The Village поговорил с Ксенией Собчак, которая за последние месяцы из телеведущей превратилась в гражданского активиста, о протесте рассерженных горожан, одиночестве, страхе и звонках Путину.
Последние несколько месяцев Ксения Собчак носится между студиями телеканала «Дождь» и своего собственного политического ток-шоу «Госдеп-2», замыкает «белое кольцо» на Садовом и раздаёт цветы полицейским в Астрахани, выступает на митингах и дежурит у спецприёмников, где сидят протестующие, участвует в «народных гуляньях» и приходит на площади, которые продолжают оккупировать протестующие. Заметно, что Ксения устала, но энергии у неё ещё хватит надолго. The Village попытался выяснить, зачем она так живёт.
Что случилось тогда в декабре, почему у вас возникла идея пойти на митинг в первый раз?
У меня не было такой идеи, я проснулась и поняла, что не могу не пойти. Как-то всё само собой, естественным образом началось. Как всегда в жизни, не было никакого плана, никакой сложной интриги, просто понимаешь, что ты должен делать то, что должен.
Это было после Чистых прудов?
Нет, это было связано даже не с Чистыми прудами, а с выборами, с результатами выборов. Это было связано с общей ситуацией в стране, как-то всё вместе. Бывает вот такое, что накопилось, и только потом я поняла: накопилось не у меня одной, а у большого количества людей.
Почему сейчас люди не успокоились, хотя весной у многих возникло ощущение, что все смирились?
Мне кажется, было мнимое ощущение того, что власть что-то услышала. Медведев выступил со своим посланием, казалось, что сейчас будет какой-то сдвиг. Но не случилось.
А что мешает власти просто сказать: ну да, мы поняли какие-то ваши претензии и готовы их учесть?
Власть считает, что таким образом покажет слабость.
И наоборот — что заставляет успешных людей, у которых, в общем-то, всё нормально, вступать в конфронтацию с властью?
Это не конфронтация, мне кажется, это просто возможность для многих людей сказать, что они устали. Устали от несправедливости, устали от произвола.
Может ли что-то заставить этих людей перейти к радикальным действиям?
Ну не знаю, если это будет огромное количество людей, чтобы они могли не бояться. Они и так тайком приходили на митинги и так анонимно выражали свой протест, но страна так устроена, что все боятся высказаться.
А вас лично что может заставить взяться за грабли или бейсбольную биту?
Я вообще не хочу, я против. Вы поймите, я по своим религиозным убеждениям мирный человек.
Все люди мирные, но у каждого есть свой предел…
Я не знаю, где мой предел, я надеюсь, что до него никогда не дойду.
Хорошо, а вам нравятся те люди, которые сейчас оккупируют площади и бегают от ОМОНа, нравится такая форма не митинга уже, а лагеря?
Мне очень нравились первые митинги: Сахарова, Болотная, и мне не очень нравится то, что происходит сейчас. Не в том смысле, что я не поддерживаю этих людей, а в том, в какую сторону это катится. Я надеюсь, что вектор изменится, я буду очень стараться, но я не знаю, получится ли у меня в одиночку. Мне правда кажется, что люди не видят, что они сами, сами убивают свой же собственный протест.
Как думаете, что будет к осени?
Не знаю, будет ли восстание, но будет что-то... Митинг 12 июня многое покажет.
Вы помните 1993 год?
Ну так, смутно.
А потом с отцом не обсуждали те события?
Мы обсуждали, что это было страшное время, что никто не знал, как всё разрулится, никто не понимал последствий. Я не знаю, созрела ли ситуация для этого сейчас, не уверена в этом. Я много думала на эту тему, но у меня есть внутреннее ощущение, что сейчас это идёт в какую-то деконструктивную плоскость. Нет программы общих действий. Вместо того чтобы объединиться и что-то конкретно предложить, каждый продолжает свой протест.
По-моему, сейчас у протестующих только одна общая цель — это отставка Думы и президента.
