до дивана. Ну и тяжелый ты, засранец! — Ульяна улыбалась, я улыбался ей в ответ.
Прости.
__________________________________________________
(Спасибо, Чука)

0

57

От Pepper

Свернутый текст

http://s003.radikal.ru/i201/1001/19/68fc5a4d4d4d.jpg

0

58

— Я уж не знала что делать. Позвала соседа, он терапевт. Хорошо, что дома оказался. Пришел, посмотрел, сказал, что порезы на руках неглубокие, кровотечение уже остановилось. По всей вероятности, порезы возникли в результате избиения телевизора? — Мы оба заулыбались.— Сосед живет над нами и слышал, как ты что-то тут орал. Решил, что ты, как бывший участник шоу, испытываешь сильнейшую ненависть к телевизору. Поскольку таблеток от телевизора нет, решил тебе разбавить кровь физраствором.
— Физраствор? Понятно. Зеленкой меня мазать не рекомендовал?
— Ты зря смеешься. Мне знаешь как страшно было. Я так сильно испугалась, что побежала за святой водой. У меня бутылочка стоит на всякий случай. Притащила, побрызгала тебя, пока бутылку обратно ставила, ты уже очнулся.
— С водой ты это здорово придумала, а вот капельница — это лишнее.— Я попытался вытащить иглу из вены, но почувствовал, что сил нет.
— Полежи еще немного, пусть будет, не помешает.
— Ульяш ты так заботишься обо мне. Спасибо тебе огромное. По поводу телевизора не переживай... куплю, и сушилку тоже.— Я положил голову на подушку и погрузился в крепкий сон.

7 ноября

Проснулся на следующий день, было светло и солнечно. Капельницы уже не было, обломков телевизора тоже, комната сияла. Ванин храп наполнял утро сладким уютом. Решив, что вставать еще рано, снова уснул.

8 ноября

Сегодня проснулся в 15:40 от небывалого чувства голода. Встал, пошел на кухню, там, видимо со вчерашнего вечера, в сковородке осталась тушеная печень. Заглянул в кастрюлю, нашел макароны. Здорово! Вкусней представить ничего не мог. Закинул в микроволновку, разогрел, съел. Снова пошел в комнату.
На месте разбитой плазмы теперь стоял шкаф с экраном — телевизор «Рубин». Этот я алюминиевой вешалкой не расколочу, понадобится топор. Я щелкнул по кнопке, под которой было написано «вкл./выкл.». Ящик долго молчал, потом искаженное изображение развернулось на весь экран, и появился звук. Я ничуть не удивился, увидев в правом верхнем углу экрана логотип ТТТ. Последние три с половиной года других каналов для меня не существует.
Как всегда, шел «Д2». Оля в эфире плакала и говорила девочкам о том, что я ей не звоню. Сука! На тет-а-тете жаловалась Собчак, что я совершенно не проявляю к ней никакого внимания, она уже забыла, когда я последний раз дарил ей цветы. А еще я ей, оказывается, должен какие-то деньги. Более того, забрал у нее какие-то договора и не отдаю ей. После такой наглости меня начало снова колотить от вспышки ярости. Вот п...да! Как же все-таки я в ней сильно ошибался! А ведь мне много раз люди пытались открыть на нее глаза. Мне противно на нее смотреть. *
Я прекрасно осознаю, в какую игру она начала играть. Ей надо избавиться от меня и остаться на проекте. Если она просто начнет новые отношения, зритель ей не простит. Ее смешают с грязью, но самое страшное, ее перестанут жалеть! Она перестанет быть той глупой, слезливой девочкой, которую все обижают. Вот Оля не придумала ничего более интересного, как винить во 224 всем меня, даже в том, чего никогда не было. Якобы я не прихожу на свидания, не беру трубку, занял денег и не отдаю. Я не верю в то, что это происходит!
Пришлось наглотаться успокоительных и заснуть.

9 ноября

Бузовская тирада продолжается изо дня в день. Ее показывают с причитаниями о том, какой же я гондон и какая она любящая и преданная девушка.
Я думаю о том, что делать. Конечно, лучшим решением будет вернуться в периметр и поставить ее на место. Но вернуться обратно, после того как у меня отобрали все, будет высшим унижением. Да и чего я хочу добиться своим возвращением? Рассказать свою версию нашей «самой чистой любви»? Опустить Бузову? Сказать, что она трусливая, лживая, циничная, и привести аргументы? Хорошо, допустим, я все это сделал, дальше что? Развернуться и снова уйти за ворота? Неубедительно. Помириться и снова строить любовь с той, которая предала? Бред. Новые отношения? Это такая же утопия. Ситуация идиотическая.
Я не нашел иного выхода из этих размышлений, как снова наглотаться успокоительных и уснуть.

10 ноября
Долгожданное осеменение в «Д2»

Я сделал себе кофе, отыскал какую-то старую выпеч­ку в шкафу, выставил аккуратно на поднос и пошел к те­левизору. Уютно завернувшись в одеяло, я спокойно жевал булку и запивал кофе. Мое безмерное счастье длилось ровно три минуты, до тех пор пока знакомые до безобразия рожи не стали мелькать под залихватскую песню на экране. Безмятежность улетучилась.

— Здравствуйте, меня зовут Ксения Собчак, и это те­лепередача «Д2». Вчера к Ольге Бузовой пришел италь­янский мачо Алессандро Матраццо. Уже к вечеру выяс­нилось, что Алессандро — резидент одного известного стрип-клуба Москвы, но это не мешает ему ухаживать за Ольгой. Утром он подарил Ольге букет цветов и при­гласил провести вечер вместе. Куда именно предстоит сегодня пойти Бузовой — тайна, которую итальянский мачо предпочел не раскрывать. Остается выяснить, со­гласится ли Оля, ожидая Рому, на столь загадочное пу­тешествие с Алессандро.
Сразу после подводки во весь экран моего старого «Рубина» возникла довольная Олина морда. Она беседо­вала с Матраццо. Он явно ей нравился, она кокетнича­ла. Мне стало противно, я злился, но вместе с этим ощу­тил сильный прилив жизненных сил внизу живота. Удивительно! Сознание бунтует, возмущается, а в это время член живет своей отдельной от головы жизнью. Эрекция была такая сильная, что я ничего не мог с ней поделать. Я начал вспоминать неприятные моменты из жизни, вспоминал таблицу умножения, пытался пере­множить трехзначные числа в голове, лицо Ксении Ана­тольевны без косметики — все тщетно, ничто не помо­гало. Через несколько секунд мои домашние треники натянулись, как брезентовая палатка. Между тем разго­вор двух мило воркующих персонажей продолжался. Меня это раздражало. Оля засмеялась какой-то шутке, слегка откинула голову и оголила свои ровненькие зу­бы, в этот момент мне так сильно захотелось подойти к ней и вложить свой член в ее мило улыбающиеся уста, что отказать себе в этом я не смог. Пока ее показывают крупно, я подошел к экрану, стянул штаны и, оголив тор­чащий жезл, ткнул им как раз в то место, где были ее гу­бы. Я поводил им по ее губам, пощелкал по лбу тугой воз­бужденной плотью, Звук постукивания членом об экран был пустым и тяжелым, что-то вроде: «Пум... пум... пум». Вот именно таким должен был быть звук, если посту­чать по лбу Бузовой. Я повеселел. Кадр резко сменился, на прежнем месте теперь оказался улыбающийся рот Матраццо. Я резко отдернул свою вздыбленную плоть от экрана. Нет уж, чего это я стесняюсь? Пощелкаю и ему... Я вернул член на прежнее место и постучал снова по экрану, звук получился чуть плотнее, я бы даже ска­зал, более мужской: «Бум... бум... бум».
Торопиться мне было некуда, работы все равно нет, а до прихода Ульяны, Вани и Пети полно времени. Я достал фотоаппарат, прикрутил к нему ручку дистанционного управления, выставил напротив телевизора. Все было го­тово. Олю пока не показывали, но я решил не тратить время и пока поупражняться. Я разделся догола, встал удобно рядом с экраном, взял в руки дистанционное управление фотоаппаратом, помог себе, чтобы не поте­рять эрекцию. Приложил член к центральной части экра­на как раз над плашкой «сегодня в программе...» и сделал пробный кадр. Получилось прикольно. Я начал себя сни­мать. Персонажей в шоу много, я решил не мелочиться и сделал фотографии со всеми! К моему члену прикосну­лись все участники телепроекта. Получилось хорошо. Я был счастлив! Спасибо всем, это было потрясающе!
Я хотел продлить свой коитус с телевизором. До окончания программы оставалось еще пятнадцать ми­нут. Всего лишь пятнадцать. Но эти безумно длинные рекламные паузы! Они все портили! На последнюю я уходил без всякой надежды. Последний рекламный блок был длиной во всю мою жизнь: памперсы, проклад­ки, тушь, лак для волос, чипсы — все это меня совер­шенно не возбуждало, я терял эрекцию. Мне нужны бы­ли хотя бы люди! В поисках интересных лиц мне прихо­дилось тыкать в неудобные скрипящие кнопки чуда со­ветской электроники, но и там, куда я переключался, не было ничего привлекательного. Я продолжал одной ру­кой судорожно щелкать по каналам, а другой дрочить. Получалось плохо. Картина вечернего эфира была скуд­ной: политики, бизнесмены, новости про старушек и коммунальные платежи — эрекция ослабевала. Плющенко на первом своим крупным планом вообще чуть все не испортил. Я подумал о провале своего гениально­го эксперимента, но случайно наткнулся на хит-парад голливудских звезд. Я был спасен! Женщины шли как на подбор: Дженнифер Лопес, Байонсе Ноулз, Моника Белуччи. Член воспрял. Удивительно, но даже их мужи­ки вызывали прятное щекотание в простате.
И вот заветный момент — финишная прямая. Я воз­вращаюсь к вещанию ТТТ. Мой организм устал от часо­вого напряжения и молил об эякуляции. Надо было чем-то красиво зафиналить. Я посмотрел на часы — еще пять минут после Лобного места. Мне хватит! Алессандро с розой в зубах танцует для нее. Я взбешен! Фикси­рую свой взгляд на каждой мелочи, на каждом прикос­новении к ней. Мне невыносимо больно, ревность разъедает меня, а ощущения становятся еще ярче. Я злюсь, краснею, но продолжаю свою молчаливую ти­раду. Он взял ее за промежность, раскрутил, поднял на руки — этого я не выдержал. Внутри меня пульсировал каждый сосуд, все мышцы тела одновременно напря­глись, а потом обмякли, ноги задрожали, а член продол­жал сильными толчками выталкивать сперму на экран. Я залил всех, кто там был, каждый сантиметр был зесе-ян мной. Режиссер менял планы, рождая новые комби­нации героев с рисунком спермы на экране. Я был в вос­торге. Упиваясь удовольствием, я продолжал жать на кнопку дистанционного управления фотоаппаратом.
Вспышка молотила, как стробоскоп, фиксируя комбина­ции на экране.
Удовлетворение растеклось по всему телу. Я стоял с закрытыми глазами перед светящимся экраном и ощу­щал, как каждый персонаж этого шоу испытывает бла­годать от пролившегося на него моего семени. Я огля­делся по сторонам, посмотрел в углы потолка, убедился, что там нет камер, и успокоился.

15 ноября

По-прежнему сижу дома. Мне страшно выходить, по­тому что там будут люди. Они, видя Ольгу в телевизоре, будут пытаться мне что-то рассказать, а мне очень не хочется ничего про нее слышать.
Я чувствую себя отвратительно. Меня не покидает чув­ство, что за мной продолжают следить. Снимают, снима­ют, снимают. Мне часто слышится звук поворачивающей­ся камеры. Я резко оборачиваюсь, смотрю по углам и, ничего не зафиксировав, успокаиваюсь, но это временно. Через несколько минут звук снова повторяется, я снова продолжаю искать. Я смотрел за зеркалами в душе, за книгами на полках, в дверных ручках на кухне. Нигде ка­мер нет.
Вставая с постели, я пытаюсь прицепить к штанам ми­крофон, шарю рукой по тумбе и не нахожу его. Мне кажет­ся, что он спрятан где-то в комнате и меня прослушивают. В шоу микрофоны висят прикрепленные к потолку, тут их нет. Может быть, есть в душе? Я обшарил все углы, посмо­трел под ванной, но так ничего и не нашел. Когда я ничего не нахожу, я не расстраиваюсь. Наоборот, это меня успо­каивает, и звуки наезжающих камер на время перестают меня тревожить.

Беседуя с Ваней или Петей, я иногда подозреваю их в том, что они засланные персонажи, управляемые через наушник продюсером. Мне кажется, что они по указке ре­дактора затрагиваюттемыпро Бузову или про мой уход, чтобы получился оживленный спор. Все вокруг иногда мне кажется разыгрываемой комбинацией, люди — акте­рами, здания — декорацией, и где-то обязательно стоит камера. Все это уже опасно. Я осознаю это и гоню прочь от себя весь этот бред, как только он возникает в моей го­лове. Может быть, это потому, что каждый день в девять часов я включаю свой говорящий шкаф и смотрю телепе­редачу «Д2»? В каждой серии показывают ее и его. Они флиртуют друг с другом. Они друг другу нравятся. Я ее не­навижу! Он меня раздражает. Я злюсь, ревную, ору во все горло на нее, когда ее показывают. Я ору всего лишь на картинку в телевизоре, но от этого мне становится легче.
пожитки, но этого не произошло. Хотя в кадре она, ко­нечно же, не забыла сказать о том, что звонила, и не раз, и якобы я не брал трубку.
Пытался поймать себя на мысли, что я испытываю по отношению к Славе Дворецкову, который с удовольстви­ем примерял все мое барахло, но так ничего выразитель­ного и не испытал. Он был так счастлив донашивать за мной, что я проникся к нему любовью и состраданием.
Только сейчас я осознал, какаъя уникальная вещь — телевидение. Можно сказать все что угодно, и люди в это поверят. Ну, например, что я ушел в монастырь или что уехал работать в Африку на алмазные прииски, можно сказать, что у меня из носа нефть пошла, и теперь я сказочно богат и знаменит. Да можно все что угодно, и самое обидное — люди в это поверят. Как, например, сейчас: она сидит у себя в телевизоре, мило пи...ит о том, чего никогда не было, и ей верят.

17 ноября

Сегодня звонил продюсер. Предлагал вернуться на проект. Я отказался. Точнее, сказал, что вернуться не против, но только после того, как мне в полном объеме вернут заработанное. Он сказал, что перезвонит. Так и не перезвонил.

20 ноября

Сегодня смотрел, как Оля раздавала мои вещи. Она даже не потрудилась позвонить мне или хотя бы напи­сать CMC. Могла отдать чемодан администраторам, чтобы те связались со мной и передали забытые мною

23 ноября

Я продолжаю питать надежду, что найду работу на телевидении. Я же звезда! Я прожил в шоу три года! Я был 1202 дня на экране, к тому же у меня есть диплом «Школы телевидения Останкино»!
Я рассылаю свое резюме по всем кадровым агент­ствам. Я заполнил все интерактивные анкеты в Интернете на сайтах, проводящих кастинги. Я самый частый гость в разделе «Вакансии» сайта любого телеканала. Я даже хо­дил на кастинг MTV «12 злобных зрителей». Я пробовал­ся на роль ведущего кулинарного шоу на каком-то вши­вом кабельном канале. Я создал свое портфолио из фотографий, которые мне удалось вырвать у фоторедак­тора журнала, и теперь раздаю его на киностудиях про­ дюсерам. Я хожу по радиостанциям и предлагаю свои услуги в качестве ведущего.
Все безрезультатно. Телефон, сука, молчит.
Вы пробовали когда-нибудь на вкус свое дерьмо? Я ду­маю попробовать. Может быть, это поможет мне найти ра­боту?
Я читал, что Дали по утренним фекалиям определял продуктивность дня. Талантливый был старик и успеш­ный. Наверное, корень моих неудач в том, что я уделяю слишком мало времени своему дерьму.
Поверить не могу, ведь все мое пребывание в шоу про­шло впустую! Ни одна из моих какатуличек за три с поло­виной года не попала на экран! Ни одна! Даже маленькая! Ведь у них стоят камеры в туалете, как раз над унитазом, но все равно ни одна из них не была показана по телеви­зору! Возможно, это случилось, потому что я не уделял им должного внимания. Теперь все будет иначе!
Каждое утро 27 лет подряд я сру в совершенно одина­ковой позе, но рисунок выходит разный. Я уже видел на дне унитаза кольца, полукольца, восклицательные зна­ки, кучки, пирамиды, составные фигуры, дирижабли, карандаши, блины, но сегодня результат работы кишеч­ника привел меня в восторг. Во всю длину унитаза раз­леглась огромная, мясистая коричневая подводная лод­ка. Еще пару дней назад я бы, не задумываясь, сбил ее струей воды в горло унитаза, но только не сейчас. Я по­чувствовал, что у этой какашки иная карма.
Я медлил, но надо было решиться. Взять или не взять? Это как-то странно, может быть, мерзко и, что самое страшное,— не по-мужски. Я огляделся по сторонам, ту­алет был пуст, камер в углах под потолком не было. Я решился — беру! Быстро натянул розовые резиновые печатки, в которых Ульяна чистит туалет, не думая о происходящем, запустил руку в унитаз и вытащил ее. Она была теплая и большая. Дымок от нее продолжал подниматься.
Мои какашонки должны попасть на экран, в этом нет никакого сомнения.
Я шел от туалета в зал, высоко поднимая ногу в коле­не, чеканя шаг и распевая «The Beatles*:
We all live in our yellow submarine, Yellow submarine, yellow submarine. We all live in our yellow submarine, Yellow submarine, yellow submarine.

У телевизора пришлось остановить мою процессию. Я припал на колено, аккуратно положив свою желтую субмарину на пол. Нажал на клавишу «вкл./выкл.». Те­левизор включился. В эфире шла программа, которую я ни разу не видел. Мне не хотелось дожидаться другой телепередачи, для выполнения моего ритуала этот фу-фел вполне подходил.
Я отошел на пару метров. Развернулся лицом к теле­визору. Поднял в левой руке на открытой ладони свою огромную фекалию до уровня груди, а правой рукой от­дал пионерский салют, как символ того, что зрительское превыше личного, и начал читать клятву телевизионно­го эксгибициониста:
«Я, Третьяков Роман, вступая в ряды героев «Д2», пе­ред лицом своих товарищей торжественно обещаю: горя­чо любить свое реалити-шоу. Жить, учиться и бороться, как завещает шеф-редактор, как учит продюсер. Свято со­блюдать Законы периметра как в нем, так и за его преде­лами. Законы периметра знаю и верю в них:
1.Герой «Д2» предаст Родину, партию, коммунизм и маму, лишь бы оставаться на экране!
2.Герой «Д2» публично кладет х...р на героев борьбы и труда.
3.Герой «Д2» чтит память ушедших с шоу пару ми­нут и стирает их номер из записной книжки телефона.
4.Герой «Д2» — худший в учебе, труде, спорте и горд этим.
5.Герой «Д2» — честный и верный товарищ продюсе­ру, всегда смело и самоотверженно стоящий за его правду.
6.Герой «Д2» не имеет сексуальной ориентации, он друг детям, СМС-кам и трудящимся родителям всех стран.
7.Герой «Д2» готов строить искреннюю любовь за не­большие деньги и избавиться от нее за скромную при­бавку к зарплате.
8.Герой «Д2», находясь на шоу, готовится стать ни­кем за периметром и молчать до тех пор, пока не истечёт срок контракта.
Я громко, с выражением, прочел клятву, размахнул­ся как следует и изо всех сил швырнул дерьмо в экран. Шлепок — и ошметки мясистой какатушки украсили экран выпуклыми веснушками, осели на шторах, усыпа­ли пол, повисли на шкафу и обоях, кажется, вся комна­та была освящена ими.
На экране, почти в самом центре, красовалась разма­шистая коричневая клякса! Наконец-то! Теперь и мое дерьмо показали по телевизору.
Фотоаппарат все зафиксировал.

29 ноября

Я творю ужасные вещи! Мне стыдно! Но как только ребята уходят на работу, я снова и снова слышу звук по­ворачивающихся камер, когда же его нет, я чувствую себя никому не нужным, забытым. Тогда я пытаюсь про­явить свою «яркость» и привлечь их внимание. Я яркий, я яркий, я яркий... Недавно я рассказал Ване все, что со мной происходит. Он внимательно слушал, по оконча­нии резюмировал: «Нужен праздник».
_________________
(Спасибо, Чукча)
__________________