Но этой цели невозможно прямо сейчас добиться. Нужно ставить реальные на сегодня цели. Я бы тоже хотела, чтобы это могло по мановению палочки случиться. Я сама была наблюдателем, сама выявляла эти нарушения, но разве это на что-то повлияло? Сколько мы об этом говорили, сколько задокументировано доказательств того, что фальсификации были… Дальше есть либо насильственное свержение власти — а это кровавый вариант, который приведёт ровно к такой же системе, только с другим человеком во главе, — либо надо эволюционно пытаться изменить ситуацию.
У вас есть какой-то рецепт разруливания сложившейся ситуации? Что могут предпринять протестующие?
В ближайшее время я, наверное, сформулирую, конечно.
Ну а какие-то общие тезисы уже есть?
Цель должна быть другой: объединяющей всех и реальной.
Например?
Давайте не всё сразу. Я пока не хочу об этом рассказывать публично.
Вы знаете, ваша риторика, как ни странно, очень похожа на риторику Тины Канделаки. Она ведь тоже говорит: «Я за эволюционное развитие общества, революция не нужна, мы должны все договориться друг с другом».
От того, что в чём-то у меня с кем-то схожая риторика, человек мне не ближе — она может у меня в каких-то местах быть схожа даже с Зюгановым… Слава богу, Тина думает таким образом, но мне кажется, что здесь вопрос искренности и того, за что ты это делаешь, за какие деньги или, наоборот, не за деньги. Это очень важно. Она, очевидно, это делает, идя на компромиссы с собой и за большие деньги, которые платятся напрямую Администрацией президента.
То есть, вы думаете…
Я не думаю, а знаю.
Как ваши друзья реагируют на то, что вы вдруг погрузились в политику?
По-разному. Беспокоятся, боятся, переживают.
Предлагал кто-нибудь тоже включиться в эту борьбу?
Нет, никто не предлагал.
А с кем из политиков вы дружите или общаетесь более-менее тесно?
Из политиков? Оппозиционных, вы имеете в виду?
Нет, любых.
Ну что это значит... с кем-то тесно общаюсь.
Ну вот с кем вы обсуждаете ситуацию в стране?
С Димой Гудковым, с Яшиным, с Алексеем Навальным.
А из «Единой России»?
Не скажу, чтобы с кем-то мы что-то обсуждали.
Хорошо. А ваши знакомые, связанные с властью, считают, что вы их как-то предали и перешли на сторону зла?
Я не знаю, как они считают. Главное, что я так не считаю. Я считаю, что друг — это не тот, кто льстит, а тот, кто может в глаза сказать правду, вот и всё. Мне кажется, я эту правду пытаюсь сказать. Но меня никто не слышит, не хочет слышать.
Какие локальные проблемы в Москве есть, которые лично вас волнуют?
Локальные проблемы?
Да, не связанные с федеральной властью, с общим устройством государства.
Ну слушайте, много таких проблем: мусор на дорогах, распитие спиртных напитков в общественных местах, — я считаю, это вообще главная проблема. Закон есть, закон принят, люди всё равно продолжают пить пиво на улице. Это всё неправильно.
Ещё.
Отключение горячей воды, система ЖКХ вообще, которая существует.
У вас горячую воду отключают в доме?
Да, конечно. Я просто вообще не понимаю. Это такая советская ещё, застарелая система. Вообще ЖКХ в жутком состоянии в Москве, это большая история. Образование, уровень образования, главные наши университеты — в каком они состоянии, что с ними происходит. Всё это.
У вас сейчас нет конфликта между гражданской позицией и работой журналистом?
Есть, конечно, я пытаюсь его решить, и мне кажется, что получается. Можно посмотреть «Госдеп-2», чтобы понять, что я к этому очень стремлюсь.
Жалко, что телевизор для вас закрывается?
Жалко в том смысле, что это моя работа. Я надеюсь, там останутся какие-то порядочные люди. Пока не знаю…
Вы не думали продолжить образование, после того как окончили МГИМО?