0

59

3 декабря

Проздник

В коридоре хлопнула дверь. Зашелестели пакеты, ура­ганом, заливающийся хохотом, ворвался в квартиру Ваня.
— Рома-а-ан, ты тут? — В дверях показалась Ванина голова.
-Да.
— Хе-хе. Девочки, идите посмотрите, вот он попива­ет кофе и смотрит на Кремль! Хе-хе. Звезда смотрит на звезды!
В комнату забежали две симпатичные девушки.
—Здравствуйте. Вы тот самый Рома?
—Да, я тот самый Рома.
Одна из девушек была невысокого роста, но с боль­шими сиськами, вторая высокая, но с маленькими.
—А что же вы тут один, без своей Оли? — спросила та, что была маленькая, но с большими.
—Оля предпочла остаться в горячо любимой ею те­лепередаче.
—Какая сучка, эта ваша Бузова! — бойко говорила высокая с маленькими.— Вы уж простите, но бросить та­кого интересного молодого человека одного в Москве, на­до быть полной дурой.
Я впервые за три с половиной года испытал неподдельную радость от того, что Олю в моем присутствии оскорбили.
—Вам сколько лет, девочки? — с улыбкой спросил я.
—Может быть, сначала узнаете наши имена, преж­де чем задавать подобного рода вопросы,— выпалила маленькая.
—Прошу прощения, дамы. Как вас зовут?
—Меня Маша,— сказала та, что поменьше.
— Меня Саша,— кокетливо присев, сказала та, что повыше с маленькими.
— А меня Рома,
— Мы знаем!
Девочки хихикали, я тоже растянулся в улыбке. От них веяло глупостью и быстрым сексом. Сейчас именно этот запах мне был по вкусу.
— Ну вот видите, Роман, теперь и вы улыбаетесь, а то сидели тут как бука.— Маша надула свои и без того пухленькие губки.
Зашел Ваня.
— Романыч, ты в курсе, что сегодня мы все вместе идем на презентацию фильма?
— Что за фильм? — равнодушно спросил я.
— «Дневники мертвецов».
— Не знаю. У меня настроение что-то фуфлыжное.
— Прекрасно, как раз для фильма ужасов. Пойдем, там будет режиссер фильма, звезды...
— А режиссер кто?
— Джордж Ромеро.
— Это кто такой?
— Х...р его знает.
— Прекрасно. Раз так, то идем,— без особой радости согласился я.
— Если мы хотим попасть на премьеру,— надо поторапливаться. Через полчаса начнется показ фильма, нам еще одеваться и ехать. Мы уже пропустили прессу, халявную жрачку и бухло в VIP-зале, но, если поторопиться, можно успеть допить алкоголь и слизать с тарелок остатки десертов. Бегом все собираться!
Я был почти готов, мне оставалось накинуть пальто и запрыгнуть в туфли, поэтому не особо торопился. Девочки начали оживленно копошиться в сумочках, поправлять макияж, прически. Ваня бегал по квартире в трусах, пытаясь найти брюки своего единственного ко
стюма. Прошло пять минут, и все стояли в коридоре, готовые к выходу в ночную Москву.
— Все готовы? — спросил я, держась за дверную ручку.
— Да! — единогласно пискнули девушки.
— Тогда поехали! — Я был уже в норме. Мысли про Олю, проект, отсутствие работы все меньше и меньше тяготили меня.
Лифт спустил нас с девятого на первый этаж, мы вышли во двор, прошли под аркой. Не успели подойти и вытянуть руку, как уже остановился первый водитель, за ним тут же выстроилась целая колонна желающих нас подвезти.
— Куда ехать?
— Неглинная улица.
— Тысяча рублей.
— Ты что, одурел? Тут пешком семь минут идти по свежему воздуху!
— Но зато как стоять в пробке будем! Целых полчаса!
— Нет. Спасибо.
— Ну ладно, пятьсот.
— За пятьдесят поедем?
— Нет!
— Следующий!
— Парень, подожди, давай за сто поедем, вас же четверо.
— Ладно, поехали.
Через пять минут мы были уже в клубе. Поднялись наверх, зашли в VIP. В зале было полно народу, большинство из них — незнакомые мне люди. Все они, подчиняясь закону броуновского движения, хаотично и бессмысленно бродили с коктейлями в руках, приветливо улыбаясь, иногда о чем-то заговаривая друг с другом. Девушка в костюме вурдалака играла на органе, у входа стояли security с подрисованными струйками крови, бармены-зомби, официантки-ведьмы пытались нагнать жути, но мы были уже бухие, и нам было насрать. Заяв­ленный режиссер Джордж Ромеро уже сидел перед ка­мерами и распинался. Из всего, что он говорил, я понял только: «This is good movie». После этих его слов я поду­мал, что фильм — точно говно.
— Ваня, скажи мне, пожалуйста, какой нормальный голливудский режиссер приедет в Москву на предпремьерный показ своего фильма?
Только лузер.
— Вот и я так подумал. А если режиссер лузер, раз­ве у него будет хороший фильм?
—Нет, только полное говно.
—Тогда следующий вопрос: что мы тут делаем?
—Мы пытаемся пожрать на халяву и бухнуть.
Я посмотрел на фуршетные столики, они были пусты.
— Ваня, тут нечего делать, все уже сожрали и выпи­ли до нашего прихода.
— Может, тогда посмотрим фильм?
—Пошли.— Мы вышли из VIP-a, захватив своих шлюшек, и двинулись по направлению указателей, начер­ченных мелом на полу. Белые стрелочки вели через танц-пол. Я застыл в изумлении, потому что видел впервые го­тов, дергающихся под попсу.
—Такой х...рни я не видел никогда! — не стесняясь, во все горло хохотал Ваня.
—Ваня, это лучшее шоу сегодняшнего дня,— орал в ответ я.
Мы ржали и смотрели на страшных девочек в огром­ных ботинках, с черными губами и волосами, пытавших­ся изобразить некое подобие пластики и изредка, видимо по привычке, потряхивавших головой. Это депрессивное действо дополняла вселенская скорбь в их поросячих глазках, подведенных черным карандашом.
— По-моему, их пи...ят, чтобы они вот такими жалостли­выми глазами смотрели на гостей,— предположил Ваня.
—Нет, их просто заставляют слушать Билана.
—Хе-хе, и смотреть на Сердючку.
Мы двинулись дальше. Петляя по коридорам, Ваня рассказывал, что раньше тут была сталинская баня, а теперь клуб. В том месте, где идет показ фильма, была парная, а на танцполе — место для отдыха.
Когда мы вошли в кинозал, я понял, что он не шутил: вместо кресел были обычные деревянные настилы с раз­бросанными по ним подушками из «1КЕА», а там, где в парной должна стоять печь, был экран.
—Не хватает шапочек, тазов и веников. Хе-хе.
—Спроси у бабушки на входе, она тебе выдаст.
—Хе-хе. Тихо, давай смотреть и бояться, это же фильм ужасов! Ввдишь, все уже смотрят и боятся.
Наши девочки сели по обе стороны от нас. Действие, разворачивавшееся на экране, не занимало: сюжет прост, спецэффекты были родом из восьмидесятых го­дов прошлого столетия «Одесской киностудии». Я начал скучать и смотреть по сторонам. Вокруг нас, на жестких деревянных настилах корчились лучшие жопы страны: Маши Малиновской, Анфисы Чеховой и еще каких-то неизвестных мне персон. Мужские жопы оказались бо­лее стойкие к брусчатым лавочкам, в результате чего большая половина мужичков тихонько кемарила. Не­удобство было единственной мыслью, которая занимала меня при просмотре, поэтому я не собирался сосредота­чиваться на отснятых событиях.
—Вань, это кино — откровенная х...йня.
—Я предупреждал,— шептал он в ответ.
Я старался вести себя как можно тише, презентация все-таки, поэтому говорил ему прямо в ухо:
— Может быть, попросим наших девочек раздеться на фоне экрана? Мне кажется, это усилит сюжетную линию.
— Не знаю, Роман, мне кажется, есть идея получше.
—Например?
—Синхронный «ля фам де ридикюль».
—Что это такое?
—Синхронный отсос.
—Ух ты! А девочки смогут?
—Роман, эти девочки могут все.
Ваня обеими руками прижал к себе девчонок и минут пять им что-то шептал. Девушки хихикали. В заверше­ние переговоров он чмокнул обеих в щеки и повернулся ко мне:
— Романыч, все готово. Можешь откинуться и про­должать смотреть фильм. Наши космические подружки сделают все сами.
Девушки синхронно выпрямились, замерли* будто спортсмены в ожидании команды «Марш!». «Они дей­ствительно согласны на ВСЕ!» — пронеслось у меня в голове. Их «готовность» пугала, стало почему-то невы­носимо стыдно от того, что я, имея отношения, пускай болезненные, пытаюсь дать в рот первой встречной! К этому моменту Маша уже расстегнула джинсы и тон­кими пальцами перебирала мои яички. Судя по ухмылке и закатившимся глазам Вани, Саша делала то же самое. Мгновение — и Ванина девушка, перекинув распущен­ные волосы через плечо, опустилась к джинсам. Маша посмотрела мне в глаза, улыбнулась игриво и последо­вала примеру Саши. Я остановил ее: «Не торопись. По­дожди. Давай посмотрим на них». Ваня закинул голову, а Саша в это время аккуратно касалась кончиком языка его торчащего члена. В эту же секунду я подумал: «Бу­дет ли этот момент считаться изменой?» «Да, будет» — отвечал сам себе.
Я следил за тем, как Саша играла с Ваниным членом, возбуждался и, что самое удивительное, продолжал ду­мать: «Могу я себе ЭТО позволить? Еще месяц назад од­нозначно ответил бы «нет», но после всего, что случи­лось... Я продолжал сомневаться, но Маша была настой­чива, моя плоть разбухала, как шляпа гриба после дождя, и требовала тепла и ласки. Кинозал усиливал ощущение.
«...Не знаю... Если изменю, то никогда больше не смогу быть с Олей... Fuck!.. Телка хочет отсосать, а я ло­маюсь! Да она предала меня, продала любовь за вшивую зарплату, оскорбила, унижает меня своим присутстви­ем там, флиртует с этим Матраццо, а я еще думаю? На хрен все! Мне надо изменить ей, чтобы никогда больше к ней не вернуться! К черту Бузову! Я даже не хочу вспоминать про нее».
Желание мокнуть в теплый рот стало невыносимо, я сдался и своими руками притянул Машу к себе. Она по­корно опустилась и сомкнула губы вокруг члена.
Так долго я терпел, ждал, и вот теперь это маленькое чудо наконец-то пришло ко мне. Благодать разливалась по моему лицу, когда Маша погружала в себя мою кол­лекцию пещеристых тел. Я забыл про Ваню, про вос­кресших мертвецов, про Бузову и про то, что меня по­стоянно снимают. Ничего не существовало. Были лишь влажные губы, горячий рот и простое мужское сча­стье...
Фильм мне начинал нравиться. Незадолго до финала киноленты девочки позволили нам выплеснуть в них все свои восторженные эмоции.
Будь я американской киноакадемией, Маша получи­ла бы «Оскара» за «Лучшую женскую роль», а Саша за «Лучшую роль второго плана». Но я не киноакадемия, поэтому просто ограничился простым человеческим «спасибо». Мы с Ваней переглянулись, как два сытых кота, и начали оправляться. Маша наклонилась к моему уху и тихо прошептала:
— Пошли отсюда.
Я был рад приглашению. Ваня с Сашей тоже завози­лись. Выходили из зала быстро, извиняясь и кланяясь.

Не успели мы выйти, как на нас напала журналистка с оператором.
—Как вам фильм? — щебетала она.
—Потрясающе! — глядя в камеру, с полной отдачей и совершенно серьезно говорил я.— Несмотря на то, что фильм еще не закончился, уже сейчас можно сказать, что такие фильмы выходят раз в десятилетку, надо обязатель­но смотреть! Просто потрясающе, Джордж Ровалдс...
—Ромеро,— хихикая, поправил меня Ваня.
—...да, Ромеро. Спасибо. Превзошел сам себя. Это его лучшее произведение. Мне было очень приятно, что режиссер лично посетил премьерный показ, что говорит о его живом участии в судьбе проката фильма в России. Люди! Приходите в кинотеатры и смотрите «Дневники живых мертвецов».
—Спасибо большое,— чирикнула журналистка.
—Пожалуйста.
Мы двинулись дальше.
—Ну ты наплел! Молодец,— постукивал меня по плечу Иван.
—Правду скажешь, приглашать больше не будут.
—Это точно. Пошли я тебя с друзьями познакомлю.
—Пошли,— согласился я.
—Видишь, самый большой стол, вокруг которого офи­циантки носятся как мухи? — показывая взглядом, тихо говорил Ваня.
-Ну.
—Это руководство нашей компании. Давай я сейчас к ним подойду, подготовлю их к знакомству, а вы пока постоите в сторонке.
—Хорошо.
—Да, и еще,— Ваня наклонился ко мне и тихо ска­зал: — Телок туда тащить не надо.
—Хорошо.
Я с Сашей и Машей остался за барной стойкой. Ваня присел к своим ребятам за столик и изредка поглядывал в нашу сторону.
— Пойдем в туалет,— шептала мне на ухо Маша.— Пойдем, я так сильно хочу! Пойдем куда-нибудь вместе, я сделаю все, что ты захочешь. Пойдем! —- Она легонь­ко тянула меня за руку.
Маша была потрясающе сексуальна, она горела, но я уже получил то, что хотел, мне было достаточно. Мо­жет быть, я ослаб после депрессии, может быть, на ме­ня так повлиял долгожданный оргазм, отговорок у меня было много, не было одного — желания идти с ней куда-либо, чтобы оказать ей услугу, о которой она меня так просит. На мое счастье, Ваня кивнул мне и взглядом пригласил за столик. Я был спасен.
—Девочки,— обратился я к обеим,— мы с Ваней должны провести важные переговоры с руководством компании. Я сейчас присоединюсь к ним. Не думаю, что эти переговоры пройдут быстро, так что вы можете про­должать тусоваться тут, выпивать, но мы с Ваней вы­нужденно с вами расстаемся.— Синхронистки перегля­нулись.— Все, мои хорошие кошечки, пока. Надеюсь, скоро увидимся.— Я погладил их обеих по спинкам и тут же отчалил. Думаю, девушки обидеться не успели.
—Знакомьтесь, это мой друг Роман,— представил ме­ня Ваня сразу, как только я подошел к столику.— Ром, это Михаил, директор по маркетингу нашей компании. Сер­гей, занимается подбором рекламы. Ты видел, перед пока­зом кино идет реклама?
-Да.
—Так вот, это все он туда пихает. Хе-хе... Влад — ме­неджер по спецпроектам, Олег — исполнительный продю­сер. Вот наша компания.
—Здорово,— с улыбкой резюмировал я.

Компания была не очень веселая, но полезная. Для меня это был шанс зацепиться. Надо было общаться. Мужики хвастались своими тачками: у кого дороже, сколько лошадиных сил, чья быстрее, говорили про уличные гонки, про турбонадувы, распределенные впрыски, про галоген, коробки передач. Чем больше они спорили о машинах, тем больше я понимал, что ни хре­на в этом не понимаю. Я судорожно перебирал в голове забавные истории, связанные с автомобилями, которые могли бы привлечь ко мне внимание, но ничего не выхо­дило, мозг как назло отказывался работать. Всплывали какие-то тупые истории про проект, про то, кто с кем пе­респал за периметром, про съемки, голосования, скан­далы, все это было не в кассу, да и телепередачу «Д2» тут навряд ли кто-то видел. Я чувствовал себя глупо, си­дел и пыжился, пытаясь хоть как-то поддержать разго­вор. Все мои попытки выходили незамеченными. Тем временем спор все более распалял мужиков.
—Давай,— кричал Миша.— Прямо сейчас выйдем и стартанем?! Слабо тебе?
—Да ни х...я! — орал в ответ Сергей.
—Тогда поднимай свою жопу и неси ее на улицу. А то чешет он мне, что «Audi» сделает мой «Bentley Continen­tal»! Придурок! У моего «Bentley» пятьсот лошадей под капотом! Пятьсот! Это не твои вшивые триста! У тебя даже нет шансов, выскочка.
—Сейчас посмотрим, как ты на своем корыте попы­таешься тронуться!
—Корыто у тебя, лошара! Давай круг по Бульварно­му? А?
—Давай!
—Вот и забились. Если ментам попадешь, ждать не буду.
—Договорились.
—Все, ребята, выходим,— скомандовал Миша. 244
Все сидевшие, за столиком засобирались. Ваня под­мигнул, мы взяли пальто и тоже вышли за хмельной компанией. Миша сел в свой красный «Bentley», туда же сели Олег и Влад, мы сели в Сережин «Audi». Мне досталось место впереди.
—Эй, толстый! Я тебя оторву! — продолжал зади­раться Сережа.
—Хочешь, чтобы я тебя по асфальту размазал? — очаровательно улыбнувшись, парировал Миша.
—Попробуй, а то я буду думать, что на твоей тачке можно только телок катать!
—Ну ты сам напросился! — Миша поднял стекло и покатился вперед к старту.
—Посмотрим,— кричал вслед Сережа.— Не ссыте, пацаны,— это уже нам,— у меня, хоть и лошадок мень­ше, зато машинка резвее. Его ^Continental* тяжелый, как трактор, а у меня мощный и легкий. Так что со стар­та мы его обойдем точно, а там уж как повезет.

—А менты? — участливо поинтересовался Ваня.
—Насрать. Откупимся.
Обе машины выехали на Театральный проезд, встали перед светофором у гостиницы «Метрополь». Я опустил стекло, напротив нас стоял гаишник. Он приподнял фу­ражку, почесал взопрелый лоб, внимательно посмотрел на красный «Bentley».
— Не переживай, заднюю уже никто не включит,— заметив мое волнение, сказал Сережа.— Сейчас дого­воримся.
Миша опустил тонированное стекло, сказал пару слов гаишнику и протянул тысячную купюру. Сотруд­ник ГИБДД взял и тут же отвернулся в сторону. По зеле­ному сигналу обе машины, взвизгнув покрышками, рва­нули вперед. Гаишник по-прежнему смотрел на Кремль.
Серега резко дергал рычаг коробки передач и жал на акселератор. Турбированный двигатель и прямоточная

выхлопная раскатисто ревели, их прерывала только ко­робка. На дорогах вялые вечерние машинки тянулись от светофора к светофору, Сергей дергал руль из стороны в сторону, нарушая размеренное движение потока. Он резво перестраивался из полосы в полосу, точно втиски­вая свой «Аб» в узкие карманы между машинами. Не мо­гу сказать, что подобная езда доставляет удовольствие: нас то вжимало в кресла, то тянуло к лобовому стеклу, кидало из стороны в сторону, но подобный стиль вожде­ния давал свои плоды, мы первыми выскочили на Китай­городский проезд, пролетели на красный и вывернули на широкую Москворецкую набережную. Миша дого­нял, раскатистый звук его мощного двигателя слышался где-то сзади, а потом на прямой легко поравнялся с на­ми. Он опустил стекло, Серега продолжал усердно пере­ключать и скорости, вжимая педаль в пол.
— Лоша-а-ара-а-а! — прокричал Миша и рванул впе­ред так, будто мы стояли на месте. Серега был разда­влен, но продолжал бороться. Машина бешено ревела и рвалась вперед, но красные стопы Мишиного «Bentley» Bcev больше растворялись в потоке, плывущем по Кре­млевской набережной. Сергей не сдавался, я не знаю, на что он надеялся, может быть, на то, что Миша не так резво маневрирует между машинами, в то время как Се­рега прыгал из полосы в полосу, выбирая самые отчаян­ные маршруты. Мне было немного страшно, я чувство­вал, что наш пилот хоть и дрочит рукоять коробки передач быстрее, чем я член, но он все-таки не Айртон Сенна. Сережа продолжал насиловать двигатель и мель­тешить между машинами, пару раз он чуть не въехал в зад джипу. Мне уже было насрать, кто одержит победу в этой безумной гонке, я хотел лишь одного: выйти из машины и как следует проблеваться.
Мы догоняли Мишу. Он резко затормозил, пере­страиваясь в потоке, и пропустил нас вперед. Мы не­елись в крайней левой полосе. До финиша оставался сложный поворот, светофор, Боровицкая площадь и ко­роткий участок Моховой. Надежда на победу маячила перед истерично дергавшим руль Серегой. Из крайней левой полосы на бешеной скорости, под клаксоны всех автомобилистов мы свернули направо и нырнули под светофор. На коротком участке до Боровицкой площади не было ни одной машины, Миша застрял где-то сзади. Сережа вдавил педаль в пол, нас вжало в сиденья, мы быстро набирали скорость. Пред нами плыл поток ма­шин с Каменного моста на Боровицкую. Вдруг у нас что-то крякнуло, автомобиль резко дернуло вправо, потом влево, а потом мир замер. Автомобиль потерял управле­ние, и нас с огромной скоростью несло на проезжую часть, где лавина машин сходила с Каменного моста, вы­руливая на Моховую. Я лишь слышал скрип тормозов.
— Бля-а-а! — вырвалось у Сережи.
Я молчал и судорожно соображал, успеем мы затор­мозить или не успеем, успеем — не успеем, успеем — не успеем. Расстояние между нами и автомобильным по­током продолжало быстро сокращаться. Успеем — не успеем, успеем — не успеем... До ближайшей машины оставались метры... Успеем — не успеем, успеем —не успеем... На заднем сиденье вырвалось Ванино:
— П...дец!
Я вижу, как мы влетаем на бешеной скорости в по­ток. Сильный лобовой удар, и первая попавшаяся нам машина уже отлетает к противоположной стороне доро­ги, цепляя на своем пути другие автомобили. Я чув­ствую, как мое тело теряет вес, натягивается ремень бе­зопасности, мгновение, и в нос с огромной силой бьет подушка безопасности. Подушка такая большая, что я уже ничего не вижу. Еще один толчок — и нас с силой опускает на землю, мощный удар в левый бок, нас кида­ет вправо, удар в зад, и я еще раз бьюсь носом в подуш­ку. Момент, тишина, все позади. Звуки клаксонов, мат, дым, воняет горелым. Дым настолько едкий, что я не мо­гу вдохнуть.

—Сука! Блядь! — лупит руками по подушке безопас­ности Серега.— Твою мать!
—Ну ты, бля-а-а, даешь. Хе-хе,— прозвучало сзади.— Я об твое сиденье нос разбил!
—Выходи, на х...й, из машины! Ты мне сейчас своей кровью весь салон зальешь!
Я молча спускал подушку безопасности.
— Хех,— послышался довольный Ванин голос.— А че, мне понравилось! Все клево, весело с вами, ребята.
Я открыл дверь и вышел на дорогу. Свет фар сотен ав­томобилей ударил мне в глаза. Я заслонился рукой и смотрел на то, как на меня медленно двигалась лавина из святящихся огней. За нами уже выстроилась огром­ная пробка.
— Эй, ты, Шумахер,— держась за нос, говорил Ваня.— Иди знак аварийной остановки выставляй!
—Сейчас, иду, не видишь, у меня ремень заклинило.
—Все целы? — спросил я.
—Вроде да.
—А в других машинах?
—Еще не знаю.
— Хорошо, что мы были пристегнуты,— буркнул я себе под нос.
Я смотрел на то, что натворили. Машина, в которую мы на огромной скорости врезались, отлетела к проти­воположной стороне дороги. Мы ей сильно помяли весь бок. Вот в ней могут быть жертвы. На своем пути она за­цепила еще двух, но несильно, так, поцарапала. Еще од­на машина въехала нам в зад. Я посмотрел на водителя и на его машину. Слегка помят бампер, водитель сидит перепуганный за рулем. Легко отделался. Машины, раз­бросанные по дороге, почти парализовали движение. Ко мне вернулась способность слышать, и с ней в уши во­рвались недовольные выкрики водителей, сигналы. Вдруг очень громкий сигнал раздался где-то совсем ря­дом. От неожиданности я вздрогнул. Это был Миша. Я зажмурился. Свет фар резал глаза. Огромный Миша вышел из своей машины и подошел ко мне:
— Что у вас случилось?
— Серега не справился с управлением и на огромной скорости влетел в поток машин.
—П...дец,— тихо резюмировал Миша.
—Давай вызывай ГИБДД и страховщиков.
— Уже вызываю,— поникшим голосом ответил Се­режа, нажимая на клавиши своего мобильного.
Но первыми приехали репортеры. Журналист носил­ся между всеми машинами-участницами ДТП в надежде составить картинку происходящего. За ним, не отставая ни на шаг, бегал оператор с огромной камерой на плече и снимал все вокруг.
— Серега, ты теперь звезда,— бубнил Миша.— Сей­час и к тебе придут с вопросами. Придумай версию про­исходящего. Смотри не ляпни, что ты со своим другом выпил и решил устроить уличную гонку. Иди отвечай.
— А что сказать?! — перепугано спрашивал Сережа. -— Скажи что-нибудь типа пробил колесо, не спра­вился с управлением и влетел в поток.
—Так колесо же целое!
—Ну так пробей его! Что ты тормозишь?!
Журналист и его оператор уже двигались к нам. По­падать в передачу «Дорожный патруль» я не очень хо­тел.
— Все, Романыч, пошли отсюда,— сказал Ваня, дер­жась за разбитый нос.— Ребята повые.-.ывались, мы на это посмотрели. Торчать нам с ними больше не х...й. Мы пацаны занятые.
— А попрощаться?

— Потом по телефону попрощаешься. Не переживай за них, они при бабках, сами все сделают. Пошли. Мы, не оборачиваясь, двинулись в сторону Каменно­го моста. Я оглянулся. Сережа, вырезанный из темноты светом камеры, уже давал интервью. Рядом, со стороны оператора, чтобы не попадать в кадр, стоял Миша и ки­вал головой, одобряя его речь. Ваня шел приплясывая.
— Ты что такой довольный?
— А вот что: Опля! — Он достал из внутреннего кар­мана пуховика литровую текилу.
—Откуда у тебя?
—Я на презентации сп...дил. Хе-хе-хе-хе.
—Как?
— Очень просто. Подошел к бармену, пообщался, сказал, что его срочно к себе вызывает менеджер Мари­на. Ну эта та п...дося, которая нас на входе встречала.
—Я помню.
—Его как ветром сдуло. Хе-хе. А я в это время трям-трям!
—Лайм есть?

—Ну конечно, Ромусик! — Ваня достал из кармана два зеленых фрукта.— Ножа, к сожалению, нет, при­дется грызть. Давай останавливаться не будем. Дойдем хотя бы до середины моста и вот тогда посмотрим на все это великолепие со стороны.
—Давай за подаренную Господом счастливую и опасную жизнь,— Ваня одним лаконичным движением задрал бутылку вверх дном и из горлышка сделал три мощных глотка, со смачным звуком оторвал бутылку ото рта и откусил лайм.— О-о-о-о-о! Как хорошо эту ме­ксиканскую заразу пить!
Я последовал его примеру. Задрал бутылку, едкая смесь потекла мне в горло. Первый глоток был самым страшным, организм пытался сопротивляться рвотным рефлексом, но я его заставил сделать еще пару глотков, а потом еще один. Ваня забрал бутылку.
— Э-э-э, хорош. Борщнешь.
Я почему-то вспомнил Олю. Как она своими милыми глазами мягко смотрела на меня и улыбалась! Я вспом­нил, как мы гуляли и хулиганили в Венеции, как она рассказывала мне, что хочет состариться со мной и жить в маленьком домике среди цветов. Мне казалось, что звонила вовсе не она и не она сказала мне то дерь­мо, которое я сейчас глушу алкоголем. Я вспомнил все наши самые трепетные моменты, которые так любят вставлять в видеонарезки. Я, наверно, люблю ее.
—Ромарио, Ромарио, опля! — Ваня мгновенно раз­вернул меня от проезжей части к Москва-реке, мой жи­вот резко поджался к позвоночнику, и длинная струя пробившись через ограждения, полетела в воду.
—Какая красота! Ха-ха-ха-ха! — держась за живот, во все горло смеялся Ваня.
—Что ты ржешь, сука! — вытирая остатки блевоти­ны с лица, говорил я, держась за ограждение.— Может быть, мне взгрустнулось?! — Мой спич прервал очеред­ной толчок, и я снова послал жирную струю в Москва-реку.
—Снова ты со своей Бузовой?! Какие ты устроил ей пышные проводы! Ха-ха-ха-ха! Поздравляю, ты ее вы­блевал!
— Придурок!
-■I- Ты радуйся, что десять минут назад был пристег­нут ремнем, у тебя была подушка безопасности и не хо­дишь с вот таким опухшим е...алом, как у меня.
Я с трудом оторвал взгляд от Москва-реки и перевел его на Ваню.
—Ого! Ха-ха-ха, а рожа-то у тебя синенькая.— Си­няки от носа уже начали растекаться под глаза.— Вань, но ты красавчик! Бесспорно!
—Спасибо.— Иван снова закинул бутылку, сделал мощный глоток текилы и откусил лайм.
—У тебя есть платочек? — по-прежнему разгляды­вая воду в реке, спросил я.
—Платочек? Хе-хе. У тебя же был.
Я пошарил в кармане и действительно нашел, вытер им лицо и бросил на мосту.
—А откуда ты знаешь, что у меня был платочек?
—Ты им член в кинотеатре вытирал. Ха-ха-ха!
—Фу... что ты мне раньше не сказал?
—Не успел.
—Ну спасибо тебе.
—Хе-хе... Пожалуйста.
Я выпрямился, и мой взгляд уперся в храм Христа Спасителя. Он был такой мощный, белый, складный, с золотыми куполами. Я, замерев, смотрел на него. Нео­жиданное и сильное желание покаяния возникло в моей душе. Я троекратно перекрестился и мысленно попро­сил у Господа прощения.
—Ром, смотри, снег пошел,— очень тихо и спокойно сказал Ваня.
—Правда.
Мы подняли головы вверх. Снег шел густо, появля­ясь из пустоты. Я стоял, смотрел и думал над тем, как каждая снежинка, проделав огромный путь, ложится мне на лицо и тает, а если открыть глаза и смотреть в то место, откуда они летят, может показаться, что ле­тишь в космосе мимо звезд с огромной скоростью. Мир снова замер: не было ни машин, ни людей, ни Вани...
—Ром, хорош, побежали в клуб! Нас там уже зажда­лись.
—Побежали.
Мы рванули с места и понеслись под скат Каменного моста навстречу клубному наркотическому счастью и обезумевшим телкам.
________________
(Спасибо, Чукча)