Я сейчас об этом думаю, вот появится много свободного времени и, может быть, продолжу. Второе высшее, либо юридическое образование, либо госуправление, чтобы как-то понимать, что происходит с государством. Чтобы можно было реально с этим бороться уже на профессиональном уровне.
Чего вы боитесь в жизни?
Раньше бы сказала — одиночества, а сейчас вообще ничего не боюсь.
Совсем ничего?
Чего-то боюсь, но у меня сейчас такое состояние, когда мне как бы… жизнь, какая была, она закончилась, сейчас будет другая. Какая — я не знаю.
А когда вы в суде ждали решения, было ощущение, что вот сейчас могут на 15 суток посадить, хотя бы гипотетически?
Нет, у меня статья была другая, 20.2.
Вы выучили их уже?
Да.
Вы пытались себе представить ситуацию, как вас отправляют в СИЗО?
Я не хочу представлять эту ситуацию. Надеюсь, её не будет.
В одном из интервью вы говорили, что семья для вас на первом месте и вы никогда не будете общественные и политические вопросы ставить выше личных.
Да, я это говорила.
И никогда не будете выступать против Владимира Путина.
А я не выступаю против Путина — я сто раз объясняла свою позицию, меня просто не слышат. Я выступаю против существующей системы, я хочу, чтобы она поменялась. Я любой вариант буду рада рассмотреть: если Путин изменит эту систему или если кто-то другой её изменит. Я просто считаю, что так жить больше невозможно. Я считаю, что только настоящий друг может сказать о том, что реально в стране происходит, сколько есть недовольства. Поэтому предательство — это когда ты предаёшь интересы человека или раскрываешь о нём какую-то информацию, которую он не хотел бы, чтобы люди знали. А когда ты пытаешься к нему просто достучаться и показать, что происходит в стране, мне кажется, это не предательство — это проявление, наоборот, честности.
У вас же наверняка есть возможность позвонить ему на мобильный или письмо написать.
Нет у меня никакой возможности позвонить ему на мобильный, откуда это всё…
Но вы же всё равно как-то общались.
Где вы видели, чтобы мы общались…
Ну это же не совсем чужой вам человек, правильно?
Что значит «не совсем»? Это человек, который работал с моим отцом, которому я очень благодарна…
Я имею в виду, что раньше вы же общались наверняка.
Я с ним общалась только на официальных мероприятиях, посвящённых каким-то трагическим датам, связанным с моим отцом.
То есть у вас не было каких-то случаев просто личного общения?
Как вы можете… Вы вообще представляете, что такое президент Российской Федерации? Я думаю, что у него вообще практически нет…
Но он же не в вакууме находится. У него есть семья, друзья какие-то.
Мне кажется, он даже с семьёй не очень часто общается, о чём вы говорите. Ближний круг — это два-три человека, с которыми он работает, бизнесмены, но это другая история.
Получается, что он находится в некоем вакууме и объяснить ему, что происходит на самом деле, очень сложно. Вероятна гипотеза такая?
Я думаю, да. Как на самом деле, я не знаю.
Мне просто интересно, есть ли какой-нибудь человек, который может понимать, что происходит в стране вообще?
Наверняка есть, но не я, я понимаю для себя и пытаюсь об этом говорить.
А кто бы это мог быть из людей, который бы понимал?
Кудрин… Думаю, Кудрин понимает всё.
Можно ещё вопрос последний?
Да.
Говорят, что вы очень точно следуете тенденциям и меняетесь в соответствии с максимально популярным трендом. Причём у вас меняется и образ жизни, и род занятий, зачастую круг друзей. Это у вас внутреннее ощущение эпохи и того, что сейчас самое важное, или расчёт?
Я иду туда, где мне интересно и где я на данный момент чувствую какой-то интерес жизни, пульс, который бьётся. Туда, где интереснее всего.
The Village