0

60

4 декабря

Новое ЗНАКОМСТВО

Я проснулся, но глаза открывать не хотел, подмял под себя подушку, натянул одеяло и укутался. Теплая кровать не желала меня отпускать, да я и не сопротивлялся. Одеяло было таким легким, теплым и приятным, а подушка такая мягкая и большая, что ни одно событие в мире не могло заставить меня их покинуть. Я зарылся еще глубже, оставив на поверхности только нос, втянул ноздрями прохладный воздух и почувствовал, что постельное белье пахло свежесрезанными садовыми розами.
Запах меня насторожил — дома белье не пахнет! Я раскидал ноги в стороны — кровать значительно шире. Глаза по-прежнему не открывал. Нет, все это ерунда, мне это наверняка снится, сейчас укутаюсь посильнее и засну. Перевернулся на бок, потом на другой, лег на живот, на спину, уснуть не удавалось, любопытство быстро разгоняло сон.
Глаза решил еще какое-то время не открывать, слишком уж интересна была загадка. Начал ощупывать все вокруг: постельное белье гладкое, хорошо пахнет, видимо, дорогое. Я поднял руки и попытался ощупать спинку кровати — под рукой приятная деревянная прохлада, по фигурным выступам понял, что спинка резная. Дома ни у кого нет такой кровати, значит, я не дома. Вопрос обозначился четко: где я? Левая рука пошла вниз, как раз в то место, где обычно спала Оля. Я чувствовал, что мое волнение нарастает. Если рядом кто-то лежит, то рука упадет ей прямо на голову. Рука опускалась все ниже и ниже, не чувствуя никакого сопротивления, до тех пор, пока не уперлась во что-то твердое,— тумба, подумал я. Значит, этот кто-то справа^ Я занес правую руку и начал медленно ее опускать. Рука опускалась до тех пор, пока целиком не легла на кровать. Я облегченно вздохнул, в голове пронеслось: один в огромной кровати, слава богу.
Надо вспомнить, что было вчера. Может быть, что-нибудь прояснится. Помню, как блевал на Каменном мосту, помню снег, помню, как мы по правительственной полосе бежали вместе с Ваней до кинотеатра «Ударник», помню, там увидели какого-то пидора в белой шубе, с членом на груди. Познакомились, стебали его, я зачем-то взял его телефон. Зашли в «Рай»; как именно это сделали, не помню. Помню, очень много было народу, у нас был хороший столик, тысяч за пять евро, мы сидели и снова пили текилу. Я курил чью-то сигару, танцевал с Go-Go. Помню, телки липли с расспросами, одна тащила в туалет потрахаться. Я сопротивлялся, а может, и нет... Не помню. Помню, кто-то предлагал кокс, я не купил... не было денег. Потом, помню, стоял, подпирая колонны в клубе, и боялся, что усну. Видимо, уснул. А вот как тут оказался, не помню хоть убей.
Открыл глаза. Приподнялся на руках и посмотрел вокруг. Я лежал на роскошной резной кровати. В светлой просторной комнате было не много мебели, и вся она была деревянная. Два окна, на них пастельных тонов шторы, высокий шкаф, зеркало, тумбочки, два стула. Потолки и дверные арки, декорированные лепниной. Пахло мокрым гипсом, наверное, ремонт сделали недавно.
Из спальни две двери. Одна, по всей вероятности, в ванную, вторая в гостиную. Та, что вела в ванную, была приоткрыта. Я сильно хотел пить и освежить рот. Приподнял одеяло, трусы были на месте, откинув одеяло, я шмыгнул в приоткрытую дверь. Это была ванная. Вдоль стены длинная гранитная столешница с раковиной, уставленная косметическими средствами, названия которых никогда не рекламировали. Над столешницей длинное прямоугольное зеркало врезанное в стену, отделанную лакированной доской цвета венге. Джакузи, унитаз, биде, всевозможные полочки для полотенец, вешалки — все было позолоченное. У раковины лежал халат, на нем полотенце и зубная щетка. По всей вероятности, вещи были приготовлены для меня. Было очень интересно, кто же так обо мне заботится. Я разделся, принял контрастный душ, закутался в халат, почистил зубы и был в общем-то доволен утром. Осталось самое малое: знакомство.
Я вернулся в спальню, заправил кровать, приоткрыл дверь и, бодрясь, вышел в гостиную. Первое, что бросилось в глаза,— интерьер. Удивительное сочетание грубых кирпичных стен, кожаной мебели с золочеными подлокотниками, камин. Роскошные, дышащие уютом кресла стояли напротив огромной плоской плазменной панели. Ничего так, приятно. Я увидел, как чья-то тоненькая фигура вышла из-за угла и нырнула обратно.
— Ты уже проснулся? — сказал откуда-то мягкий молодой голос.
— Привет.— Я сказал первое, что пришло в голову, и продолжал стоять, как истукан, ища глазами человека, которому принадлежал голос, но не находил. В углу, на плите стояли дымящиеся кастрюльки, в прозрачной тарелке — начищенные овощи. Вдруг из соседней комнаты, в которую вход, оказывается, был справа от меня, вышел молодой человек.
— Привет, Ром.— Он вышел и, улыбаясь, протянул мне руку.
— Привет.— Я ошалело посмотрел на парня. Он был похож на уменьшенную копию Димы Билана: та же прическа, те же ровненькие белые зубы, взгляд и увлажненные губы — все было похоже, только вот рост... Билан значительно выше и крупнее, а этот какой-то тоненький, хлипкий, но очень радушный. Я как обычно крепко сжал руку, та под моими усилиями смялась, как набита ватой плюшевая лапка медвежонка.— Ой, извини, и
— Ничего-ничего, я привык. Все вы, мужики, так грубо мнете сначала.— Он махнул рукой в мою сторону и пошел к плите. Я стоял как вкопанный, не веря тому, что вижу. Передо мной был парень! Я так надеялся, что на его месте будет расхаживать какая-нибудь милая телочка с пухлым обиженным ротиком, выразительными глазками и в коротком халатике, но, видимо, жизнь внесла свои коррективы. Вместо телочки в велюровой кофте с золотыми узорами на спине, в штанишках, подкрученных до колен, босиком, по кухне шлепал лощеный юноша! Меня залило краской. Он среднего роста, чуть выше меня, хотя почти все, кого я вижу, выше меня, хорошо сложенный. Когда я жил в Таганроге, таких там называли сладкими.
— Ты чего там стоишь? Проходи.— Парень говорил приятным мягким голосом.— Ты был вчера такой пьяный. Я тебя еле-еле дотащил до кровати.— Я с каменным лицом сел за стол.— Сейчас, потерпи еще немного, голова небось раскалывается...
— Да нет, все нормально...— Так и хотелось ляпнуть какую-нибудь грубость.
— Осталось совсем немного, я готовлю рыбный суп. Тебе будет очень полезно с утра. Выпей пока вот это.— Он подал мне кружку с желтоватым содержимым.
— Что это?
— Это сок квашеной капусты. Человечество еще ничего не придумало лучше с утра после пьянки, кроме таблеток, конечно. Или, может, ты предпочитаешь...
— Нет-нет, сок нормально.— Я взял, выпил залпом. Мне стало немного лучше. Его забота продолжала раздражать меня, подозрения относительно ночи толькс усиливались.

— Суп почти готов.— Он аккуратно переложил с разделочной доски в кастрюльку нарезанную зелень, накрыл крышкой и выключил плиту.— Сейчас, потерпи еще пару минут, настоится, я налью тебе бульон.
— Слушай, хотел спросить... А как тебя зовут, кстати?
— Меня? Извини, я совсем забыл — Игорь.
— Игорь, может быть, мой вопрос будет не совсем тактичным, но я должен его задать... ты гей?
Игорь от прямолинейности впал в ступор, замер на секунду, казалось, он сейчас стукнет разделочной доской по моей и без того раскалывающейся голове.
— Ты что, ничего не помнишь? — обиженно сказал он, надул губки бантиком и сложил руки одна на другую.
Я провалился в кресло еще глубже, чем сидел. Кровь оттекала от лица и заливала мои уши, они становились пунцовыми и тяжелыми, меж тем лицо катастрофически бледнело. Анус сжался до невероятных размеров. Руки непроизвольно потянулись к голове, я на выдохе произнес:
— Бля...
— Мы же с тобой обо всем вчера поговорили...— моргая своими глазками с закрученными ресницами, мягко и обиженно сказал Игорь.
Мир снова замер. Я почему-то не думал о морали, стыде, угрызении совести. Мой мозг просто слайдами показал мне занимательный видеоролик о том, как этот товарищ меня, пьяного, щелкая по ягодицам, жестко жарит в задницу. В анусе засвербело, я даже захотел потрогать его пальцами, но вовремя остановился.
— Вот это у тебя реакция! Ха-ха-ха! Просто потрясающе! Ты так искренне переживаешь! Да ничего не было! Не переживай, ты по-прежнему натурал.
— Правда?
— Ну конечно. А что ты подумал?
— Ну я, что мы, то есть ты это... иу мы...
— Что я тебя притащил и мы занимались сексом?
-Да.
— Как мило. Нет, ничего не было,— сказал Игорь, глядя мне в глаза, и добавил:— К сожалению. Ты был такой пьяный, что мог доставить удовольствие только некрофилу. Суп готов. Сейчас я тебя буду отпаивать.— Он достал из шкафа тарелки, налил бульон, поставил на стол. У меня как камень с души упал.
— Пахнет аппетитно.
— Очень приятный супчик, полезный, вкусный и готовится легко.
— Слушай, точно ничего не было?
— Да точно, точно! Я предпочитаю не обманывать людей. Да и что скрывать?
— Если честно, я не люблю геев, но ты не вызываешь во мне никакой агрессии.
— Ну еще бы, я же хитрый мальчик. В душ тебя направил, супа наварил, подлечил немного. К тому же правду сказал, что гей. Тебе нечего бояться.
— Успокоил, спасибо. А можешь про вчера рассказать?
— Ты правда ничего не помнишь?
— Правда.
— Я, конечно, всего не расскажу, не следил, но кое-что могу.— Он аккуратно зачерпнул ложкой суп и беззвучно проглотил.— Ты сидел с какими-то мужиками, активно пил, пытался курить, по тебе было видно, что делаешь ты это впервые. Вывалился на танцпол и пытался изобразить танец. Потом твоя компания куда-то резко исчезла, ты их пытался найти, бродил по клубу. Я упустил тебя из виду где-то на полчаса. Когда снова приметил, ты уже подпирал столб и был, откровенно говоря, мясом. Ты был очень смешной. А народ у нас знаешь какой, человеку плохо, а они, как мухи, слетелись и давай на телефоны щелкать. Мне стало тебя очень жаль, популярный человек, ну перебрал немного, с кем не бывает, а помочь никто не хотел, все были озабоченынаполнением своих мобильников. Пока тебя в таком состоянии не заметила охрана и не выкинула с позором из клуба, я подошел, разогнал всех и вывел тебя на свежий воздух. Где живешь, ты мне сказать не смог, язык у тебя не ворочался вообще. Ничего не оставалось, как притащить тебя сюда.
— Игорь, у тебя роскошная квартира...
— Спасибо. Мне ее снимает мой друг.
— Странно, почему мне мой друг не снимет такую роскошную квартиру? — Я сверлил ехидным взглядом в нем дыры, чувствуя, что он смущается.
— Хорошо. Мне ее купил мой любовник.
— Так ты, получается, гей! — Последнее слово я произнес особенно громко.
— Я не гей! Я бисексуал.— Игорь заметно стушевался.
— Каждый гомосек, который не хочет, чтобы его считали геем, называет себя бисексуалом.
— Наверное, ты прав.
Мне почему-то было очень легко с ним общаться. Такое редко бывает, но встречаются на моем пути люди, которые вызывают во мне неподдельное желание дружить. Не потому что они влиятельны или богаты, нет, просто я хорошо чувствую человека и знаю, что он меня не обидит, а значит, я могу ему доверять. С Игорем было точно так же. Я хотел ему доверять.
— Я все любуюсь твоей квартирой.
— А! Она мне тоже очень нравится. Квартира в центре Москвы, сто двадцать квадратов, роскошный ремонт. Желать, как видишь, больше нечего.
— А где именно мы?
— Ой, прости, совсем забыл. Ты даже не знаешь, где находишься?
-Да.
— Так прикольно! У меня такого никогда не было. Это Большая Дорогомиловская улица. Дом десять. Тут

до Киевского вокзала три минуты пешком, до Кутузовского тоже, метро, если надо, в минуте.
— Дорого за квартиру платишь?
— Я?

— Прости, забыл. Голова до сих пор немного болит, да и состояние у меня, как будто вчера бухал.
— Хм. Он мне купил ее год назад. Дал кругленькую сумму на ремонт. Я сделал ремонт, точнее не я, а рабочие, конечно, я просто сам придумал дизайн. Да, совсем забыл сказать, я дизайнер интерьеров.
— То-то я смотрю, что тут у тебя как-то уж очень хорошо.
— Спасибо. Я закончил ремонт буквально месяц назад. Обставил и вот первую неделю живу ничего не делая. Ты мой первый гость! — скрестив руки, с улыбочкой сказал Игорь.
— Слушай, так интересно, а твой любовник?..
— Его зовут Дима. У него тут рядом офис, он специально купил мне квартиру неподалеку, чтобы мог после работы заезжать. Он очень влиятельный и состоятельный мужчина. У него есть красавица жена, ребенок. Свой роскошный особняк за городом... у него много всего в Москве.
— А...
— А зачем я, если есть жена и ребенок?
— Хм. Да, именно это я хотел спросить.
— Он относится к той категории людей, которые перепробовали в жизни все. Он слишком богат, чтобы в чем-то себе отказывать. Трахать этих губастых блондинок с силиконовыми имплантатами, которые все как одна называют себя светскими львицами, ему опротивело, жена для него как работа. Он даже одно время ездил в провинцию, прикидывался лошарой и за бутылку пива драл телок за ларьком. Вот так он развлекался. Он много подобных историй мне рассказывал. Даже трансвеститов пробовал.
— Ну и как? Понравилось?
— Что именно?
— Трансы...
— Думаю, что нет.
— Ас тобой он как познакомился?
— В Интернете.
— В Интернете?
— Да. А что ты так удивляешься? Там на сайтах знакомств можно найти кого угодно.
— Мне казалось, что на этих сайтах только отморозки сидят.
— Это давно было. Сейчас там сидят все кому не лень, в том числе и состоятельные мужики. А как ты думаешь, они себе любовниц ищут? В кафе бизнесмены не сидят, в ресторанах не знакомятся, потому что телки так и норовят к кошельку присосаться, на улице почти не бывают: утром из дома в офис на машине, вечером обратно. Что остается? Интернет. А в Интернете все очень просто: зарегистрировал анкету и сиди выбирай, когда есть свободная минутка, заглянул, посмотрел на телочек, кто понравился, написал. Все тихо, аккуратно. И к тому же они под никами сидят, полная конфиденциальность. Очень удобно. Так вот и мы встретились. Он мне написал, я что-то ответил, как всегда, честно, ему это понравилось. Мы встретились. И все, с тех пор видимся почти каждый день. Он заканчивает свои дела в офисе, заходит ко мне, мы проводим какое-то время. Можем в ресторан съездить, он очень любит театр, кино, любит в тихой приятной атмосфере выпить вина, а потом едет домой к жене, а я домой снова его ждать.
— Вот они, тяжелые гомосекские будни! Хм.
— Знал бы я, что ты такой гад, воспользовался бы твоим бессознательным состоянием.
— Ну хорошо, все.
— Ты сам начал.
Игорь обиделся. Он надувал губки, отворачивался, моргал. Меня это очень забавляло.
— Не включай Бузову.
— Ты хочешь меня еще больше обидеть?
— Ладно, больше не буду.— Мне не хотелось портить ему настроение. Он мне нравился.— Скажи, и что, вот так происходит постоянно? Он вечером заходит, вы проводите какое-то время, и едет домой?
— Ну почему же? Мы иногда ездим отдыхать. Чаще в те страны, где не так много русских и на нас не будут оглядываться. Во всех общественных местах мы разговариваем только по-английски. Так меньше вопросов. Иногда, если он не может, я еду отдыхать один. Я очень люблю море, люблю загорать, обожаю белый коралловый песок, мне так это все нравится. Я вот недавно отдыхал на Мальдивах.
— Одному не скучно?
— Ну почему сразу одному? Я беру с собой какую-нибудь подружку и лечу.
— Подружку, ты имеешь в виду парня?
— Нет, конечно, подружку — это значит подружку -~ девочку. Какая московская девочка откажется отдыхать на халяву?
— Никакая.
— Вот именно.
— А что, твой Дима и ей перелет оплачивает?
— Конечно. Я просто очень хорошо прошу.— Игорь сверкнул своей белозубой красивой улыбкой.
— Понятно.
— Вот у вас на проекте есть мальчик Рустам.
— Тебе нравится Рустам? Ты смотришь проект?
— Ну конечно, кто его не смотрит? Так вот, этот Рустам тоже гей, я это прекрасно знаю, я знаю даже, с кем он встречается, но не в этом дело. Все из вас тоже знают, кто он, более того, даже зритель, от которого Рустам так старательно маскируется, тоже об этом знает. Но почему-то он пытается всех обмануть и регулярно связывается с девушками, доказывая свою мнимую натуральность. Зрителя и вас, героев, это начинает раздражать, потому что каждый чувствует себя обманутым. А дураком не нравится быть никому, даже дураку. Вот поэтому его многие не любят. Хотя парень он неплохой.
— Рустам?
— Ну конечно. По крайней мере человек он честный, придя на проект, сказал: я подонок — и ведет себя именно так, как сказал. Он, без сомнения, умен, умеет говорить красиво, умеет находить слабые стороны человека и ими пользоваться, извиниться даже может, на что не каждый у вас там способен. Как персонаж он очень хорош, такой фактурный, выразительный гад. Такого поискать надо! Если уйдет, продюсерам его некем будет заменить.
— Я его, если честно, терпеть не могу. Вот скажи мне, как нормальный гей может бить девушек?
— Это нонсенс, конечно, но эта ненависть у него, можно сказать, врожденная. Он их вообще не переносит хронически: он немного болен, но не опасен и не вызывает во мне такого раздражения, как одна дама.
— Какая?
— Да Бузова твоя любимая!
— Уже не любимая.
— Ну слава богу! А то я уже переживал за тебя, что ты правда на ней женишься.
— А чем Бузова тебе не нравится? — Я доел суп и отодвинул тарелку.
— Ты чай будешь? Извини, что перебиваю.
— Давай.
— А какой будешь?
— Черный.
— У меня много сортов чая. Черные, красные, белые, зеленые, черный с зернами кофе, зеленый с жасмином, желтый чай, оранжевый.
— Я так даже не знаю, какой выбрать.
— Выбери лучше по запаху, так проще всего.
— Давай.
Игорь выставлял на столешницу жестяные банки, открывал их и подавал мне. Я старательно нюхал каждую из них, смотрел на содержимое. Банки отличались формой, цветом, высотой. Выбирать было из чего.
— Я впервые вижу, чтобы кто-то так любил чай.
— Это мама меня приучила. Она большая любительница. Ну так что ты выбрал?
— Очень сложно, когда такой выбор.— На столе стояло пятнадцать банок.— Наверное, вот этот.— Я ткнул пальцем в банку, на которой был изображен китайский иероглиф, запах этого понравился мне более всех.
— Скажи, а какой ты чай обычно предпочитаешь? — с ухмылкой спросил Игорь.
— Я же говорил, черный,— не подозревая подвоха, ответил я.
— Вот, а выбрал смесь из черного и зеленого чая с лепестками и бутонами желтой чайной розы, изюмом, сахарными шариками, кусочками карамели и шоколада. Это самый экстравагантный из всего, что у меня есть, а черный чай, который ты хотел в самом начале,— классика. Выходит, действительно, при многообразии наш выбор куда более неожиданный, чем при ограниченном выборе.
— Это ты к чему? — Я внимательно разглядывал состав чая.
— Это я по поводу Бузовой. Мне кажется, что твой выбор никогда бы не пал на нее в жизни. Я не хочу сказать, что ты ее не любил. Любил, и это было видно, и до сих пор любишь, немного. Тебе не понравится, но мне кажется, что даже Лену ты куда больше любил.
— Наши отношения с Леной длились всего полтора месяца. По этому сроку нельзя говорить ни о любви, ни даже о привязанности.

— Я понимаю. Просто она была куда более выразительной сучкой, чем эта твоя Бузова. Лена, если хочешь, честнее, а Оля, она бесконечно обманывает, во всем, в каждой мелочи. Она клубок противоречий, вранья и трусости! — Игорь распалился не на шутку, он будто ревновал ее ко мне и именно поэтому так возмущался.
— Оля трусовата, это правда.
— А как ей хочется быть гламурной! Она даже сапоги у Яны Земит спи...ила! Позор! Это делает девочка, которая громче всех кричала о воровстве! Вор всегда громче всех кричит: воруют! Как она ни старается быть роскошным, дорогим и благородным пуделем, все равно выходит наряженная болонка. А ее речь? Она хоть и выучила английский, но никогда не научится говорить по-русски. У нее каша божья вместо манны небесной; текстильные отношения вместо тактильных. За ней записывать можно. Я какое-то время ее ляпусы в Интернет выкладывал. Уморительные перлы получались, весь Интернет потешался: «Я об стенку горох»; «Мой дедушка сказал, что не умрет, пока я не рожу ему сына, поэтому я должна родить ему сегодня», «Чувак из жюри (декан в комиссии)», «Ты, че-е-е-е, ваще-е-е-е? Крышу с головы сними!!!», «Ключ открой, я сказала!», «Я не ночевала с ним на дискотеке без трусов!»
— А последний когда был? — Я очень удивился.
— Вчера в серии.
— Я не видел.
— Не переживай, тебе еще расскажут.— Игорь убрал тарелки со стола, достал из холодильника десерты.
— Я смотрю, ты влюблен в свою ненависть.— Я говорил глядя в опустевшую тарелку.
— Да, я терпеть ее не могу,— совершенно спокойно произнес Игорь.
— А ты случаем никого к ней не ревнуешь?
Игорь прокололся, но признаваться в этом не хотел.
— Давай я тебе еще тарелочку супа налью.— Его глаза забегали.
— Рассказывай.
— О-кей. Была одна история.— Игорь присел.— Мой любовник имеет много бизнесов, часть интересов у него в Нижнем Новгороде. Как-то раз его компаньон решил устроить для своих сотрудников корпоративную вечеринку. Ну решили и решили, никого корпоративом нынче не удивить. Когда речь зашла о том, кого из известных приглашать, ребята долго спорили, но сошлись на участниках «Д2», потому что жена моего и его партнера смотрят. Короче, решили устроить женам сюрприз. Из всех героев остановились на вас, то есть на Роме с Олей. Поскольку у меня знакомых в этой сфере много, мне было дано задание найти и привезти. Искал я, честно скажу, недолго: Москва, как известно маленькая. В моей записной книжке был один парень, знакомый с сестрами Шаньгиными, к тому времени они как раз ушли из «Д2». Я, недолго думая, набрал его и попросил дать телефон сестер. Он дал. Девочки, к моему удивлению, оказались очень вежливыми и обаятельными. Мы договорились пообедать. На следующий день в ресторан на Тверской я приехал один, туда же приехали сестры, и, к моему великому удивлению, с ними приехала сама мисс непорочность!
— Собственной персоной?
— Ну конечно, Ольга Бузова. Я очень удивился, подумал, что это она делает с сестрами? Вроде бы дружбы до гроба на проекте не наблюдалось, да и они разные совершенно, сестры грубые, гавкучие, а Оля, как домашний цветок, изнеженная, милая. Чуть позже стало понятно, что их связывает, а пока я наслаждался результатом успешных поисков. Мы побеседовали, я предложил Оле поработать, она охотно согласилась, только уточнила, кто именно ее приглашает. Ей это было почему-то особенно важно. Я, не скрывая, рассказал, что серьезные ребята, банкиры хотят ее вместе с Романом, то есть с тобой, пригласить на празднование юбилея банка. Сказал, сколько готовы заплатить, глаза у Оли загорелись и тут же потухли. Она попыталась сыграть расстройство и сказала, что ты, к сожалению, именно в этот день занят, будто у тебя съемки в клипе у группы «Пропаганда», и ты не можешь, потому что дал согласие.
— А какого числа был праздник?
— 20 октября.
— Вот дрянь! Она ничего мне об этом не говорила!
— Ну, это я еще тогда понял, что она тебя сливает. Я замешкался, потому что мне была дана установка привезти именно пару, а не одного персонажа. Я прямо так ей и сказал: мол, Ольга, извините, мне придется подыскать других участников. Она сделала обиженное лицо, как это часто было по телевизору, а потом очень трогательно смотрела мне в глаза и допытывалась, может ли она поехать одна. Я отказывался. Оля начала рассказывать душераздирающие истории про то, как ей тяжело живется, как мало платят на «Доме», про то, что на ней висит вся ее семья вместе с папой, который ушел к другой женщине. Про то, что ты полный подонок, не даешь ей ни рубля, более того, даже не хочешь с ней видеться. В общем, я чувствовал себя как последний скот, который не хочет помочь бедной девочке.
— Видимо, пришлось согласиться.
— Да. Но самое интересное было на корпоративе. Вела она, хочу подчеркнуть, ужасно! Постоянно запиналась, говорила глупости, но самое отвратительное было то, что она кокетничала со всеми, кто на нее смотрел. Было такое ощущение, что девушка не знала, кому отдаться. Жены начали ревновать своих мужиков, дергали их, как кобелей от текущей сучки, но праздник продолжался. Бузова начала проводить идиотские конкурсы типа, кто выпьет бутылку шампанского из горла. Чтобы не быть голословной, сама показала пример, как это надо делать. Короче, дальше была жесть. Мужики, традиционно пьющие водку, залив сверху шампанского, опьянели до одури. Те, кто были послабее, начали блевать и драться, а у Бузовой в гримерке был аншлаг! Бедные жены! Они в буквальном смысле за уши вытягивали оттуда мужей, сажали в машины и везли домой. Даже я начал ревновать своего Диму. Он хорошо выпил и начал клеиться к ней. Оля была не против, особенно после того, как он представился хозяином вечеринки. Слава богу, я, как организатор мероприятия, был постоянно рядом с Бузовой. Я сказал, что этот парень, который к ней клеится, обычный инженер из цеха, он просто принимал участие в организации мероприятия. Оля тут же его слила.
— А чем все закончилось?
— Настрой у Оли был зацепить кого-то из боссов, и, как я ни пытался отправить ее в гостиничный номер, она не поддавалась. Я летал по клубу, как турбовеник. Всех боссов жены с истериками забирали домой, а мой ни в какую не хотел успокаиваться. Я очень сильно переживал, что он трахнет нашу гостью. Скрывать глупо, эта связь могла отравить все, что я строил три года. Пришлось действовать решительно. Я вступил в контакт с женой Димы!
— Какой ужас! — Я изобразил кошмарное удивление, но раскололся и непроизвольно улыбнулся.
— Да что ты! Жесть! — продолжал Игорь, не обратив внимания на мою иронию.— Я познакомился с ней, оказалась на редкость приятная женщина. Пришлось объяснять ей, что артистка из «Д2» перебрала шампанского и требует мужчину! Жена быстренько сообразила и сказала Диме, что дома сработала сигнализация. Он в две минуты собрался и укатил. Тогда я уже вздохнул спокойно!

— Вот п...да, а мне она даже не заикнулась о поездке. Наверное, сказала, как всегда: «Котешенька, я в Петербург, учиться»,— а сама в Нижний Новгород, женихов искать.
— Сучка!
— Вот так, Игореша, чуть-чуть недоглядел бы ты, и в эту хорошенькую квартирку перетащила свой многострадальный шкаф со всеми пожитками Ольга Бузова.
— Да щас! Я ее последние три волосины не пожалею, выдеру! Наращивать будет не на что!
— Спасибо за понимание.
— Пожалуйста. Вот за это я Бузову и не люблю, врет она бесконечно! В телевизоре такая лапочка, плачет, своего мальчика ждет, по телефону сюсюкает, а в жизни такая, как и все в Москве, только чаще других любит ореол себе рыбьим салом смазать-, чтобы блестел ярче других. Точно так же спит и видит богатенького мужичка, квартирку в центре, машинку «BMW», шубки из соболя с проседью, сумки «Birkin», часики «Chopard». Только всем для того, чтобы это заиметь, надо годик-другой в жопе поковыряться.
— Ну ты не утрируй.
— Я не утрирую. А эта дамочка питерская хочет на своем подбитом ослике в стойло для породистых всунуться. Боня — понятно, та в глаза смотрит и уже знает, в каком кармане и сколько у тебя денег лежит, умная, зараза, но ей можно. На Водонаеву счастье в виде мальчишки хорошего неожиданно свалилось, и Бузова думает: «А чем я хуже?» Вот она тебя и швырнула. Девочка думает, что созрела.
— Да кому она нужна?!
— Ну конечно! Она думает, что все мужики планеты мечтают ею обладать. Дура! Всех нормальных мужиков уже давным-давно разобрали! Там рядом с ними такие церберы с сиськами сидят, охраняют, что думать о них страшно!
— Она совершенно искренне думает, что кого-то найдет.
— Она еще глупее, чем я думал. Давай предположим, что она осуществила свою мечту и нашла богатого мужика. Допустим, что маловероятно, конечно, но все же он ею заинтересовался. И последнее, почти несбыточное: у него никого нет, он не женат, детей тоже нет, он делает ей предложение. Такой идеальный и почти несбыточный вариант. Надо хорошо себе представлять их образ жизни, чтобы делать выводы. Я представляю. Будет так: он круглыми сутками на работе. Большой бизнес требует много времени. Она его почти не будет видеть, год посидит дома одна, два, потерпит, ну конечно покатается на хорошей машинке, шмоток накупит вдоволь, сумочек от «Louise Vuitton» у нее будет тьма, и настоящих, а не тех, за три копейки, которые она сейчас таскает. Во Францию слетает морепродуктов поклевать, на фестиваль в Канны съездит. Пройдет года три, а в ее случае, возможно, год, и ей как молодой и красивой, каковой она себя мнит, покажется, что молодость и красота уходят, а жизни красивой, эмоциональной, любвеобильной как не было, так и нет. Она начнет гламурить, непременно встретит горы воздыхателей, все наперебой, как она любит, будут петь серенады и дарить ей розы с Киевского вокзала. Она будет счастлива, только вот об этом непременно узнает муж. Момент, и она одна, с детьми, в небольшом домике близ Каширского шоссе, в пятидесяти километрах от МКАД. Возможен другой, так сказать, более обкатанный вариант. Она найдет мужичка с хорошим достатком, не Роман Абрамович, конечно, но тоже в порядке. У него, вне всяких сомнений, будет жена, несколько детей от разных браков. Он расскажет ей все, что она захочет услышать: про талант, про красоту, про ноги ее длинные и про то, что целлюлита у нее нет!
— Ну что ты прям так! — вмешался я.
— А что, не так, что ли? Не перебивай! Купит ей машинку, сводит пару раз в дорогие магазинчики, снимет квартирку поближе к офису, будет после работки заглядывать к ней на пару часиков, так сказать, переждать пробки.
— Как у тебя?
— Ну конечно. Я тебе больше скажу, в Москве по такой схеме живут тысячи девчонок.
— И пацанов,— с откровенной шпилькой ввернул я.
— Точно.— Игорь откровенно улыбался. Ему нравилось делиться со мной своим опытом.— Так вот, продолжая развивать мысль. Потом она попросит у него какой-нибудь бизнес: например салон красоты, или захочет стать певицей, киноактрисой, да кем угодно. Он ей сделает такой подарок. Ее песенки заиграют по радио. Попоет она немного, может, клип ей снимут, в кино появится. «Поющие трусы» — так этих девочек называют. Потом она, со своими капризами и истериками, надоест. Ей на прощание сыграют потрясающий спектакль, он со слезами на глазах скажет ей: я так больше не могу, мне тяжело, я разрываюсь между тобой и женой, я называю ее твоим именем, она нашла у меня в телефоне твои фотографии, она хочет развод, я бы развелся с ней ради тебя, но не могу этого допустить, мне дороги наши дети. Девочка все понимает, вот и умница. Ей выдают выходное пособие в виде пятидесяти тысяч рублей, оплачивают квартиру на три месяца вперед, дают путевку в какую-нибудь жаркую страну — и ариведерчи.
— А потом?
— А потом начнется самое интересное. С «телевизором» выспятся все кому не лень, доходы будут все меньше и меньше, а зарабатывать она не умеет. К тому же ее личность сформировалась в условиях шоу. Сколько ей было, когда она пришла?
— Восемнадцать.
— А сейчас?
— Двадцать четыре. Когда она выйдет, не дай ей бог,— конечно, если ее никто из продюсеров не подхватит,— для нее это будет катастрофа!
— Я тебя умоляю, кто ее подхватит? Зачем? Людям уже до тошноты опротивел «Д2»! Он набил в сознании народа такую оскому, что появление ее в совершенно другом образе в телевизоре будет вызывать только рвотный рефлекс. Да не только ее, всех, кто там когда-либо был! Это и тебя касается. Шоу навязало людям простую и очень неприятную ассоциацию — скандал! Даже положительные герои ассоциируются с грязью! Поэтому, как только шоу закончится, люди постараются, как можно быстрее, его забыть. А в России герои забываются гораздо быстрее, чем можно себе представить.
— Оля до самой старости будет мнить себя звездой.
— Скорее до самой старости будет отсасывать продюсерам, чтобы не закрывали «Д2».
— Хм. Прикольно. Думаешь, это действительно так?
— Ром, вот ты странный. Такое ощущение, что я был в шоу-бизнесе, а не ты. Тебе повезло, что ты просидел три года в телевизоре и не отсасывал лишь потому, что сначала за тебя это делала одна девушка, а потом другая. Я думаю, что ваши девочки очень часто выходят за периметр в поисках ответов на вопросы. Им там надают этих самых ответов и возвращают в периметр. Так устроен ваш бизнес. На проекте слишком много обычных девочек, чьи места в любой момент с успехом могут занять другие, вот им и приходится бороться всеми доступными способами с конкуренцией. Я уже не раз слышал истории из уст вылетевших, как они спали со всеми, кто им представлялся продюсером, лишь бы задержаться подольше.
— Я чувствую себя яйцом. Действительно, такое ощущение, что в шоу участвовал ты, а не я.
— Это потому, что, пока хомяки в системе, все молчат, а как выйдут, бояться больше нечего, вот и рассказывают. А тебя как действующего героя бывшие не особо интересуют. Это отработанный материал. Зачем тебе знать?
— Я, попав в периметр, был уверен, что шоу-бизнес не так страшен, как его малюют.
— А куда ты попал, давай разберемся. Ты попал в систему по производству телеконтента. Большие дяди очень умно вкладывали деньги не в тебя конкретно, а в систему «Д2». Они раскручивали не вас, как звезд, а систему. Это очень правильно с точки зрения бизнеса, тебя уже там нет, но шоу продолжается, и поверь мне, если там не будет Бузовой, Меньщикова, Калганова, система по-прежнему будет функционировать, потому что она таким образом устроена. Это завод по производству скандалов, и заметь, лучший на отечественном телевидении. Шоу-бизнес как средство заработка — это кошмар! Когда ты покупаешь землю, квартиру, дом, тут все относительно просто: есть договор купли-продажи, который подтверждает твою собственность, есть чек, который показывает, сколько ты вложил. А теперь допустим, ты вложил в раскрутку артиста несколько десятков миллионов долларов, он стал популярен как Билан! Выиграл кучу конкурсов, тоже, между прочим, не без твоей помощи. В какой-то момент, без особой причины, этот самый артист, в которого ты вложил десятки миллионов, отказывается петь или сниматься в клипе или вообще говорит тебе: ты плохой человек, у тебя злая энергетика, ты меня разрушаешь, я ухожу от тебя. Что ты с ним сделаешь?
— У него же есть договор?
— Не смеши меня. Договор стоит не дороже той ручки, которой он был подписан. Наплевал твой артист на этот договор, на тебя и на твои миллионы и пошел к другому продюсеру. И что ты делаешь? —- В суд.
— Это понятно. Практика показывает, что суд ничего поделать не может. Поэтому ты пускаешь в ход убедительные средства, которыми привыкли апеллировать все пацаны, сколотившие деньги в девяностых: сначала предупредишь, потом отп...дишь, а уж потом стрельнешь. Да мало примеров, что ли! Далеко ходить не надо. Вот ваши братья-близнецы. Вроде пели, плясали, песни писали, в «Олимпийском» выступали, на гастроли ездили, где сейчас?
— В Набережных Челнах, одеждой торгуют.
— А почему?
— Потому что они попытались права на все свои песни передать другой компании.
— Вот видишь! Поэтому шоу-бизнес такой коррумпированный. А ты говоришь, не отсасывают. Отсасывают и еще как, с подкруточкой, причмокивая, глотают до самых яичек, а иногда и вместе с ними, лишь бы одеждой в Набережных Челнах не торговать.
— Наверное, ты прав.
Раздался телефонный звонок. Мобильник звонил в кармане пальто.
— Игорь, я отвечу.
— Конечно-конечно. Звонил Ваня.
— Алло.
— Эй, чувак, ну ты где? Ты жив вообще?
— Я... я в гостях.

— Молодец, напился вчера и исчез! Нехорошо так поступать с друзьями. Я волнуюсь, уже все телефоны оборвал.
— Вань, не чеши мне, небось сам только что проснулся, опомнился и набрал.

— Хе-хе, тебя не проведешь. Ну ты где?
— Говорю же, в гостях.
— Тут Бузова вчера такое отчебучила! Писец! Приходи, перетрем!
— Хорошо. Скоро подойду.
— Ну давай, приходи, а то мы уже волнуемся.
— Ладно-ладно. Ваня повесил трубку.
— Игорь, я, наверное, пойду. Дома уже больше суток не был, соскучился.— Мне было действительно неловко.
— Может, еще побудешь немного? — Он смотрел на меня с мольбой.— Оставайся. Я тебя еще чем-нибудь угощу. Может, выпить хочешь? У меня тут много всего. Смотри!
Игорь открыл бар. Там было действительно всего очень много.
— Не могу, пора идти.
— Ну ладно, иди. Только давай выпьем немного за знакомство, и ты пойдешь.
— Давай.
Он достал бутылку «Абсента».
— Ого!
— Не бойся. Он нормальный. Глючить тебя не будет, просто настроение повысит, и все.
— Ну ладно. Лей.
Игорь налил пару шотов. Мы их быстро опрокинули себе в глотки и запили швепсом.
— Обещай, что заглянешь ко мне еще?
— Ну конечно загляну.
— Я тебе не верю. Ты не вернешься. Я чувствую,— жалобно глядя мне прямо в глаза, говооил он.
— Ну прекрати.— Я говорил и сам не верил.
— Забудь что-нибудь,— попросил Игорь.
— Что забыть?
— Неважно, забудь что-нибудь, за чем обязательно вернешься.

— Давай я забуду одну вещь, а ты ее найдешь. У тебя будет хороший повод позвонить.
— Может, все-таки останешься? Еще чуть-чуть! Тебе все равно дома нечего делать. Друзей увидеть ты еще успеешь. Пожалуйста.
Я быстро накинул пальто, открыл дверь, встал на порог и обернулся на Игоря. В его глазах светилось одиночество. То самое одиночество, которое испытывает каждый человек без любви. Игорь смотрел на меня с мольбой и надеждой. Он был так же одинок, как и я, в этом огромном, многомиллионном городе, в этой роскошной квартире, с богатым любовником, с хорошей машиной и с любимой работой. Наверняка, улетая в самые дорогие места нашей планеты, чтобы насладиться морем и пляжем, он каждый раз с завистью смотрел на проходящие мимо парочки. Сидя в кафе с подружкой и поддерживая пустую беседу, он смотрел на целующихся за соседним столом романтиков, и как-то особенно больно при этом щемило в груди. Он был очень одинок и страдал от того, что в нем нет любви. Он видел ее во мне, даже не саму любовь, а возможность ее возникновения, и именно поэтому не хотел меня отпускать. Я понял это, потому что сам был одинок.
— Нет, Игорь. Я пойду. Спасибо тебе, ты хороший.— Я наступил на порог, ласково посмотрел на него, а потом крепко, будто родного, прижал. Мы стояли на пороге с открытой'дверью, обнявшись и положив головы друг другу на плечи.
— Игорь, я пойду.— Я разжал руки.
— Иди.
— Пока.
— Счастливо.
Я сделал пару шагов по мраморному полу лестничной площадки и тут же исчез за поворотом.
Я вышел на улицу и уловил весьма интересное состояние души. Впервые за многие месяцы душа ликовала. Торжественно светило солнце, играя лучами в облысевших деревьях. Я шел навстречу улыбающимся прохожим, которые обращали на меня внимание, а ветер теребил полы моего пальто и раздувал наспех замотанный шарф. Меня не оставляло удивление, что минуту назад я обнимал мальчика, и это не было так отвратительно, как я раньше себе это представлял. Его чистое желание привязаться ко мне напоминало маленького дворового щенка, который увязался за мной на улице.
Я впервые в этом городе шел куда глаза глядят. Мне было совершенно не важно, куда спешат эти люди, что показали по телевизору в «Д2», кто из бывших появился на обложке журнала и есть ли у меня в кармане деньги на проезд в метро. Я шел, смотрел вокруг, улыбался и был, наверное, немного счастлив и чуточку влюблен.
Денег на проезд действительно не было, я понял это, пошарив в карманах. Да и плевать. На указателе перед Бородинским мостом была табличка: «До Кремля 2 км», значит, до меня приблизительно на триста метров больше. Мне предстоял прекрасный маршрут: Бородинский мост с видом на Ростовскую набережную, Смоленская площадь и МИД, Старый Арбат, Знаменка, Каменный мост и мой «Дом на набережной». Дойду не спеша минут за сорок, может, больше. Москва впервые за полгода была приветлива, я смотрел на ее прелести новыми, полными надежд глазами.
Может, и мне стать гомосеком? Ну что тут такого? У нас вся эстрада гомосексуальная. Кого ни возьми, все гомосеки, жены или любовницы только для отвода глаз. Стану пидарком, подолблюсь немного в какарик, и все, глядишь, жизнь наладится, карьерный рост начнется, стану появляться в модных телешоу, возможно, даже стану ведущим или певцом! В конце концов, какая разница — ты или тебя? Простатита не будет, тоже плюс. А если с телевидением не заладится, буду оформляться на содержание к какому-нибудь олигарху.
Телефон завибрировал в кармане. Это был Игорь.
— Привет!
— Привет.
— Ты забыл перчатки!
— Хм. Действительно?
— Да! Так здорово! Когда придешь забирать?
— Не знаю, наверное, скоро.
— Я буду ждать.
— Игорь... -Да.

— Я хотел сказать тебе, что... ты мне нравишься. Ты очень хороший.
— Спасибо. Я старался. Приходи, пожалуйста. Я буду ждать.
— Ладно. Пока.
— Пока.
Со Смоленской я свернул на Старый Арбат. Маленькие, ухоженные двух-трехэтажные домики старой, купеческой Москвы эхом отражались от величественного сталинского МИДа и с европейским шиком удалялись к центру в сторону Арбатской площади. Я шел, легко вдыхая слегка примороженный воздух, вглядывался в лица людей, рассматривал окна и вывески ресторанов. Мне было спокойно. Потрясающе! Телефон снова завибрировал, сбивая поэтическое настроение. Звонил продюсер. Я остановился, перебрал все возможные мотивы его звонка и не нашел ни единого. Оставалось только взять трубку.
— Николай Алексеевич...
— Роман Вячеславович, привет.
— Здравствуйте.
Германовский был явно чем-то встревожен. Он говорил резко, в командном тоне. Такое с ним бывает крайне редко, в основном в те моменты, когда рейтинги начинают падать.
— Я вот по какому поводу. Пока ты, Роман, сидишь там, торчишь в этой Москве, всех стареньких задавила эта машина под названием Рустам. И все это выглядит так, что старенькие просто сдались. Сдали все! Всю поляну отдали этому чуваку, на х...й.
— Ничего удивительного. Он один из тех персонажей, об которого не хочется мараться. Я только рад...
— Поскольку мы давно вместе работаем, то ты понимаешь, почему мы держим Рустама.
— Ну конечно, понятно.
— То что делается не без его присутствия, хорошо для всех. Этот чувак работает на всех, потому что работает на проект. Но если человек пытается поменять приоритеты, принципы, устои, стандарты, по которым ВЫ привыкли жить, это должно вызывать какие-то эмоции. По крайней мере у меня вызывает. А на поляне, б...дь, сейчас тишь да благодать! Ему ответить даже никто не в состоянии. В чем его сила? В том, что он никогда не упускает возможности зацепиться за что-то. Он всегда находит повод, чтобы что-то сказать, и хорошее, и плохое. Реакция на него зрителей в основном отрицательная, но она есть, и это здорово. Когда старики ничего не могут сказать ему в ответ, не выдают никаких реакций, их просто нет! Ваши позиции начинают таять на глазах, тем более что на проекте появился такой персонаж, как Алессандро, ты, наверное, уже знаешь.
— Знаю. А что это за история с поиском трусов?
— Думаю, в ближайшее время найдутся люди, которые тебе все расскажут. Скажу прямо, более подходящего момента для твоего возвращения я представить не могу. Позиции старичков сильно ослабли, а у Оли в твое отсутствие появился ухажер. Ситуация будет, хм, очень классическая: «Возвращается муж из командировки...»
— Здорово. Я хочу вернуться. Будете смеяться, я даже начал ощущать зависимость от «Д2». Высказывать человеку правду в глаза тяжело только в первый раз, потом начинаешь к этому привыкать, а позже даже чувствовать в этом потребность. Так иногда хочется крепко высказаться, да вот только некому. Я даже иногда жалею, что у меня нет рядом такого чертенка, как Калганов. Знаете, так и тянет иногда поругаться. Честно, и Бузовой очень хочется все высказать, наверное, даже больше, чем Калганову.
— Я знаю. Хоть бы позвонил ей. Она ждет. К тому же надо как-то участвовать в процессе. А то у тебя все дела и дела какие-то. Ты, конечно, этого не скрываешь, что хорошо, но большие дяди меня спрашивают, а что этот там делает? Как у него дела? А мне порой и ответить нечего.
— Николай Алексеевич, после нашего последнего разговора, который состоялся пару месяцев назад, мы с Олей не разговаривали ни разу.
— Странно. Потому что я довольно часто интересуюсь у нее, как у вас дела, и она уверяет, что все в полном порядке. Рассказывает какие-то истории о ваших совместных прогулках, делах. Для тебя это, наверное, не секрет, что передо мной отчитываются все водители, которые возят героев. Так вот, водители, которые возят Олю, почти каждый день говорят, что стоят по несколько часов у твоего дома.
— По поводу водителей и ваших разговоров я ничего не знаю. Я абсолютно честно говорю, что, как только она подписала контракт, Оля нашла повод поругаться и ни разу за это время не попыталась со мной связаться.
— Хм.
— Да, и еще момент.— Я сделал паузу, говорить было как-то стыдно, но я решился:— Перед моим возвращением я хочу вернуть все свои заработанные деньги.

— О-кей. Роман, давай я возьму двухдневную паузу. Решу этот вопрос и наберу. А ты все-таки подумай над тем, чем бы тебе заняться в эфире, потому как люди ждут. Этот Роман Третьяков, который говорил всем правду в лицо, мог поставить любого орущего ублюдка на место, мог в двух простых предложениях объяснить, кто есть кто, нужен зрителю!
— Хорошо.
— Все пока.
— До свидания.
Поэтического настроения более не существовало. Я снова начал переживать, но настрой продюсера мне понравился. Приятно, когда ты нужен. Не успел я дойти до станции метро «Арбатская», как телефон снова завибрировал. Сегодня я нарасхват. На этот раз звонил папа:
— Ром, привет.
— Привет, пап.
— Как дела?
— Нормально вроде.
— Вчерашний выпуск смотрел?
— Нет.
— А продюсер случайно не звонил? На проект не предлагал вернуться?
— Не поверишь, мы только что говорили. Он был на редкость сговорчив.
— Это понятно. Думаю, ты должен это знать: во вчерашнем выпуске Оля согласилась провести вечер с Алессандро. Это парень, который к ней пришел. Он ее пригласил в ресторан. Затем они поехали к нему в квартиру. Оля осталась у него ночевать. Спали в одной кровати, и, по словам Алессандро, у них все было.
— Ух ты!
— Детали ты посмотришь самостоятельно. Оля на Лобном месте, конечно, от всего отпиралась, но выглядела она как посмешище. Все, повторяю все, не верят ни единому ее слову. А для тебя, как для ее мужчины, вчерашняя ее выходка просто унизительна. Роман, мне кажется, тебя именно по этой причине хотят видеть на проекте, чтобы насладиться твоими мучениями. Или прилюдно разорвать ваши отношения до конца. По-моему ей поставили ультиматум: либо она под кого-то ложится, либо до свидания. Деньги нужно отрабатывать. Тут еще мама кое-что хочет сказать. Трубку вырывает.
— Давай.
— Ромочка, привет! Это мама.
— Привет, мам.
— Вчера посмотрели серию, расстроились — не передать. Всю ночь проворочались, толком не спали. Обидно за вас, за Олю. Ее выставили такой дрянью, дальше некуда. Все происходит как мы предполагали. Обидно очень, что Оля все-таки не ушла за тобой с проекта. Так жалко, что проекту удалось унизить вас обоих в той мере, как им хотелось. Эта грязь будет продолжать литься на вас все время, пока Оля будет находиться там. Малейшее неповиновение обернется для вас новой порцией грязи. Обольют так, что за всю жизнь не отмоешься. И люди вместо радости от встречи будут плевать вам вслед. Это телевидение: как решат, так и будет. Захотят, возвысят до небес, захотят, опустят ниже некуда.
— Мам, думаю, я разберусь.
— Оля-Оля, какая непростительная глупость. Денег всех не заработаешь. А таким деньгам и сам не рад будешь. Вы молодые, красивые, у вас вся жизнь впереди. Деньги еще заработаете, а честь, ее беречь смолоду нужно. Ром, ни о каком возвращении не может быть и речи. Да и ни к чему тебе лезть туда снова. Оля, думаю, еще пожалеет. Наверное, испугалась трудностей или боится снижения своей популярности. Мне кажется, ей нечего бояться. Она без внимания и работы не останется, но показывать изнанку своей личной жизни — это уже слишком. Если еще есть время, подумай, все взвесь, стоит ли в это дерьмо снова соваться.
— Хорошо, мам. Ты не переживай. Я Оле сегодня позвоню и во всем разберусь. Она сделала уже все возможное для того, чтобы остаться на проекте, думаю, что он ей дороже.
— Наверное, ты прав, сын. Удачи тебе, и хранит тебя Господь.

— Люблю тебя, мам, пока.
— Пока.
Родители отчасти правы. Пусть она решила остаться на проекте, это ее выбор, но надо быть честным перед зрителем. Надо иметь смелость во всем признаваться. Телефон завибрировал. К моему удивлению, звонила Оля. Пипец! Просто «Д2» какой-то!
— Привет.— Я поздоровался очень сдержанно.
— Привет.— Она говорила бодренько, с огоньком. Будто ничего не случилось.— Котик, надо встретиться, все обсудить.
— Интересно, ты сама пришла к этой мысли?
— Ну конечно. Меня довольно часто посещают подобные мысли. Ты же знаешь, это все шоу, мне нужна какая-то история, чтобы находиться тут. А ты меня совсем забыл, не пишешь, не звонишь...
— Ты в своем уме?! Ты что там, окончательно спятила?
— Ну что ты ругаешься! — говорила Оля ангельским голоском.— Когда мы наконец-то встретимся?
— Я не знаю.
— Давай завтра в каком-нибудь кафе в Крылатском. У меня там будет фотосессия, чтобы по пробкам в центр не тащиться...
— Где именно? Крылатское огромное!
— Давай рядом с кинотеатром «Матрица», там напротив есть японский ресторан.
— Хорошо, я подъеду.
— Вот и чудненько. Целую тебя, котик.
— Пока.
Я положил трубку и толкнул входную дверь. Наконец-то я был дома!
______________________
(Спасибо, Чукча)

0


Вы здесь » Антихламур » Дом2 и другие реалити-шоу » Хомячьи шедевры